Имя – Смерть
– А я откуда знаю? Пропал, и все. И остальные тоже. Наверное, переехали куда-то… А я вот… Тяну СВОЮ ЛЯМКУ.
– А из магазина почему ушла? – вяло спросил он. Ему вовсе не хотелось этого знать, просто надо было что-то говорить.
– Там этот сделали… Еврей-ремонт. И моя рожа на фоне этого ремонта никак не смотрелась. Ясно? – сердито ответила Галка.
– Ясно. Да ты пей, пей! – И он налил ей еще водки. Сам он не пил.
Галка наконец обратила внимание на ворох газет, лежавших на краю стола. Удивилась:
– Это твое?
– Мое.
– Читающий стал? Серьезный?
– Да нет. Это сегодня что-то… Настроение было, вот и купил. Забери их себе.
– А пиво твое можно допить? – спросила она, без спроса ухватываясь за кружку.
– Да, разумеется. На здоровье. Ладно, Галь, я пошел.
Он встал и, не обращая внимания на ее просьбы «посидеть еще», вышел, оставив на столе все газеты и недопитое пиво. Галка, слава Богу, была уже в таком состоянии, что пойти за ним не смогла, хотя очень хотела…
На углу улицы Иван обнаружил исправный таксофон – для этого района просто чудо! Поколебался, достал жетончик и накрутил номер…
– Мам, – сказал он, когда услышал знакомый голос. – Все в порядке. Я был в милиции. Успокаивайся уже, хватит.
– Ты где? – тревожно спросила мать.
– У друга одного; Мам, я ночевать у тебя сегодня не буду.
– Но ты же обещая…
– Мам, не могу я, прости. Я уже отвык. Вещи мои пусть у тебя пока постоят, ладно?
Она еще что-то говорила, но он уже сказал «пока» и повесил трубку.
Глава 3
Ирина, жена погибшего редактора ток-шоу «Перевертыши», только что вернулась с кладбища. Мужа похоронили… Так быстро, так поспешно! Эта поспешность казалась ей позорной. И она никак не могла прийти в себя, понять, что его больше нет и не будет. Нигде, никогда. Три дня назад он еще был здесь, с ней… Как всегда, приехал с работы очень поздно – в начале первого часа ночи. В газетах написали – был убит шестнадцатого. А на самом деле – семнадцатого, в час ночи. Но она уже никого не поправляла – разве не все равно?
…Муж приехал, поднялся в квартиру, она открыла ему дверь. Даже не переступил порога, сразу сказал ей:
– Ириш, быстренько прицепи Плюшке поводок, я с ней пробегусь.
Она прицепила поводок к ошейнику Плюшки – любимой собаки, старой белой болонки с кривыми ревматическими коленками. Он взял собаку и ушел.
Минут через пять она, разогревая на кухне ужин для мужа, услышала на улице какой-то громкий звук.
Похоже было на выстрел, хотя кто сейчас разберет – у детей столько хлопушек и петард, просто житья нет! Суп давно искипелся на плите, она его выключила, а Костя все не возвращался. Потом она услышала за входной дверью собачий лай и громкое царапанье когтей. Бросилась открывать… Плюшка была одна, поводок волочился за нею по бетонным ступеням лестницы. Собака влетела в квартиру и забилась в дальний угол. Никакими силами нельзя было ее оттуда вытащить. Ирина выглянула в подъезд, позвала мужа:
– Костя?
И еще раз покричала, но негромко, чтобы не разбудить соседей. Она уже в тот миг поняла: что-то случилось. Набросила на халат пальто и прямо как была, в тапочках, побежала вниз. На улице – пустота, в лужах блестят огни фонарей. И ни души, никого. Она побежала направо, налево, она металась туда-сюда, не понимая, где его искать, куда он пропал. И нашла его наконец за торцом их дома. Он лежал под стеной, повернувшись на живот, согнув ноги. Подумала сперва, что ему плохо с сердцем или что упал и сломал ногу, руку…
– Костя! Костенька! – Она пыталась растолкать его, поднять, посмотреть в лицо. А он молчал. Потом она увидела кровь – много крови. Поняла, что надо вызывать «скорую», милицию… Но как она могла его тут бросить? Одного?!
Потом она все же каким-то чудом оказалась дома.
Как туда прибежала – не помнила. Стала звонить в милицию, потом в «Скорую», потом опять в милицию – ей казалось, что они очень долго не едут. Побежала назад, к мужу… Потом вокруг нее оказалось много народу. Мигали синие огоньки на машинах, слышались громкие переговоры по рации. Она стояла в ледяной ноябрьской луже, утонув в ней по щиколотку, и не чувствовала холода. Потеряла тапочку, наклонилась, нашла ее, обулась, пошла домой. Вот и все. А потом был следователь, дурацкие вопросы, звонки с телестудии, деньги, собранные Костиными сослуживцами. И такие быстрые похороны, все на скорую руку… Никто из его сослуживцев не остался на поминки, хотя она всех звала, на кладбище заглядывала каждому в лицо, говорила:
– Пожалуйста, зайдите…
Никто не захотел. Все врали, отводя глаза, что срочная работа, что они не смогут, что теперь, когда выпускающего редактора нет, на всех наваливается новый груз забот…
Она вернулась домой одна. И вот только теперь, стоя в пустой квартире, она обнаружила, что Плюшка пропала.
Ирина ходила по квартире, искала в самых немыслимых местах, звала:
– Плюш, Плюш, Плюш… Ничего не понимаю!
Плюш, Плюш, Плюшенька…
Она пыталась вспомнить, когда в последний раз видела собаку, когда с ней гуляла. В голове был полный сумбур. Она сходила на кухню, где стояла Плюшкина еда. Проверила миску – полно засохшей гречневой каши. А когда она варила кашу? Как раз в тот день, когда Костю убили. Плюшка получила свежую порцию… И не успела ее съесть. Значит, собака убежала тогда же, вскоре после того, как вернулась домой без хозяина… Убежала с волочащимся поводком… Ведь квартира долго стояла открытой. А Ирине в ту ночь, конечно, было не до собаки.
– Еще и собака! – сказала она, и это как будто сломало в ней последнюю плотину – женщина опустилась на табурет и разрыдалась. Все эти дни не получалось заплакать, ходила будто каменная.
А вот теперь удалось… Она плакала с наслаждением, она изголодалась по слезам, ей это было необходимо.
Зазвонил телефон. Ей не хотелось подниматься, вытирать слезы, отвечать. Но она все же сделала это.
Услышала знакомый мужской голос:
– Ирочка, ты одна?
В первый момент она не нашлась что Ответить.
Потом все же выдавила из себя:
Ты что – газет не читал?
– А что? – удивился звонивший. – Война, что ли, началась?
– Костю убили.
– Костю?! – На том конце провода с трудом усваивали новость. – Какого? Твоего, что ли?
– Моего?! Он сейчас уже ничей! Ничей! Никому он не нужен! Никто из этих… Оттуда… Даже на поминки не остался!
– Так ты одна? – настаивал звонивший.
– Да! – истерично выкрикнула Ирина. – Да, я теперь одна – радуйся! – И бросила трубку.
Ее трясло, но слезы высохли. Она знала – приедет. Не знала только, открывать ему дверь или нет.
И в конце концов, чтобы не мучиться этим вопросом в последний момент, подошла к двери и отперла все замки. Оттянула в сторону защелку, зафиксировала ее и оставила дверь приоткрытой сантиметра на три. После чего вернулась в спальню, открыла шкафчик для постельного белья и вынула из-под стопки отглаженных простыней плоскую бутылку виски. Отвинтила крышку, присосалась к горлышку. Стало как будто полегче. К таким «утешениям» она привыкла уже давно, но алкоголиком себя искренне не считала.
Ирина легла на постель, закрыла глаза. Света она не зажигала. На улице почти стемнело, день выдался очень пасмурный, черный день. Во всех смыслах черный. Она замерзла на кладбище и, чтобы согреться, еще раз основательно приложилась к бутылке. Теперь ей было совсем хорошо. Она знала – он приедет.
– Ты с ума сошла?!
Она так и подскочила, услышав над собой резкий голос. Оказывается, ей удалось задремать, и она не заметила, как он вошел. Над кроватью маячило темное пятно, пятно потянулось к изголовью и включило настенное бра. Ирина зажмурилась, закрыла глаза ладонями, отвернулась:
– Убери!
– Ты с ума сошла, – повторил он, скидывая пальто и садясь рядом с ней на постель. – Открыла дверь настежь, я уже думал – тебя тоже убили!
– Глупости.
– Никакие не глупости, надо быть осторожнее!