Коррумпированный город

Круглосуточный ресторан в следующем квартале напомнил о том, что я больше суток ничего не ел. Посетителей не было, и я проворно юркнул в закрытый кабинет внутри зала.
- Яичницу из двух яиц! - крикнул я молодому человеку в засаленном фартуке, который делал вид, что протирает стол влажной тряпкой.
- Яиц нет. Осталась только рыба с жареной картошкой.
- Принесите рыбу и жареную картошку.
Он зашаркал на кухню с таким видом, будто ему всю ночь приходилось бороться с неодолимой сонливостью. Стол был накрыт клетчатой коричневой клеенкой, почти насквозь протертой многими локтями. В конце стола, у стены, стояли стеклянный сосуд с сахаром, который можно было высыпать через отверстие в крышке, бутылочка с уксусом, столь, перец и бутылочка кетчупа без этикетки, но с измазанным красноватым горлышком. Из-за кетчупа выполз таракан, быстро окинул меня спокойным взглядом, видно, решив, что я придерживаюсь учения Брахмапутры, и важно пополз по столу по своим делам. Кто-то оставил газету на скамье возле меня. Я схватил ее и прихлопнул таракана, дав тем самым возможность его душе переселиться в тело снабженца. На редакционной полосе газеты я обратил внимание на заголовок одной из заметок: "Наш город - образец для нации". От нечего делать я начал ее читать. Вот что гласил текст:
"Последние месяцы наша страна была охвачена беспрецедентной волной разрушительных трудовых конфликтов. Поочередно в разных городах и отраслях промышленности объединенные в профсоюзы рабочие, руководимые красными и террористами, натасканными за границей, нарушали свои обещания американскому народу и навязывали забастовки и насилие нашим лидерам промышленности, которые, таким образом, были вынуждены прерывать выполнение великой задачи конверсии фабрик страны на выпуск гражданской продукции. Объединенные в профсоюзы трудящиеся превратили в посмешище надежды на мир и безопасность наших возвращающихся домой ветеранов. Они возвращаются с обагренных кровью полей Франции, Окинавы и находят дома не мир, но меч, сорванные планы производства, что ведет к дефициту товаров первой необходимости, пустой трате рабочего времени, анархии там, где должна быть дисциплина. На улице по милости бандитов и террористов льется кровь их братьев.
Мы должны быть благодарны Богу и прозорливости местных руководителей за то, что жизнь нашего замечательного города не была запятнана и нарушена угрозами КПП и насилиями коммунистов. Почти два года назад, в мае 1944 года, когда великое побоище все еще продолжалось и наша промышленность из последних сил старалась выиграть битву за производство отцы города во главе со всеми уважаемым гражданином муниципального округа Алонсо П. Сэнфордом и нашим вновь избранным мэром Фримэном Аллистером предугадали опасность рабочего насилия и пресекли его в корне. В то время под предлогом потребностей в рабочей силе в период войны и дурацкого фаворитизма правительственной администрации агитаторы из КПП, коммунистически настроенные пропагандисты и другие диссидентские элементы проникли на наши предприятия, пытаясь заложить основы для будущей подрывной и революционной деятельности, которая ныне наблюдается в других районах страны. Но хранители нашей муниципальной добропорядочности проявили бдительность и осторожность. Путем эффективного использования наших превосходных полицейских сил удалось удалить и должным образом разделаться с агитаторами, которые могли бы помешать нам внести свой вклад в национальные усилия. Мы живем в городе, граждане которого проявили достаточно мудрости, чтобы предвидеть грозящие им беды, а муниципальное правительство показало достаточно мужества, чтобы своевременно принять превентивные меры.
В результате мы без ложной скромности можем похвастаться тем, что местный промышленный район представляет собой одну из немногих зон спокойствия среди хаоса, захлестнувшего трудящихся всей страны. И пусть лунатики и фантазеры типа Уоллеса не утверждают, что наш город проводит антирабочую политику. Массы наших жизнерадостных и высококвалифицированных рабочих, объединенные в независимые профсоюзы, с презрением смеются, над такой выдумкой.
Мы - за американский образ жизни. Мы предлагаем другим свой замечательный пример, который сияет подобно доброму деянию в этом испорченном мире, как сказал Бард, обращаясь к обезумевшей нации, терзаемой насилием и противостоянием. Наша местная Торговая палата положительно относится к запросам новых и старых фирм, подыскивающих новые места для своей деятельности, интересующихся возможностями получения дисциплинированных и патриотически настроенных рабочих перед лицом возникающих огромных рынков Среднего Запада".
- Довольно острый материал, да, приятель? - произнес за моей спиной официант. - Я тоже прочитал эту статью.
- Вам она понравилась?
- Не смеши меня. - Он поставил передо мной блюдо и сплюнул на пол. - Мой старикан и моя престарелая родительница проработали на Сэнфорда последние тридцать лет. Теперь они совсем постарели, а зарабатывают меньше, чем когда начинали работать. Работал там и мой брат какое-то время, пока ему не сломали локоть свинцовой трубой и не вышвырнули из города. Он был одним из иностранных агитаторов, о которых говорится в этой статье. Если Бобби коммунист, тогда я сам - дядя Иосиф Сталин.
- А как народ в целом относится к этой истории?
- Те, кто хотят этому верить, верят. - Он подал мне нож и вилку и поставил уксус в центр стола. - Практически все, у кого есть деньги в банке и кто думает, что можно выжать еще что-то. И все эти проклятые канцелярские крысы в банках, продавцы и стенографы, которые с умилением лижут задницы своему начальству. Остальные понимают, что это ерунда. Господи, каждый же знает, кому принадлежит эта газета.
- Сэнфорду?
- Вот видите, вы сразу догадались. Принести кофе?
- Принесите.
- С сахаром или без?
- С сахаром.
Он принес кофе в толстостенной белой чашке и опять удалился шаркающими шагами.
Когда я проглотил последний кусочек рыбы, дверь ресторана открылась, и кто-то вошел. Следуя выработанному мною правилу, я съежился на своем стуле, чтобы голова не торчала над невысокой стенкой кабинета. И хорошо, что я это сделал, ибо услышал голос, который принадлежал Джою Солту:
- Я хочу забрать этот портфель.
- А я хочу тебе его отдать, - отозвался официант. - Думаешь, мне приятно держать тут под прилавком такой товар?
- Не знаю, о чем ты говоришь. Каждый страховой агент ходит с портфелем, не так ли? Имею я право ходить с портфелем или нет?
- Понятно, теперь ты торгуешь страховыми полисами? Если бы полицейские нашли эту вещь у меня, я бы влип.
- Ни один полицейский не вмешивается в мой бизнес. - Зазвенела монета, стукнувшись о прилавок. - Вот, возьми. Купи себе шприц и не суй свой нос куда не надо.
- Согласен, - проворчал официант. - Но это относится и к тебе, Солт.
- Для тебя я господин Солт, ясно? - Дверь открылась и захлопнулась.
Я высунулся из-за угла своей кабины и убедился в том, что Солт уже не виден из окна. Выходя из ресторана, я дал официанту полтинник и сказал, что сдачи не надо.
Выйдя из дверей, я увидел Солта в конце квартала; он бойко шагал мимо уличных фонарей, размахивая черным портфелем. Я пошел за ним с такой же скоростью, пока он не завернул за угол, затем ускорил шаг, чтобы сократить разрыв между нами. Когда я достиг перекрестка, он оказался от меня на расстоянии двухсот ярдов; мы направлялись к улице Мэйн.
Мне не хотелось идти в центр города, где сосредоточились мои "друзья" из полиции, но я все же решил последовать за Солтом. Возможно, он выведет меня на Керча или на кого-то еще, кого мне стоит узнать поближе. Я мог бы поймать его и попытаться заставить говорить, но один раз уже из этого ничего не вышло. Кроме того, теперь, когда у меня было оружие, я чувствовал, что могу позволить себе немного подождать.
На следующем перекрестке он не свернул, а пересек улицу и пошел прямо, вдоль квартала. Я тоже перешел улицу и поспешил за ним, каждую минуту готовый нырнуть в дверной проем, если бы он повернул голову. На улицах почти не было пешеходов, не говоря уж о машинах, но Солт, шагал с важным видом, как будто на дворе полдень и он находится среди толпы почитателей. Этакий местечковый паренек, добившийся успеха.