Путешествие «Лунной тени»
– Суть в том, что я провел три года в армии рабов, проводивших раскопки в Приморских горах. Однажды, в конце прошлого года, в самой глубине, в ущелье, где велись работы, возникла страшная суматоха. Мы достигли скального основания древнего речного русла. Район был взят под охрану, а шестьсот рабов, копавших в глубине, немедленно обезглавлены. Честное слово! Без всяких причин, беспощадно и просто… не знаю… но это, наверное, не имеет сейчас большого значения. Итак, оставшиеся пятьдесят тысяч рабов были переброшены на строительство крепости в Видарии. Я сумел бежать во время перехода, потому что стражники были взволнованы событиями в горах и странными слухами. Поэтому они следили за колонной не так тщательно, как раньше. Не могу сказать точнее… Но… что-то там случилось. Порой до нас доходили некоторые слухи и толки.
– Вы видели, что случилось? – спросила одна из священниц.
– Нет, но я слышал, что казнили даже надсмотрщиков и стражников, находившихся в ущелье в тот день. Мы слышали слово «сайфер», которое шептали друг другу стражники, но никто не знал, что оно означает…
– Достопочтенный Лентикар, у вас имеются другие сведения, которые вы могли бы нам сообщить? – прервала Старейшина.
Лентикара почему-то смутили ее слова, он испытывал беспокойство. Так много хотелось рассказать, но все соображения не казалось ему настолько важными в данный момент.
– Я мог бы говорить о страданиях, жестокости, смерти и самоотверженной доброте, но сейчас обо всем этом нет смысла вести речь. Я отдал бы все, что у меня есть, за возможность рассчитаться за три года невыносимого труда. Но теперь ваш черед принимать решение, Высокоученое и Достопочтенное собрание. Сами решайте, как распорядиться моей информацией.
Старейшина поднялась и жестом указала гостю на кресло возле двери. Лентикар молча занял предложенное место.
– Достопочтенный Лентикар, вы правы, предполагая, что мы знаем об ужасах происходящего. Но за три года рабства и беспрерывных раскопок вы, конечно, познали этот ужас лучше нас, пребывавших здесь. Достопочтенное собрание, мы узнали, что через несколько дней после событий в ущелье Варсовран уехал из того района верхом, в сопровождении командующего Ралзака и человека, которого называли Сайфер. Ходили слухи, что Сайфер – один из тех воров, что в свое время похитили Серебряную смерть из гробницы. Через несколько месяцев после окончания раскопок огненные круги выжгли сердце Ларментеля. Сейчас Варсовран проверяет силу огня на руинах города, он учится как можно быстрее восстанавливать его изначальную мощь. Этим утром к нам прибыла птица-посланник с информацией, что пятое испытание привело к сожжению участка диаметром четыре целых и две трети мили. Этого достаточно, чтобы уничтожить армию, может быть, и для того, чтобы покорить весь континент.
Присутствующие взволнованно заерзали, по комнате прокатился шепоток.
– Но зачем он снова и снова запускает огонь над Ларментелем? – спросил один из священников.
– Ларментель – всего лишь оболочка, от него теперь никакого проку, – объяснила Старейшина. – Он хочет сохранить другие города нетронутыми, но при этом жаждет напугать своих врагов демонстрациями силы на руинах Ларментеля. Достопочтенные сестры и братья, Варсовран поклялся истребить наш орден, и священников, и священниц, всех до последнего человека. Ясно, что мы не можем сражаться с этими огненными кругами, так что для нас пришло время скрыться, как приходилось поступать нашим предшественникам в древние времена тирании. Несколько доверенных представителей ордена должны исчезнуть и унести с собой важнейшие записи и сокровища.
В наступивших сумерках Ларон неторопливо бродил по почти опустевшему рынку, осматривая лавки, но не предпринимая серьезных попыток торговаться. На этом рынке товары сомнительного происхождения предлагались еще более сомнительными торговцами, но у Ларона как будто не было никакой определенной цели. Он остановился перед лавкой, красная вывеска над которой гласила: «Яды Фаруджила». Слова для удобства покупателей, не умевших читать, были подчеркнуты линией, состоявшей из маленьких черепов.
– Мне нужны слезы дракона. У вас есть это средство? – негромко спросил Ларон.
– На них малый спрос, – отозвался владелец лавки.
– Вы могли бы достать их для меня?
– Я мог бы показать, где их достать, но цена будет очень высока.
– Какова цена?
– Тридцать пять золотых циркаров.
– Тридцать пять! За эту сумму я мог бы купить вашу душу!
– Моя душа не продается.
Когда разговор-пароль подошел к концу, Ларон отсчитал деньги и протянул их торговцу. Взамен получил склянку матового голубого стекла, которую он быстро осмотрел. Внутри находилось нечто вроде крошечного свитка.
– Перевод послания, доставленного Старейшине Метрологов по птичьей почте, – уточнил торговец.
– Лучше получить подлинник, – мрачно заметил Ларон. – Вы знаете, что случается с теми, кто пытается надуть меня.
– Если у вас возникнет желание пожаловаться, приходите. Я здесь каждую ночь.
Сделка завершилась, оба поклонились, и Ларон пошел прочь ленивой походкой. Несколько мгновений спустя он, как угорь сквозь заросли травы, проскользнул сквозь толпу. А когда достиг доков, то уже почти бежал. Первое кольцо Мираль показалось над западным горизонтом, но он успел ворваться в свою в каюту на «Полете стрелы». Дверь за ним захлопнулась.
Следующие два дня «Полет стрелы» провел на судоподъемном эллинге, где корпус корабля очистили от ракушек и водорослей. После этого швы тщательно просмолили, и судно вернулось в гавань. Веландер сидела на каменной швартовной тумбе и наблюдала за стоявшей на якоре шхуной, медленно расчесывая и закалывая темные волосы, спадавшие тяжелыми прядями ей на лицо. Терикель находилась неподалеку, занимаясь какими-то переговорами с портовыми служащими.
Феран и Ларон появились на палубе из люка. Оба были до пояса обнаженными, кожа Ларона оставалась белой, словно лист только что изготовленного пергамента, а грудная клетка выглядела неестественно тощей. Особый контраст странной бледности составляли черные лайковые перчатки.
– Дьяконисса, разве вам не нужно бодрствовать в уединении, готовясь к посвящению? – поинтересовался Феран, выстраивая изысканную фразу на диомеданском наречии.
– После полудня – непременно, – огрызнулась Веландер, с трудом подбирая слова на чужом языке.
Оба моряка подошли к ней, от них разило потом, мешковиной, смолой, тяжелыми, мужскими запахами.
– Вы хорошо позавтракали? – спросил Ларон тоже по-диомедански. – Впереди – пять дней поста.
– Мне приходилось голодать и дольше, – ответила Веландер.
– Во время путешествий? – уточнил Феран.
– О да. Как мой диомеданский? Сойдет за… разговорный местный диалект?
– Скорее вас можно принять по выговору за иностранную ученую даму, но говорите вы уверенно, – оценил ее навыки Феран. – А почему вас это интересует?
– Так, простое любопытство, – поспешила с ответом Веландер, глаза ее сузились. – Знаете о пятом испытании огненного круга?
– Это нельзя назвать общеизвестным фактом, – медленно проговорил Ларон, избегая прямого взгляда Веландер.
– Но это правда! Я слышала, на этот раз диаметр круга был четыре целых и две трети мили. Как вам это?
– Я тут потолкался среди местного народа, – сказал Ларон. – У людей есть свои источники информации: кто-то узнает новости от священниц, кто-то – от знатных господ. Они обращают внимание на странности, дьяконисса Веландер, например на такие, как ваш вопрос, насколько хорошо вы говорите по-диомедански. Не может ли случиться, что в ближайшее время вам придется совершить путешествие в Диомеду?
– Такая идея есть, не хватает… э-э-э… облачения.
– Полагаю, вы хотели сказать: условий для воплощения идеи, – мягко поправил ее ошибку вампир, на мгновение переходя на родной язык Веландер. – На диомеданском говорят «облачать идеи в дела» или «воплощать идеи». Сходное слово «облачение» скорее означает одежду. А теперь попробуйте еще раз выразить свою мысль по-диомедански.