Только он

— Я х-хочу.
Калеб отыскал ее глаза, заглянул в них.
— Тогда почему же ты отодвинулась?
— Я… не привыкла к поцелуям. Это было… годы назад.
Черные ресницы опустились, скрыв всплеск страсти в глазах Калеба. Он испытал глубочайшее удовлетворение, узнав, что мужчина не прикасался к Виллоу в течение долгого времени. Даже если она и доступная женщина, ее нельзя обвинить в неразборчивости.
— Не беспокойся, душа моя. Мы сделаем все не спеша, постепенно, словно в первый раз.
Длинные пальцы Калеба погрузились в волосы Виллоу, стали легонько гладить ее кожу. Это было очень приятно, и она вздохнула. Он уловил шелест ее дыхания, когда касался ртом розовых губ, слегка нажал на них, заставив раскрыться. Когда язык Калеба снова коснулся девичьих губ, Виллоу не отпрянула. Он медленно двигал языком по чувствительным краям, и Виллоу затрепетала. Язык Калеба снова обжег ее своим прикосновением и наконец проник внутрь.
— Мята, — прошептал он, улыбаясь. — Поделись щедрее со мной.
Виллоу, поколебавшись, спросила:
— Как?
— Оближи свои губы.
Виллоу машинально повиновалась. Она не поняла, почему Калеб вдруг прищурил свои золотые глаза.
— Еще.
Он еще ниже опустил голову, чтобы его язык мог соприкоснуться с ее. Виллоу дрожала, крепко вцепившись в предплечье Калеба, но не отодвигала голову.
— Мята, — тихо повторил Калеб, ощущая новый прилив страсти. — Боже, теперь мята всегда будет напоминать мне об этом. Лизни мои губы, душа моя. Ты мне очень нравишься на вкус.
— Калеб, — прошептала Виллоу.
Это было все, что она могла сказать.
— Ты не помнишь, как это делается? — пробормотал он. — Ну ничего… Я покажу тебе.
Он пропустил язык между девичьими губами, лаская их нежную внутреннюю поверхность и тем самым показывая, какими чувствительными они могут быть. Она лежала немо и неподвижно, лишь сердце гулко колотилось в груди, и мечтала о том, чтобы все это никогда не кончалось
И время, кажется, остановилось.
— Теперь твоя очередь, — услышала Виллоу шепотом произнесенные слова.
Она издала тихий вздох разочарования, из которого Калеб заключил, что ей понравилась его ласка.
— Что-то не так? — спросил он, желая подразнить ее.
— Я не хочу, чтобы поцелуй кончался, — призналась Виллоу.
— Это пока еще не был поцелуй.
— Еще не был поцелуй? — удивленно переспросила Виллоу.
— Нет. — Его рот блуждал над приоткрытыми девичьими губами. — Но мы идем к нему, душа моя. Мы движемся к нему… Лизни мои губы.
Поколебавшись лишь мгновение, Виллоу повиновалась. Вначале она едва коснулась Калеба. Кратковременность ласки могла объясняться либо застенчивостью, либо опытностью женщины, которая знает, как распалить мужчину. Калеб по-охотничьи терпеливо ждал, понимая, что подобная чувственная игра распаляет их обоих, тем более, если речь идет о столь страстной партнерше, какой оказалась Виллоу.
Он не сомневался в ее страсти. Те отдельные вспышки пламени, которые он заметил, манили и притягивали его едва ли не больше, чем золотые волосы и упоительное, знойное тело. Эта страсть будила в нем какой-то особый отзвук, обвораживала, словно усыпляющая песнь сирены.
После нескольких прикосновений Виллоу осмелела. Ее язык скользил по застывшим в медленной, ленивой улыбке губам Калеба. Она обнаружила, что его губы гладкие и теплые, словно согретый солнцем атлас. Края его рта были столь же чувствительны, как и у нее, поскольку они вздрагивали от прикосновений ее языка. Мысль, что она может заставить дрожать это могучее тело пробудила в ней неведомое до того чувство. Страсть поднималась и разрасталась в ней, накрывая горячей волной.
Виллоу невольно еще сильнее прильнула к мужчине, от которого исходила сила и тепло и который нежно поддерживал ее. Ее язык снова медленно стал ласкать рот, дерзко раздвигая губы, ощущая вкус поцелуя — пряный вкус мяты, смешанный с мужским теплом.
Когда Виллоу наконец подняла голову, глаза Калеба были прикрыты, остались только узкие золотистые щелочки.
— Это был поцелуй? — шепотом спросила Виллоу
— Не совсем, — хрипло ответил Калеб.
— Я что-то упустила?
— Открой рот, и я покажу тебе.
— Как?
— Вот так, — выдохнул он. — Именно так.
Плавно наклонив голову, Калеб поймал рот Виллоу Кончик его языка ласкал внутреннюю поверхность губ, все более возбуждая ее. Когда его язык скользнул между ее зубов, она напряглась и издала прерывистый вздох.
— Почти то, что нужно, — сказал Калеб, не отрывая рта от Виллоу. — Открой чуть сильнее, душка. Дай мне почувствовать вкус твоего сладостного язычка.
Она колебалась лишь мгновенье, ибо искушение оказалось сильнее робости.
— Еще чуть-чуть, — увещевал Калеб, глядя на темно-розовые пухлые губы, будучи не в состоянии скрыть желание. — Лишь чуть-чуть… Я чувствую тебя…
Слова Калеба потонули в стоне, когда его рот прижался к приоткрытым губам Виллоу. Бархатное проникновение языка было одновременно шоком и откровением для нее. Медленно убрав язык, он затем еще глубже проник в ее рот, исторгнув у Виллоу короткий стон.
От этого звука каждый мускул тела Калеба напрягся. Он продолжал медленно и целенаправленно соблазнять рот Виллоу, дразнить и ласкать ее язык, заманивать в свой рот, демонстрировать, каким обжигающим может быть поцелуй. Томный танеи обольщения и отступления продолжался до тех пор, пока Виллоу не потеряла способности ощущать что-либо, кроме собственного бешеного сердцебиения и вкуса Калеба. От предплечья ее руки соскользнули ему на плечи, затем крепко обвились вокруг шеи. Калеб в ответ обнял Виллоу, и ее соски прижались к мускулистой груди.
Сладостный трепет пронизал Виллоу. Объятия сделались более тесными, он ритмично покачивал ее тело. Виллоу издала возглас удовольствия и инстинктивно открыла рот, словно приглашая к поцелую. Ее влекла эта могучая сила, эта способность чутко отвечать на зов ее тела.
Характер поцелуя изменился, он стал еще более глубоким, дыхание Виллоу прерывистым, движения ее тела неуправляемыми. Ее чувственное пламя сводило Калеба с ума. Он не встречал женщины, способной с такой страстью отдаваться поцелую, так зажечься и зажечь мужчину. Не знал он и того, что сам был способен на такую страсть, способен оказаться во власти желания, кроме которого в мире ничего не существовало.
Калеб забыл об игре обольщения и отступления, которую он вел, забыл об осторожности, обо всем, кроме девушки, которая пылала пламенем в его объятиях, сжигая в этом пламени его самого. Его ладони заскользили от спины к бедрам, лаская молодое податливое тело. В молчании его язык исступленно ласкал рот Виллоу, его пальцы жаждали отыскать средоточие ее страсти.
Одежда Виллоу не могла быть серьезной преградой для его рук, ибо у ее панталон внизу не было шва. Пальцы Калеба скользнули под тонкую материю и легли на мягкое, шелковистое, теплое гнездышко волос между ног. Некоторое время он перебирал их, затем его пальцы двинулись ниже, где раздвоенная плоть была еще мягче, еще теплее.
В смятении Виллоу напряглась. Она сжала ноги, схватила его за руку и попыталась оттащить ее. Но это было равносильно тому, чтобы сдвинуть гору.
— Нет, Калеб, пожалуйста, не надо!
— Все будет хорошо. — Голос Калеба был низкий и хриплый. — Я не сделаю тебе больно. Ты такая мягкая, горячая… все будет хорошо.
Его гибкие подвижные пальцы действовали все более откровенно и дерзко.
— Нет! Ты говорил только о поцелуях! Боже мой. Калеб, прошу тебя, не надо!
Несколько мгновений Калеб вглядывался в искаженное страхом девичье лицо. Оба они понимали всю тщетность ее сопротивления. Собственное тело предавало ее. В тех местах, где он касался ее, она была податливой, горячей, жаждущей. Калеб испытывал огромный соблазн, несмотря на ее мольбы, взять ее и погрузиться в жгучее пламя.
Виллоу чувствовала неодолимую силу Калеба, видела дикие огоньки в его глазах и молилась о том, чтобы он оказался человеком слова.