Украденный Христос
Мэгги чуть подождала, чтобы Франческа и Аделина уже наверняка покинули парадную, затем выключила свет и вышла через великолепный холл Росси, мимо комнаты с сейфом и дневником в нем, который теперь было не прочесть, чтобы выяснить, уволят ее или нет.
И вот она заперла входную дверь и нажала кнопку лифта. Сегодня он ехал дольше обычного. Когда дверцы открылись, она поняла почему. Впервые в жизни, и то на мгновение, Мэгги столкнулась лицом к лицу с мистером Брауном. Должно быть, его личный лифт по каким-то причинам не работал. Перед ней был тот самый обитатель пентхауса, который, вопреки правилам, спускался обычным лифтом в персональный гараж, чтобы встретиться с высокопоставленными гостями. Мэгги никогда не доводилось его рассмотреть. В те редкие секунды, когда она за ним наблюдала, мистер Браун носил скрывавшую лицо широкополую шляпу.
Зрелище пригвоздило девушку к месту. Его голова была непомерно большой, словно у каменного идола. Лицо обрамляла копна седоватых волос, платиновым ореолом подчеркивая крупный нос и тяжелый подбородок. Кости Брауна были широкие, с узловатыми пальцами и, судя по всему, стальной хваткой. Немногим, наверное, удавалось выдерживать его взгляд, неумолимый и властный. Что до костюма, тот был под стать владельцу – сама солидность и качество, какое не снится простым смертным.
Дворецкий почти тотчас загородил его собой, но Мэгги увидела достаточно, чтобы сделать три вывода. У нее была хорошая память на лица, и это лицо определенно не попадалось ей ни в «Вог», ни в «Пипл », ни где-либо еще. На заурядного «мистера Брауна» он и близко не походил; но каким бы ни было его настоящее имя, человек этот ко всем относился пренебрежительно, а сейчас – конкретно к ней. Она почти кожей ощущала его презрение.
– Извольте подождать,– холодно осадил ее дворецкий и нажал кнопку лифта.
Его приказной тон уязвил Мэгги, однако она кивнула, глядя сквозь него, будто бы все еще видела мистера Брауна. Когда двери закрылись, она поняла, что стоит затаив дыхание. Потом лифт поднялся – пустой, и Мэгги вошла в него, стараясь не смотреться в зеркало. Она сегодня уже убедилась в своей убогости, глядя на Аделину в шляпе от Грэма Смита, получила намек на расточительность от Франчески, была позорно уличена в стремлении прыгнуть выше головы и в довершение всего получила от мистера Брауна заверение в собственном полном ничтожестве…
Мэгги промокнула глаза, чтобы швейцар Сэм не заметил ее слез.
Глава 5
Утро вторника
Феликс почувствовал, как «конкорд» сбавил скорость, готовясь приземлиться в аэропорту имени Кеннеди. Билет он забронировал поздно, из-за чего ему досталось место в хвосте, где укачивало сильнее. Еще немного, и самолет начнет приземляться подобно неуклюжему лебедю, высоко задрав нос и распластав крылья против ветра, готовясь коснуться колесами земли и завершить свой одинокий полет. Впрочем, посадки нравились Феликсу куда больше взлетов – подъем на шестьсот метров в минуту вдавливает пассажиров в кресла, словно космонавтов в ракетах. Потом раздается низкий гул сопел, возвещающий преодоление звукового барьера, и вот уже облака далеко внизу, а впереди – темно-лиловая бездна с крутым изгибом земли под крылом…
К своему облегчению, пока что Феликс не увидел ни одного знакомого лица. Пассажиры «конкордов» составляли нечто вроде клуба; чтобы в него войти, нужно было не только иметь девять тысяч на билет, но и вечно куда-то спешить.
Феликс взялся читать, однако взгляд так и притягивало к дипломату, который он прихватил в салон ручной кладью, опасаясь, что перепад температур повредит бесценным нитям. А стоило закрыть глаза, как возникала картина из прошлого, от которой становилось не по себе: через Центральный парк бежит с плачем мальчик в ермолке, а ватага мальчишек несется за ним и кричит: «Жид, жид, покажи рога!» Эта короткая сцена запала Феликсу в душу, но ему так и не хватило мужества спросить, случилось ли это наяву, а если наяву, то преследователем он был или жертвой. Теперь Энея умерла, и ему никогда не узнать ответа.
Феликс взял пустой бланк таможенной декларации. На душе скребли кошки. В своих грезах он совершенно выпустил эту деталь из виду. Всякий честный человек на его месте должен вписать туда: «Две нити Туринской плащаницы с запекшейся кровью». Сделай он так, его тут же схватят: вывоз похищенных культурных ценностей считается преступлением.
Не успел он обрадоваться, благополучно вернувшись в отель, вынув нити из микроскопа и поместив их в чашку Петри со стерильной средой, как вдруг вспомнил о таможне. Правда, для пассажиров «конкорда» вероятность обыска была невелика. Пустой бланк больше смущал его тем, что напоминал о грехе. Даже сейчас Феликс не мог поверить, что украл нити, поправ величайшую из святынь христианского мира – пусть в малом, пусть незаметно…
Бумага в его руке задрожала: самолет поднял нос, а двигатели взревели, выводя махину на посадку. Треугольные крылья загородили Феликсу обзор, но он почувствовал, как колеса коснулись земли – спустя три часа сорок пять минут после взлета. Почти тут же нос провалился вниз, отчего у Феликса засосало под ложечкой. Что говорить, первый класс в «Боинге-747» давал «конкорду» немалую фору.
Пока они катили к аэродрому, Феликс вписал в формуляр свои имя, фамилию, серию паспорта и адрес на Пятой авеню. Потом, когда больше оттягивать момент лжи стало невозможно, подчеркнул слово «нет» в графе о налогооблагаемом багаже, презирая себя всей душой.
Когда самолет наконец замер и большая часть пассажиров высыпала на трап, Феликс, нагнув голову, отправился к двери – потолок сверхзвукового «конкорда» был низок для всякого выше метра семидесяти пяти. Персонал «Эр Франс» со свойственной ему обходительностью вернул плащи и шляпы, проверенные при посадке в Париже. В зале прибытия Феликс и прочие любители частых перелетов, минуя основную очередь, прошли к голубым автоматам INSPASS. Там он вставил свою идентификационную карточку и прижал ладонь к датчику для считывания отпечатка ладони. В зале таможни их уже ждал выгруженный с самолета багаж. Наряду с остальными девятьюстами девятью пассажирами Феликс приблизился к таможеннику, чье лицо казалось наиболее дружелюбным. Как назло, минутой позже этот улыбчивый таможенник заставил какого-то седовласого господина, одетого в шикарный, шитый на заказ костюм, открыть кейс для проверки содержимого. Стоит ли упоминать, что лайковый кейс стоил три тысячи долларов? У Феликса был именно такой, да еще полдюжины «двоек» этого же кутюрье, потому он знал цену наверняка.
Он уже начал подумывать, не переметнуться ли в другую очередь, как вдруг таможенник поднял голову и перехватил его взгляд. Феликс нервно улыбнулся в ответ и остался на месте, чувствуя, как шелковая рубашка промокает от пота. Похоже, пока они с седым джентльменом тряслись на сиденьях «конкорда», руководство аэропорта окончательно спятило и решило обыскивать всех, невзирая на положение.
Феликс затравленно оглянулся. Лицо одного из приезжих показалось ему смутно знакомым. Пока он вспоминал, где мог его видеть – вытянутый подбородок, тонкогубый рот и вьющиеся медно-рыжие волосы,– человек вышел из очереди и пошел ему навстречу.
– Вы – доктор Росси, я прав? – спросил он и протянул Руку.
– Да. – Феликс пожал ладонь, все еще вспоминая, где они встречались.
Старому знакомому было около сорока, и говорил он с английским акцентом.
– Джером Ньютон из «Тайме», помните?
– Точно! – Его наконец осенило.
Ньютон принадлежал к английской трудящейся аристократии. Он посвятил себя тому, что выбирал какую-либо область человеческой деятельности и выискивал наиболее выдающиеся фигуры для репортажей. Феликс попал в его статью под названием «Новые генетики». Когда-то, в середине девяностых, он написал и другую, «Исследователи плащаницы». Феликс разнервничался больше прежнего.
– Рад снова встретиться,– выдавил он, мельком поглядывая, как продвигается проверка лайкового кейса.