Кровавый удар

Все деньги — это тысяча долларов из судовой кассы. Вот что значит валюта в стране с плановой экономикой.
— Очень жаль. А где Дин?
— Внизу. Красит.
Я скатился вниз по трапу. Дин красил угол каюты для мужского экипажа.
— Ого! — сказал он, как всегда, спокойно, но с легкой опаской, — Привет.
Я вытащил журнал из кармана. Сердце у меня отчаянно колотилось. Я нашел нужную страницу и бросил на койку перед Дином.
— Узнаешь кого-нибудь?
— А то! — ответил он. На фотографии был изображен я за рулем "Урагана", небритый, взирающий на мир из-под копны черных волос. Рядом, положив мне руку на плечо, улыбаясь горделивой улыбкой владельца, х гигантской сигарой в зубах стоял Невилл Глейзбрук. — Это же ты, так? А тип рядом с тобой, который с сигарой, это мистер Джонсон.
— Ты уверен?
— А то!
— Да. Я тоже.
 
Глава 31
Я сбросил свои задубевшие от соли тряпки и переоделся. Надо все спокойно обдумать. Если Невилл Глейзбрук неравнодушен к своему полу, мне на это наплевать. Но когда королевского министра фотографируют на месте преступления с наемными мальчиками, это уже другое дело. Особенно когда эти самые мальчики так проводят время, свободное от службы на подводных лодках Союза Советских Социалистических Республик. Вполне логично предположить, насколько ему не хотелось, чтобы об этом узнали.
У меня были и другие предположения.
Пора бы их проверить.
Я пошел в сарай на набережной, где помещался оргкомитет гонок. Там сидела очень деловая льняная блондинка. Всего через полчаса она доставила на "Лисицу" переносной телефон. Я сделал заказ и через тридцать пять минут уже говорил с Англией.
Гудки были тоненькие — что значит портативный телефон. Я отсюда видел их: Кристофер и Рут машут ракетками на закрытом корте, телефон и кувшин "Пиммза" на столике возле живой изгороди из коротко подстриженных тисовых деревьев. Тут же трутся несколько избирателей, купаясь в лучах славы члена парламента и дочери министра. И грозовые облака, невидимые за линией горизонта в Финляндии.
— Алло? — Голос Рут, тонкий, как у школьницы. Я попросил позвать Кристофера. Она сказала:
— А нельзя подождать? Он как раз играет сет.
— Мне нужен Кристофер, — сказал я.
В трубке потрескивало расстояние в тысячу миль.
— Но...
— Это не имеет отношения к тебе. И К твоему любовнику.
— Подожди, — сказала она.
Голос у Кристофера был запыхавшийся, но напыщенный, как всегда.
— Послушай, — сказал он. — Какого...
Я спросил:
— Ты хотел бы оказаться в центре скандала?
— Да какого...
— Ты напишешь письмо Невиллу Глейзбруку, — сказал я. — Поставишь сегодняшнее число. Наклеишь марку. И откажешься от должности его личного парламентского секретаря. Немедленно.
Последовало молчание, как будто его оглушили ударом по голове. Наконец он произнес:
— Объясни, пожалуйста.
Я отметил это "пожалуйста". Напыщенность исчезла. Теперь голос звучал настороженно — так бывают насторожены животные, за которыми охотятся.
— Леннарт Ребейн встречался с тобой в Чатеме? — сказал я. Это была догадка, но удачная догадка.
— А кто он такой?
Я сказал, что Кристофер прекрасно знает, кто такой Ребейн. Снова молчание.
— Ну так что? — спросил он.
— Что он говорил тебе?
— Что-то нелепое о нашем отце.
— Это нелепо, но правда. А ты знал, что твой тесть пытался соблазнить его на вечеринке гомиков?
— Чушь, — сказал Кристофер. Но в его голосе не было уверенности.
— Или ты спровадил Ребейна и сбежал, или просто торопился уйти. Одним словом, ты его отшил. А я как раз сообщил, что мы на подходе. И он отправился ко мне. Глейзбрук был на "Вильме". Леннарта последний раз видели на "Вильме" примерно в одиннадцать пятнадцать. А в одиннадцать тридцать мы налетели на его лодку, полную воды.
Кристофер промолчал.
Я сказал:
— Кто-то держал Ребейна под водой, пока он не утонул, потом затопил его лодку и пустил в море. В это время на парусниках пели. Никто ничего не слышал. Его гибель должны были принять за несчастный случай. Но им повезло. Мы переехали лодку, а Ребейн зацепился за наш винт.
— Кто же его убил? — В голосе Кристофера звучала теперь признательность, смешанная с ужасом.
— Есть такая служба безопасности, — сказал я. — Называется "Противовес". Они три раза пытались убить меня, чтобы завладеть фотографиями, на которых Невилл Глейзбрук заигрывает с моряками. Пленка у одной эстонки, она работала в полиции, а сейчас находится в Хельсинки. За ней охотятся русские. Уноси ноги, Кристофер.
Наконец он спросил:
— А ты уверен?
В его голосе слышалось напряжение. Кажется, он складывал два плюс два и у него начало что-то проясняться в голове.
— На сто процентов, — ответил я.
— Я тебе признателен. — Все его высокомерие исчезло. Теперь это был младший брат, который благодарит своего старшего брата за то, что тот избавил его от забияки на детской площадке.
— Не за что. Можно Рут на два слова?
— Рут? О Господи! Конечно.
Рут говорила резким, холодным тоном.
— Что ты с ним сделал? Он похож на треску, выброшенную на берег.
— Как зовут любовника? — спросил я.
— Пошел к черту! — Она так и обдала меня презрением.
— Пропечатаю в газете, — сказал я.
— Ты ничтожество.
— От такой слышу. Ну, как его зовут?
Она назвала имя.
— Спасибо, — сказал я.
Она швырнула трубку.
Телефон зазвонил. Это была Надя. Голос у нее был жизнерадостный, журчал, как ручеек.
— В оргкомитете гонок мне дали твой телефон. Я в Хельсинки, — сообщила она.
Я объяснил ей, где нахожусь. Мне хотелось сказать, что я ее люблю. Но были и более срочные вещи. Снаружи узел был гладким, как корзинка, каждое волокно на месте. Но в середине был уродливый колтун, и я хотел его распутать.
Я сказал:
— Скажи, когда мы поехали к могиле моего отца, откуда твои коллеги узнали, где нас искать?
Она немного удивилась.
— Я же тебе говорила. Наверное, поставили электронное устройство у меня в машине.
— Значит, они тебя уже подозревали.
Она жестко засмеялась.
— Все знали, что я встречалась с тобой в Англии. Я написала об том в отчете.
— Почему же они преследуют тебя?
— Никто не знает, почему делает что-либо Сергей Грузкин, — сказала она. — Может быть, у него с кем-то сделка. Если он не хочет сказать тебе, ты никогда не узнаешь.
Я немного подумал об этом. Наконец попросил Надю:
— Позвони этому Грузкину.
— Что-о-о?
— Позвони ему. Спроси, как все произошло. Как старая сотрудница.
Она помолчала. Потом проговорила:
— Он русский мерзавец. Очень плохой человек.
— Но он же тебе ничего не может сделать.
Она подумала. И вдруг захихикала.
— А правда, — сказала она. — Почему бы и нет?
— Умничка.
— Как-как?
— Я люблю тебя.
— Вот и хорошо.
— Я должен плыть, — сказал я. — Я тебе позвоню.
— Я буду ждать.
Она продиктовала мне свой телефон.
Я пошел на палубу. Оглядел линию судов. Мы плавали вместе три года подряд. Все они были знакомы мне, как клавиши моей пишущей машинки.
Двух не хватало.
Я видел перед собой программу мероприятий так явственно, будто она лежала передо мной. "Свободное плавание Турку — Хельсинки. Хельсинки, официальное закрытие".
"Вильма" и "Ксеркс" рано отплыли из Хельсинки.
Пит сказал:
— Они хотят поплавать вволю. Адмирал Уилсон остался в Хельсинки. Контактный номер — гостиница "Сибелиус", он просил тебе передать. Невилл Глейзбрук командует "Ксерксом".
Я сказал Дину:
— Собирай команду.
Он с воплями заскакал по набережной.
— Лисицы! — ревел он. — Лисицы!
— Что стряслось? — спросил Пит.
— Отплываем. — Я начал отвязывать грот.