Джентльмены предпочитают блондинок

Мне пора присоединиться к остальным. Диадему я положу в сумочку — пусть Луи с Роббером решат, что я с ней не расстаюсь, — и мы пойдем по магазинам. А еще я как подумаю о леди Фрэнсис Бикман, меня смех разбирает.
3 мая
Вчера был упоительный день. Дело в том, что Луи с Роббером накупили нам с Дороти столько чудесных подарков! Но потом у них кончились все франки, что были с собой, и они заволновались, а как они заволновались, я попросила Роббера подержать мою сумочку и отправилась примерять блузку. Это его немного взбодрило, но Дороти, естественно, все время была рядом и с Роббера глаз не сводила, так что в сумочку залезть он никак не мог. Ничего, ему даже просто подержать ее было приятно.
Когда у них кончились франки, Роббер сказал, что ему нужно кое-куда позвонить, и он, наверное, позвонил леди Фрэнсис Бикман, а она, наверное, сказала: «Хорошо, действуйте!», потому что Роббер оставил нас в «Кафе де ла Пэ» — сказал, что ему надо отлучиться по делу, и вернулся он с целой пачкой франков. Так что они угостили нас ланчем, а после ланча мы опять немножко походили по магазинам.
Я все-таки понемногу учусь французскому. Например, если хочешь получить на ланч курицу с горошком, достаточно сказать «птипа» и «пуль». Французский — очень простой язык. Например, во французском слово «шейх» употребляют когда угодно, а по-английски мы так говорим только о мужчинах, которые похожи на Рудольфе Валентине.
Когда мы днем ходили по магазинам, я заметила, как Луи отвел Дороти в сторонку и что-то долго шептал ей на ухо. А потом я увидела, как Роббер ее отвел в сторонку и тоже что-то шептал ей на ухо. Когда мы вернулись в «Ритц», Дороти рассказала мне, о чем они шептали. Луи сказал Дороти, что если она украдет у меня бриллиантовую диадему, он даст ей тысячу франков, но только чтобы она его отцу ничего не говорила. Оказывается, леди Фрэнсис Бикман готова дорого за нее заплатить, потому что она ужасно рассердилась, а когда она так сердится, то ни о чем другом думать не может. Так что если Луи получит диадему тайком от своего папы, он все деньги оставит себе. А потом выяснилось, что когда Роббер шептался с Дороти, он предлагал ей сделать то же самое, но за две тысячи франков, но чтобы Луи ничего не знал, а он бы оставил деньги себе. Я считаю, что было бы замечательно, если бы Дороти смогла немного заработать, это придаст ей уверенности в себе. Завтра утром Дороти заберет бриллиантовую диадему и скажет Луи, что она ее украла и готова ему продать. Но сначала она получит от него деньги, а когда будет передавать ему диадему, войду я и скажу: «О, вот она, моя бриллиантовая диадема! А я ее везде ищу!»
И я заберу диадему. А она ему скажет, что оставит тысячу франков у себя, потому что днем она ее снова украдет. Днем же она продаст диадему Робберу, и, думаю, Робберу мы ее и оставим. Потому что мне Роббер очень нравится. Такой милый пожилой джентльмен, и они с сыном так трогательно друг к другу относятся! Американцам может показаться странным, что сын все время целует отца, но я думаю, это действительно очень трогательно, и еще я думаю, что нам, американцам, пошло бы на пользу, если бы наши отцы и сыновья друг друга любили так, как любят Луи и Роббер.
У нас с Дороти теперь столько всяких прелестных сумочек, чулок, платочков, шарфов и всяких прочих мелочей, а еще — очень симпатичные вечерние платья, все расшитые поддельными бриллиантами, только на платьях они называются не «стразы» а «рейнские камешки». По-моему, в «рейнских камешках» девушка выглядит просто восхитительно!
5 мая
Вчера утром Дороти продала поддельную диадему Луи. А потом мы получили ее обратно. Днем мы поехали в Версаль. Луи с Роббером были ужасно рады, что мы не пойдем по магазинам. Наверное, леди Фрэнсис Бикман им сказала, что всему есть предел. В Версале я пошла прогуляться с Луи, чтобы дать Дороти возможность продать диадему Робберу. Она ее Робберу продала, и он положил ее себе в карман. Но когда мы возвращались домой, я как следует подумала и решила, что поддельная бриллиантовая диадема все-таки вещь нужная Особенно если девушка в Париже и ей приходится всюду бывать с поклонниками французского происхождения. И еще я решила, что незачем приучать Роббера воровать драгоценности у девушек, тем более если девушки в Париже одни-одинешеньки и с ними даже нет джентльменов, которые могли бы их защитить. Поэтому я спросила у Дороти, в какой карман Роббер положил диадему, в автомобиле села с ним рядом и вытащила диадему у него из кармана.
Мы отправились ужинать в один прелестный ресторанчик, там Роббер сунул руку в карман и вдруг как завизжит! Будто что-то потерял. Они с Луи, как обычно, выдали по порции визга и пожимания плечами. Но Луи сказал своему папочке, что ничего у него из кармана не вытаскивал. Тут Роббер принялся плакать — от одной только мысли о том, что его сын мог выкрасть что-то у него из кармана. Мы с Дороти терпели сколько могли, а потом я им все рассказала. Мне на самом деле стало жалко Луи, поэтому я ему сказала, чтобы он прекращал плакать — это были всего-навсего стразы. И я их ему показала. Тогда Луи с Роббером, вытаращив глаза, уставились на нас с Дороти. Да, похоже, парижские девушки уступают по количеству мозгов американским.
Ну вот, когда все это закончилось, Луи с Роббером так расстроились, что мне стало их очень-очень жалко. И тут мне в голову пришла замечательная мысль. Я им сказала, что завтра утром мы пойдем в ювелирный магазин, и они там купят еще одну поддельную диадему для леди Фрэнсис Бикман, а продавца мы попросим выписать счет на сумочку, и этот счет они предъявят леди Фрэнсис Бикман вместе со всеми остальными. Все равно леди Фрэнсис Бикман настоящей бриллиантовой диадемы в глаза не видала. А Дороти сказала, что леди Фрэнсис Бикман так плохо разбирается в бриллиантах, что ей вообще можно было бы кусок льда подсунуть, только лед, к сожалению, тает. А Роббер смотрел на меня, смотрел, а потом поцеловал меня в лоб, и мы все исполнились такой любовью друг к другу!
Остаток вечера прошел восхитительно. Мы в конце концов все друг друга поняли, и мы с Дороти вполне можем поддерживать платоническую дружбу с такими чудесными джентльменами, как Луи и Роббер. Собственно говоря, у нас есть много общего, особенно когда дело касается леди Фрэнсис Бикман.
Они собираются отдать леди Фрэнсис Бикман поддельную бриллиантовую диадему и выставить ей довольно большой счет, а я посоветовала Робберу, если она начнет возмущаться, спросить ее, знает ли она о том, что в Лондоне сэр Фрэнсис Бикман каждый день посылал мне орхидей на десять фунтов. Это ее так разозлит, что она никаких денег на бриллиантовую диадему не пожалеет.
Так вот, когда леди Фрэнсис Бикман выплатит им деньги, Луи с Роббером устроят в нашу честь ужин в «Спросе». А когда в субботу сюда приедет мистер Эйсман, мы с Дороти попросим его дать в «Спросе» ужин в честь Луи и Роббера, потому что они помогли нам, двум американским девушкам, которые оказались в Париже совершенно одни и ни слова не знали по-французски.
Луи с Роббером пригласили нас сегодня вечером в гости к сестре Роббера, но Дороти говорит, лучше не пойдем, потому что на улице дождь, а у нас новехонькие зонтики, причем очень миленькие, и Дороти ни за что не согласится оставить новенький зонтик в прихожей какой-то там француженки, а сидеть в гостях с зонтиком неприлично. Лучше уж мы дома посидим, так надежнее. Так что мы позвонили Луи и сказали, что у нас болит голова, но за гостеприимство огромное спасибо. Именно благодаря гостеприимству таких людей, как Луи с Роббером, мы, американцы, и считаем Париж божественным.
 
Глава 5
В центре Европы
16 мая
Я очень давно ничего не писала в дневнике, потому что в Париж приехал мистер Эйсман, а когда мистер Эйсман в Париже, мы все время занимаемся одним и тем же.
То есть мы ходим по магазинам, потом на шоу, потом на Момарт, а если ты с мистером Эйсманом, ничего интересного и не происходит. Я даже не стала дальше учить французский — я считаю, пусть этим занимаются те, кому, кроме как говорить по-французски, делать больше нечего. В конце концов мистер Эйсман, кажется, совершенно потерял интерес к хождению по магазинам. Он прослышал, что в Вене очень дешево продается какая-то пуговичная фабрика, и решил, что неплохо было бы иметь пуговичную фабрику в Вене. В Вену он и отправился, сказав, что сыт по горло рю де ла Пэ. А еще он сказал, если окажется, что Вена может помочь расширить кругозор, он нас с Дороти туда вызовет — мы приедем в Вену и постараемся там чему-нибудь научиться. Потому что мистер Эйсман хочет, чтобы я прежде всего расширяла кругозор, а не таскалась по магазинам.