Наследники Виннету

— Узнаешь позже. Скажи лишь только — хорошее ли у тебя настроение? Губная гармоника и гитара в моей сумке.
— А револьвер? — уже почти поняла меня Душенька.
— Там же.
— Это опасно?
— Вовсе нет!
— Тогда и я поиграю!
— Прекрасно! Начинается второе отделение комедии! Занавес поднимается!
Хоуи снова подошел к нам, остановился, широко расставив ноги, и произнес:
— Я с маленькой просьбой. Мы ведь художники. Хотим написать портреты миссис и мистера Бартон, а также мистера Паппермана.
— Все шестеро? — уточнил я.
— Да.
— Но нас всего трое.
— И хорошо. Вы позволите?
— Хм, с большим удовольствием. Но только при одном условии.
— Каком?
— Мы останемся там, где сидим.
— Идет! Хотя мы бы хотели, чтобы вы находились в другом положении, но удовлетворимся и этим. Только сидите и не двигайтесь, иначе не выйдет высокого искусства! Можно начинать!
Подвыпившие «художники» вынули бумагу из сумок и принялись «рисовать». Тем временем я заметил, что кто-то шел по направлению к отелю со стороны пустоши. Человек был одет по-индейски и нес на спине упакованный в кожу внушительный груз. Человек шел медленно, — видимо, очень устал. Возле лошадей он остановился и осмотрел их. Потом двинулся дальше. Когда путник подошел так близко, что можно было разглядеть его лицо, мы обнаружили, что ему года двадцать два — двадцать три. У него были правильные черты лица, а волосы, как у Виннету, собраны в пучок и отброшены на спину. Когда незнакомец подошел к дверям «сада», Папперман воскликнул:
— Egad  19, это он!
— Кто? — спросил я.
— Молодой Орел! Четыре года назад он в последний раз спускался с гор пешком, прямо как сегодня. Тогда он два дня гостил у меня и отдал свой индейский костюм мне на хранение, когда уезжал. Он сказал, что если не умрет, то через несколько лет вернется и заберет его. У него не было с собой никаких денег, только наггиты, да и то немного — сотни на три долларов… Посмотрите, да он совсем ослаб!
— Он, вероятно, голоден! — добавил я.
— Он совсем обессилел! — подала голос Душенька. — Еле плетется! Принесите скорее еще один стул, мистер Папперман!
Вестмен поспешил выполнить ее просьбу. Душенька подошла к двери, взяла индейца за руку и попросила быть нашим гостем.
— Прямо как Ншо-Чи, которая всегда сострадала! — проговорил индеец и тяжело опустился на стул.
Мы ослабили ремни на его плечах и сняли плотно обтянутый кожей тюк, в котором было не меньше тридцати килограммов. Почему он произнес имя Ншо-Чи, сестры моего Виннету? Значит, он апач?
Папперман тем временем подошел к «художникам» и попросил бренди для нового гостя.
— Бренди не для красных, а для белых! — был ему ответ. — Идите отсюда!
Старый вестмен вспыхнул, но я успокоил его:
— Они заплатят нам и за это! Лучше поспешите на кухню и принесите тарелку супа. Это полезнее для него, чем бренди!
Индеец, расслабленно откинувшись на спинку стула и закрыв в изнеможении глаза, подтвердил:
— Не надо бренди! Никакого бренди!
Папперман уже нес суп.
— Только бульон из старой курицы, — пояснил он. — Но все же неплохой.
Он поставил тарелку перед индейцем, но тот даже не прикоснулся к ней. Тогда Душенька схватила ложку и принялась кормить незнакомца. За соседним столом это вызвало всеобщее веселье.
— Вообще-то бульон наш! — послышался наглый голос Хоуи. — Но ради прекрасной картины мы можем им пожертвовать. Сюжет называется «Тройное Милосердие, или Проголодавшийся индеец». Через пять минут все будет готово!
Действительно, не прошло и пяти минут, как весьма посредственные карикатуры лежали перед нами,
— Великолепно! — резюмировал я. — В самом деле великолепно! Сколько стоят такие картины?
— Картины?! — засмеялся Хоуи. — Он называет это картинами! Да они ничего не стоят, ничего! Мы дарим их вам!
— Дарите? — изобразил удивление я.
— Да.
— Все шесть?
— Да, да!
— Спасибо! — Я сложил листки вместе, спрятал их и продолжал: — Но я порядочный человек. Я не принимаю подарков, не выразив свою признательность. Может, кто-то из вас нарисует меня верхом? От меня не убудет, если я потрачу пять долларов.
— Пять долларов? Thunderstorm!  20 Это же целое состояние! Спешу! Сейчас же веду лошадь! — крикнул кто-то из компании.
Он исчез, и другие последовали за ним.
— Вы что-то замыслили? — спросил Папперман.
— Конечно. Грядет наказание! Поспешите к хозяину и скажите ему, что мне нужны два-три хороших, настоящих свидетеля, по возможности адвокаты, полицейские или люди из городского начальства. Пусть они поднимутся наверх, в наши номера, и наблюдают из окон за тем, что произойдет.
— Сейчас же позабочусь!
Привели лошадь. Хоуи потребовал пять долларов авансом. Я заплатил. Сделав вид, что никогда прежде не сидел верхом, я три раза съезжал по крупу, не добравшись до седла. На четвертый я так прыгнул, что перелетел через лошадь и приземлился с другой стороны.
Мои упражнения вызвали гомерический хохот. Наконец общими усилиями меня подняли наверх и дали в руки поводья. И начался сеанс рисование.
— Великолепная, великолепная картина! — повторял, подбадривая меня, один из «художников». — Мистер Бартон, вы гордо восседаете на коне, как рыцарь, который победил на турнирах всех противников.
Естественно, на бумаге все было далеко не так.
— Это правда? Прекрасно!
— Конечно, конечно!
— Мне кажется, ни один из нас не сравнится с вами в верховой езде! — усмехнулся Хоуи.
— Серьезно?
— Да, серьезно!
— Скажите, а сколько стоит такой конь?
— Вы хотите его купить?
— Возможно, не только его одного! Раз вы считаете меня отличным всадником, было бы глупо продолжать путь на поезде. Верхом гораздо дешевле! Или нет?
— Конечно дешевле, ясное дело! У нас есть несколько лишних лошадей. Мы можем продать вам одну.
«Художники» как-то странно отреагировали на слова Хоуи, и это не прошло незамеченным.
— Только одну? — спросил я. — Но мне нужно пять, а лучше шесть!
— Ого! Для кого?
— Для меня и миссис Бартон.
— Которая играет на гитаре?
— Да. И для нескольких моих хороших знакомых.
— Тоже музыкантов?
— Если это доставит вам удовольствие, то — да. Лучше всего я бы взял трех лошадей и трех мулов, а также седла к ним. Сколько все это стоит?
Поначалу компания была ошеломлена. «Художники» переглянулись, после чего Хоуи испытующе посмотрел на меня:
— Три лошади и три мула? Какие же?
Я указал на белых в яблоках лошадей:
— Вон те мне нравятся. Я заплачу любую цену!
Снова раздался смех.
— Забавно, забавно! Очень даже забавно!
— Сколько же у вас при себе денег, сэр?
— Двести пятьдесят долларов! — гордо произнес я, разыгрывая простачка. — Гораздо больше, чем стоит все ваше лошадиное хозяйство.
Снова раздался хохот, «художники» стали перешептываться, забыв о моем незаконченном портрете верхом. Вероятно, они соображали, как прибрать к рукам мои доллары.
— Спускайтесь! — потребовал от меня Хоуи. — Вы нам очень понравились, мистер Бартон! Вы получите и лошадей, и мулов, и седла. Даже даром, если захотите!
— Даром? — удивился я.
— Сделаем так. Сейчас мы оседлаем лошадей и мулов, всех шестерых. А вы должны будете промчаться по пустоши, а потом перемахнуть через стену!
— Взять барьер?
— Вот именно. Вы справитесь!
— А почему бы нет? Разве можно выпасть из седла, если ноги в стременах, а поводья в руках?
— Конечно нет! — засмеялся он, и другие снова заржали. — Стало быть, каждый конь и каждый мул, на котором вы перенесетесь через стену, не сломав себе шеи и не будучи выброшенным из седла, ваш!
— Могу я при этом снять шляпу и пиджак?