Конь и его мальчик

– Шаста… то есть, Кор, – перебила его Аравита, – дай мне сказать. Мне очень стыдно, что я тебя обижала. Но я изменилась еще до того, как узнала, что ты принц. Честное слово! Я изменилась, когда ты вернулся, чтобы спасти нас от льва.
– Он не собирался вас убивать, – сказал Кор.
– Я знаю, – кивнула Аравита, и оба помолчали, поняв, что и он, и она беседовали с Асланом.
Наконец Аравита вспомнила, что у Кора перевязана рука.
– Ах, я и забыла! – воскликнула она. – Ты был в бою. Ты ранен?
– Так, царапина, – сказал Кор с той самой интонацией, с какой говорят вельможи, но тут же фыркнул: – Да нет, это не рана, это ссадина.
– А все-таки ты сражался, – сказала Аравита. – Наверное, это очень интересно.
– Битва совсем не такая, как я думал, – сказал Кор.
– Ах, Ша… нет, Кор! Расскажи мне, как король узнал, что ты – это ты.
– Давай присядем, – сказал Кор. – Это быстро не расскажешь. Кстати, отец у меня – лучше некуда. Я бы любил его точно также… почти также, если бы он не был королем. Конечно, меня будут учить и все прочее, но ничего, потерплю. А история моя такая: мы с Корином близнецы. Когда нам исполнилась неделя, нас повезли к старому доброму кентавру – благословить, или что-то в этом роде. Он был пророк, кентавры часто бывают пророками. Ты их не видела? Ну и дяди! Честно, я их немножко боюсь. Тут ко многому надо привыкнуть…
– Да, – согласилась Аравита, – ну, рассказывай, рассказывай!
– Так вот, когда ему нас показали, он взглянул на меня и сказал: «Этот мальчик спасет Орландию от великой опасности». Его услышал один придворный, лорд Бар, который раньше был у отца лордом-канцлером и сделал что-то плохое (не знаю, в чем там дело), и отец его разжаловал. Придворным оставил, а канцлером – нет. Вообще, он был очень плохой – потом оказалось, что он за деньги посылал всякие сведения в Ташбаан. Так вот, он услышал, что я спасу страну, и решил меня уничтожить. Он похитил меня – не знаю, как – и вышел в море на корабле. Отец погнался за ним, нагнал на седьмой день, и у них был морской бой, с десяти часов утра до самой ночи. Этого Бара убили, но он успел спустить на воду шлюпку, посадив туда одного рыцаря и меня. Лодка эта пропала. На самом деле Аслан пригнал ее к берегу, туда, где жил Аршиш. Хотел бы я знать, как звали того рыцаря! Он меня кормил, а сам умер от голода.
– Аслан сказал бы, что ты должен знать только о себе, – заметила Аравита.
– Да, я забыл, – сказал Кор.
– Интересно, – продолжала она, – как ты спасешь Орландию.
– Я уже спас, – застенчиво ответил Кор.
Аравита всплеснула руками.
– Ах, конечно! Какая же я глупая! Рабадаш уничтожил бы ее, если бы не ты. Где же ты будешь теперь жить? В Анварде?
– Ой! – сказал Кор. – Я чуть не забыл, зачем пришел к тебе. Отец хочет, чтобы ты жила с нами. У нас при дворе (они говорят, что это двор, не знаю уж – почему). Так вот, у нас нет хозяйки с той поры, как умерла моя мать. Пожалуйста, согласись. Тебе понравится отец… и Корин. Они не такие, как я, они воспитанные…
– Прекрати! – воскликнула Аравита. – Конечно, я соглашаюсь.
– Тогда пойдем к лошадям, – сказал Кор.
Подойдя к ним, Кор обнял Игого и Уинни, и все рассказал им, а потом все четверо простились с отшельником, пообещав не забывать его. Дети не сели в седла – Кор объяснил, что ни в Орландии, ни в Нарнии никто не ездит верхом на говорящей лошади, разве что в бою.
Услышав это, бедный конь вспомнил снова, как мало он знает о здешних обычаях и как много ошибок может сделать.
Уинни предалась сладостным мечтам, а он становился мрачнее и беспокойней с каждым шагом,
– Ну что ты, – говорил ему Кор. – Подумай, каково мне. Меня будут воспитывать, будут учить – и грамоте, и танцам, и музыке, и геральдике, а ты знай скачи по холмам, сколько хочешь,
– В том-то и дело, – сказал Игого. – Скачут ли говорящие лошади? А главное – катаются ли они по земле?
– Как бы то ни было, я кататься буду, – сказала Уинни, – думаю, они и внимания не обратят.
– Замок еще далеко? – спросил конь у принца.
– За тем холмом, – отвечал Кор.
– Тогда я покатаюсь, – сказал Игого, – хотя бы в последний раз!
Катался он минут пять, потом угрюмо сказал:
– Что же, пойдем. Веди нас, Кор Орландский.
Но вид у него был такой, словно он везет погребальную колесницу, а не возвращается домой, к свободе, после долгого плена.