Бал в небесах
***"На этот раз человечество опять проиграло решающий тай-брейк [3]. Этого нельзя простить. Длинная, длинная игра заканчивается. Смерть седлает скакуна. Президент Энфилд хорошо подготовился к игре. Он выставил Дарвина Брэнсона. У него были прекрасные шансы, он вел в счете почти до самого конца. Но тут его подача пошла в сетку. Бледный конь Смерти встает на дыбы, уже раздается его пронзительное, чудовищное ржание.
И теперь мы ждем последнего решения. Может быть, в последний момент, нам еще предоставят возможность сыграть еще один, самый последний сет. Мы стоим уже покрытые глубокой тенью в бесконечной пустоте корта в последней надежде: может быть, игра еще не закончена. Может быть окончательный мрак еще не спустился."
***Дейк перечитал написанное. Ощущение необычайной важности происходящего охватило его. В каждом столетии наступает такой момент. И появляется человек, который может остановить разгорающийся пожар, удержать человечество от последнего шага в небытие. Машинка снова застучала в пыльном кабинете. Дейк печатал в бешеном темпе, чувствуя, что он даст надежду многим и многим людям повсюду. Год перерыва, казалось, только обострил его профессиональные способности. Ему не нужно было подыскивать слова или метафоры. Они возникали сами, и Дейк не останавливался, все стучал и стучал по клавишам, чувствуя уверенность человека, находящегося на пике своих возможностей.
Дейк снял очередную страницу, заправил в машинку следующую. Нажав на клавишу, он… застыл перед пыльной деревенской дорогой. Вокруг был обычный сельский пейзаж, отчетливо доносилось блеянье овец… Однако, прямо перед собой, в то же самое время, он видел пишущую машинку. Казалось он существовал сразу в двух реальностях, вложенных одна в другую. В одной он стоял, а в другой сидел, окруженный странными видениями. Дейк с трудом встал и сделал несколько неверных шагов. Деревенский пейзаж стал расплываться и постепенно исчез.
Некоторое время Дейк неподвижно простоял около окна. Он чувствовал слабость и голова, к тому же, начала кружиться. Дейк с отвращением выругался. Неужели именно сейчас, в самый неподходящий момент, начинает сказываться переутомление, накопившееся за последний год, и он теряет способность работать. Игра приближается к развязке. Он должен записать всю последовательность событий. Даты, имена людей, всю хитрую механику политической игры. Показать всем людям доброй воли как близко они подошли к тому, чтоб на Земле, наконец, установился мир. Остается лишь бросить старый боевой клич: "Выбросьте ублюдков вон!" – и на этот раз в масштабах всей планеты. Молиться о том, чтобы копии его статьи пересекли все границы, так или иначе обошли все рогатки цензуры. Патриция с ее философией "себя для себя" никогда не сможет понять, что человек может поставить жизнь на карту, если он в эту карту верит. Такой человек, услышав зов судьбы, чувствует, что он способен в наступивший критический, поворотный момент бросить свой малый вес на чашу весов и – добиться победы. Надо кончать с этими дурацкими видениями. Сейчас не время сходить с ума.
Дейк вернулся к столу и снова уселся за машинку. Перечитав написанное, он остался им доволен. Дейк собрался было снова ударить по клавишам и застыл, крепко зажмурив глаза. Каждая буква на клавишах машинки превратилась в маленькую копию лица Патриции. Не открывая глаз, Дейк положил пальцы на клавиши и почувствовал под подушечками пальцев мягкость маленьких лиц. Он открыл глаза и, глядя на лист бумаги, вложенный в машинку, стал печатать. И тут же остановился, охваченный ужасом. Его пальцы были в крови, маленькие личики разбиты, и он слышал слабые крики. Моментально вспотев, Дейк вскочил, опрокинув стул.
Он стоял спиной к машинке и все его мышцы были напряжены так, что начали болеть. Дейк осторожно посмотрел на кончики пальцев. Кровь исчезла. Значит, это была просто галлюцинация. Небольшое затмение. Он попытался найти разумное объяснение происшедшему. Инстинкт самосохранения, скорее всего. Пытается спасти его тело от уничтожения. Взбесились железы внутренней секреции. Дейк с опаской посмотрел через плечо. Машинка выглядела совершенно нормально.
Он сел и начал печатать. Его мысли лились непрерывно. Пальцы летали над клавиатурой. Дейк вынул второй лист из машинки и прочитал его.
"Так что игра продолжается и она никогда не кончится. Мягкий и нежный кусок мяса извивается и умирает. Все, кто входят, замораживают спасителя в окне…"
И в таком духе целая страница. Бред. Безумие. Поток сознания идиота, который помнит слова, но забыл их значение.
Он попытался еще раз, стараясь печатать помедленнее. Ничего не получалось. Порывшись в столе, Дейк нашел карандаш и попытался писать. Карандаш стал таким горячим, что его пришлось бросить. Дейк посмотрел на пузыри от ожогов на пальцах, которые тут же за несколько секунд исчезли. Запылал лист бумаги, и он с трудом погасил его. А через мгновение этот лист снова стал белым и гладким.
Дейк был уже не в силах справиться с охватившей его паникой. Он выскочил из кабинета и побежал по коридору, чувствуя как бешено стучит сердце.
Он немного успокоился только когда выбежал на улицу. И тут же почувствовал себя полным идиотом. Нужно немного передохнуть, а потом вернуться и закончить статью. Дейк зашел в маленький ресторанчик и, усевшись за стойкой, заказал кофе. Официантка была бледной и опухшей – наверное, перебрала проно. Дейк в пол-уха слушал бормотание радио. "…вчера, поздно ночью Дарвин Брэнсон, бывший сенатор, известный философ, был доставлен в Психиатрический Госпиталь в Бронксе…" Официантка выключила звук.
– Не могли бы вы включить новости, мисс?
– Нет, не могла бы. Да и все новости уже кончились.
Она стояла вся напряженная, готовая в любой момент взорваться, если он будет настаивать. С любителями проно спорить бесполезно. Дейк заплатил за кофе и, оставив чашку нетронутой, вышел из ресторана. Только через десять минут ему удалось найти таксиста, который согласился отвезти его в Бронкс.
Дейк приехал в госпиталь в полдень. Его приняли за репортера и попытались задержать. Пришлось показать официальный документ, врученный ему Дарвином. Дейка неохотно пропустили в кабинет к лечащему врачу.
Врач был молодым и казался начисто лишенным воображения. Брэнсоном он был явно заинтересован.
– Дейк Лорин вы сказали? Работали с ним? Думаю, вы можете на него взглянуть. Мы почти все утро с ним провозились. Идемте.
Брэнсон лежал в отдельной палате. Их встретила медицинская сестра.
– Дыхание в норме. Пульс сорок четыре. Температура тридцать шесть и шесть, – сообщила она.
– Впервые наблюдаю подобную картину, – довольно сказал врач. – Его привезли поздней ночью полицейские. Они обнаружили Брэнсона сидящим посередине тротуара и сначала приняли за наркомана. Мы его полностью проверили. Он вроде бы был в сознании. Но не реагировал ни на что. Ни один рефлекс не работал.
Дейк смотрел на неподвижное восковое лицо на подушке.
Врач достал историю болезни.
– Вы посмотрите на эти графики. Пульс, дыхание, температура – они как будто вычерчены по линейке. Этот человек, как машина, у которой кончается горючее.
– Пульс сорок два, доктор, – тихо сказала сестра, выпуская вялое запястье Брэнсона.
– Пробовали все известные стимуляторы, мистер Лорин. Безрезультатно.
– Каков ваш прогноз?
– Трудно сказать, он просто ни на что не реагирует. Сначала я думал, что это рак мозга. Тесты, однако, показывают, что все в норме. Такое впечатление, что пульс будет все больше замедляться пока… пока не остановится. Но на спине у пациента нет ключа, чтобы завести его вновь. Боюсь, что я высказываюсь дьявольски непрофессионально, но ничего другого я сказать не могу. Его осмотрели все наши врачи и мы перепробовали все, чем располагает современная медицина. Ничего не помогает.