Кир Великий. Первый монарх
— Я приехал сюда, — заявил он хозяевам дома, — поскольку стрела, пущенная моей рукой, попала в Митрадата, сына вашего вождя. У меня не было причин его ранить, если не считать, что он пытался наехать на меня. Но судьями в этом деле должны быть вы.
Безоружный, весь покрытый пылью, в круглой войлочной шапочке, кафтане, перехваченном поясом мальчика, одетый в кожаные штаны и мягкие сапоги для верховой езды, Кир рассказал слушателям о встрече на тропинке, тщательно подбирая выражения, чтобы им стало ясно, как это случилось. После этого благородные маспии провели совещание и объявили, что дело не подлежит их суду; его должны были решить кави, вожди. Перед отъездом Кир осторожно отхлебнул глоток воды и откусил кусочек хлеба, предложенный женщинами.
Митрадат не умер от раны, но стрела покалечила его бедро так, что он не мог сидеть верхом на боевой лошади и вступить в асваран — кавалерийский отряд. С тех пор он не расставался с палкой, без нее ходьба причиняла ему сильную боль. За это повреждение кави маспиев не стали требовать компенсацию от семьи Камбиса.
— Ты действовал в гневе, — впоследствии подвел итог для сына Камбис. — Лишь после ты проявил находчивость, поскакав прямо к сородичам Митрадата. Теперь Митрадат может искать случая тебя убить. Хотя я не верю, — задумчиво добавил Камбис, — что он это сделает. Твоим наказанием будет рубец, который у тебя останется.
— Что за рубец?
— На твоей памяти.
Хотя в то время Кир редко думал об этом, он все-таки понял, что его снисходительный отец предсказал верно. Его неосторожность принесла беду так же быстро, как удар грома следует за молнией. Той осенью, после праздника урожая, хотя Кир и не достиг положенного возраста, отец велел ему дать клятву воина. У двух жертвенников ему вручили ритуальное оружие асварана: длинный острый меч из железа, двойной пояс и железный шлем. Пока служители отмывали его руки в речной воде, он не сводил глаз со священников у алтарей. Одетые в белые одежды священники молча смотрели в небо, ожидая какого-либо знака, который можно было посчитать благоприятным для царского сына. Они ждали появления среди звездных гроздей кометы или проблеска Золотого тельца. А Кир тем временем думал, что меч, конечно, древнее оружие арийцев, но гораздо менее эффективное, чем копье или новые скифские луки. Затем он вспомнил, как на соляном болоте всю ночь прождал появления Ази-Дахаки, а услышал лишь голос Митрадата.
Странная это была судьба, удалившая сильного Митрадата из отряда асваран вопреки его стремлению, а его, Кира Ахеменида, сделавшая воином против желания. Тоскливо посмотрел он через ущелье на очертания утеса, где нашел убежище в пещере Анахиты. Действительно ли невидимые боги вершат судьбы людей? Кир в это не верил. Судьба зависела от его ума и рук, а на железный меч, которым он владел не слишком хорошо, Кир не надеялся.
Когда на тропе, ведущей к конюшням, он снова встретил калеку Митрадата, у Кира на поясе висел меч. Маспийский принц, прихрамывая, опирался на плечо девушки Кассанданы, но, увидев Кира, отнял руку и попытался идти самостоятельно. Кир отступил с тропинки в сторону. Глаза Митрадата вспыхнули тихой ненавистью, и он не промолвил ни слова приветствия царскому сыну. Когда они прошли мимо, Кассандана повернула аккуратную головку и быстро взглянула вслед Киру.
* * *Когда Киру пошел пятнадцатый год, его отцу потребовалось доставить в подарок мидийскому двору табун лошадей, и, прежде чем отправиться в путешествие, Камбис объявил своим хранителям закона и главам кланов, что молодой Пастух является его наследником, как сын от первой жены. После чего Кир опустился на колени, вложил руки между заскорузлых рук отца и поклялся рукой и сердцем служить царской славе, хранить царский мир и никогда не поднимать руку против Камбиса, царя Аншана. Так называли они свои пастбища, простиравшиеся от Парсагард до пограничных камней всемогущей Мидии. Издревле у персов существовал закон, по которому перед отъездом из своих земель царь должен был назвать своего преемника — с тем чтобы в случае его гибели в путешествии персидская знать не воевала между собой из-за наследства. Хранители закона следили за его исполнением, и, как они говорили, благодаря ему Три племени жили в мире со времен Ахемена до Камбиса. Хотя Кир желал бы знать, сколько вождей на самом деле желали носить странную корону из уложенных кольцами перьев с гребнем в виде серебряных крыльев, увенчанную солнцем с золотыми лучами.
Правда, когда на вершинах вокруг Парсагард зажигались сигнальные огни, почти все вожди, ликуя, собирались сюда. Этот знак созывал весь асваран вооружиться и направиться на север в Мидию, чтобы принять участие в войне на стороне мидян. Те, кто командовал на таких войнах, становились кшатрами, или военачальниками. Остальные возвращались с добычей, чтобы украсить своих жен и свои дома, заплатив третью часть в царскую казну. Конечно, некоторые не возвращались домой; о подвигах погибших рассказывали на всех семейных собраниях и прославляли их как героев.
Камбис, отказавшийся от должности военачальника, сухо говорил, что гораздо полезнее быть живым землепашцем, чем мертвым героем.
Гирканец Эмба с этим никак не мог согласиться.
— Великий царь Мидии, — заметил он, — которого прозвали Копьеметателем, привез из богатых земель много добычи; даже его слуги пахнут душистыми мазями, а потолок в его дворце обшит самым лучшим золотом. Гораздо приятнее и выгоднее бить мух для Копьеметателя, чем ухаживать за лошадьми у твоих ворот.
Никто не бил мух и не отгонял их от низкого столика, когда в отсутствие отца Кир садился в царское кресло из слоновой кости. Ласточки и черные дрозды слетались поклевать крошки на каменном полу рядом со столами, установленными во внутреннем дворике, который служил и приемным залом и где с восточной стороны высился мраморный резной трон. Эти птицы повсюду оставляли помет; закон персов запрещал причинять им вред. А дородный Камбис, постоянно находившийся в движении, приказал слугам носить за собой стул из слоновой кости, чтобы в любом месте он мог сесть и приступить к судебному разбирательству.
Прежде чем подавать еду на стол, слуги ждали, пока Кир совершит ритуал Ахеменидов. Вскинув руки, он обращал голову к небу и произносил:
— Мы приветствуем духов прирученных животных и лечащих нас диких трав; мы приветствуем свой народ, мужчин и женщин, где бы они ни были, имеющих справедливые намерения и чистую совесть. — Затем, подняв бирюзовую чашу, он продолжал:
— Мы жертвуем тому, кто создал всех нас, дал нам свет огня и солнца, сделал так, чтобы ключи били, дороги вели к речным бродам, а стремительные потоки стекали с гор ради благоденствия человека. — С этими словами он проливал воду на каменный пол, словно на сырую землю.
Обычно в конце трапезы, когда появлялись вкусные медовые пироги, засахаренные фрукты и сыр, начинала петь флейта и поднимался пожилой поэт. Раскинув руки и поклонившись, он говорил нараспев:
— Слушай меня, Кир, сын царя Ахеменида!
Желая польстить хозяевам, эти бродячие поэты всегда пели о жизни и подвигах Ахемена. Кир отчаянно скучал, слушая о подвигах своего ставшего легендарным предка. Ахемен побеждал всех врагов при помощи благородного скакуна и смертоносного меча. Он даже срубил все три головы Ази-Дахаки. Некоторые поэты утверждали, что одним ударом, а иные говорили, будто он взмахнул мечом трижды. Но Кир знал, что Зло не умерщвлено; оно ждет совсем рядом, выдыхая ядовитые пары, когда опускается тьма. Он думал об Ахемене, пока не решил, что герой этих битв не более чем память о времени, когда кочующие персы нашли огромных нисайских коней и длинные железные мечи, выкованные кузнецами где-то в северных горах. Сев на этих коней и вооружившись этими мечами, древние персы стали побеждать врагов в сражениях. Первый Кир, прародитель Пастуха, еще претендовал на прекрасные фруктовые сады побережья Соленого моря гирканцев на севере. Эта земля, как тотчас же заметил Эмба, теперь находилась в центре обширных владений Мидии.