Отражение Улле
— Имир-последовательности в основном активны, но небольшая корректировка необходима. Дальнейшее обсуждение не может проходить в присутствии Аги семьсот двенадцать.
Аги не успел опомниться, как его снова пристегнули к тележке, и он понесся вверх тем же путем, каким прибыл в обиталище Верховного Разума. Стражник, встретивший Аги наверху, отвел его обратно в тюрьму и запер.
— Меня так и не накормили! Эй! Принесите мне поесть! Я ценная для науки сущность! У меня активный хвост! — Аги барабанил в запертую дверь, но стражник остался глух к его мольбам.
Впрочем, спустя недолгое время дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась женщина с всклокоченными волосами и безумным взглядом. Вид у нее был такой, словно ее секунду назад вытащили из постели и перенесли сюда по воздуху.
Женщина растянула рот в притворной улыбке, показав кривоватые зубы, и сказала сладким голосом:
— Здравствуй, голубчик. Меня зовут Грага. Я очень добрая. Скажи мне, чего ты хочешь, и я все сделаю. Я честная, верная, преданная и готова ради тебя расшибиться в лепешку.
Аги слегка ошалел от такого поворота судьбы; впрочем, ему не составило труда догадаться, что все это — не более чем игра, ложь, даже не очень хорошо, за недостатком времени, продуманная и подготовленная. Но он решил не теряться и извлечь как можно больше выгоды из создавшегося положения.
— Я хочу есть.
— Чего тебе принести, голубчик?
Аги на мгновение задумался, потом решил — была не была! — и выпалил на едином дыхании:
— Фаршированных змей, лягушачьей икры и вороньих печенок! И земляники с медом! И кувшин свиного молока!
— Сейчас принесу, голубчик. — Она опять неприятно улыбнулась. Чуть-чуть подожди, пожалуйста.
Грага действительно вернулась очень скоро, и — Аги сначала не поверил глазам — в руках у нее был поднос со всеми изысканными кушаньями, которые он перечислил. Аги набросился на еду и на какое-то время забыл обо всем на свете. Когда он наконец поднял глаза, то встретился взглядом с умильно улыбающейся Грагой.
— Чего ты еще хочешь, голубчик?
— Чтобы ты перестала называть меня этим словом — раз, — сказал Аги неторопливо, сытым голосом. — Во-вторых, спать.
— Мой дорогой, — томно произнесла Грага, выпячивая грудь и скалясь еще отвратительнее, — разве ты не хочешь любви?
— Любви? Ну что ж… пожалуй. — Аги зевнул. — Кстати, чего ты, собственно, от меня добиваешься?
— Я хочу, чтобы в тебе, дорогой, проснулась доброта, нежность и любовь ко всему живому. Ты такой хороший. А станешь еще лучше, если полюбишь меня.
— Полюблю, отчего же. — Аги развалился на тюфяке, почесал живот, еще раз зевнул и поманил пальцем Грагу. Та заурчала и торопливо прыгнула к нему на тюфяк.
Потом уже, когда Аги, свернувшись калачиком, неудержимо погружался в сон, Грага уселась рядом и принялась гладить его по голове заученными движениями.
— Мой дорогой, — приговаривала она. — Мой дорогой. Чего ты еще хочешь, мой дорогой?
— Спа-а-ать…
— Хорошо, конечно. Сейчас ты заснешь. А я скажу тебе волшебное заклинание… Тебе станет хорошо, как только ты его услышишь. Это старинное, тайное заклинание. Оно сохранилось с незапамятных времен. Его произносили древние, когда хотели, чтобы кто-нибудь хорошо и крепко спал и видел добрые сны. Сейчас ты его услышишь.
И Грага произнесла странным грудным голосом, растягивая слова и покачиваясь в такт удивительному ритму, заключенному в этих ни на что не похожих, древних и непонятных словах:
— Баю-баю, баю-бай, спи, мой светик, засыпай!
Заклинание подействовало на Аги мгновенно. Оно было подобно ослепительной вспышке, затмившей все вокруг — и передавшей часть своего сияния его внезапно посветлевшей душе.
Ничего подобного Аги никогда не слышал. У этих древних слов было особое звучание, оно жило как бы отдельно от смысла, и этот ритм всколыхнул в душе Аги какие-то глубочайшие, доселе никак не проявлявшиеся пласты.
Аги задрожал, из его глаз потекли слезы. Из мира вдруг исчезло все злое. И Грага тоже стала прекрасной и искренней. И он уже собрался было сказать ей об этом, но она очень пристально поглядела ему в глаза, резко встала и удалилась, бросив на прощание: «Спи, мой дорогой!»
Аги было жаль, что она ушла так скоро. Он смотрел на закрытую дверь долго-долго… И вдруг случилось чудо. Дверь стала прозрачной, и он увидел Грагу далеко, в одном из бесчисленных подземных коридоров. Она стояла рядом с чем-то невидимым, или, скорее, с чем-то таким, чего Аги не желал видеть своим новым просветленным взором. Он услышал слова Граги:
— По-моему, он уже готов. Я воспользовалась самым мощным средством заклинанием «баю-бай». Эффект превосходный. Мне уже приходилось применять это средство, когда я работала с выродком Бату.
— Хорошо, — сказал невидимый некто. — Ты справилась с заданием и можешь просить награду. Но прежде тебе придется еще несколько дней побыть с Аги. Во-первых, закрепить успех все же не помешает, и во-вторых, потребуется некоторое время, чтобы меня успели перекодировать и подготовить к имплантации.
Аги увидел, как лицо Граги исказилось от страха.
— Зачем вы открываете мне свои секреты, господин? В чем я провинилась?
— Ха-ха-ха, — захохотал некто. — Не бойся. Дела обстоят таким образом, что я могу посвятить тебя абсолютно во все тайны, какие только у нас есть, а ты можешь разболтать их всем людям на свете. Сейчас вообще каждый может делать все что угодно. Хоть все передавитесь. Мы готовим бросок в прошлое! И все, что происходит в эти дни, все поганые события, все слова и мысли все полетит Имиру в пасть, все окажется в пузыре. А ты, Грага ноль четыре, преспокойно вывалишься в прошлое, примерно на пять дней до этой минуты, и не будешь помнить абсолютно ничего. Вот тебе моя награда, ха-ха. Можешь распоряжаться тем, что узнала, как считаешь нужным. Получи удовольствие напоследок. Эти дни — ничьи, их все равно что уже нет, ясно? А в петле, когда время пойдет вспять, ты в миллиарде миров растаешь как дым, и только в одном-единственном проедешь назад во времени в виде бессмысленного сочетания атомов. Ну, иди, гуляй! И не забудь про Аги. Четыре дня тебе еще придется поработать, но ты не бойся, времени хватит.
Видение померкло, и Аги провалился в сон. И сон его был глубоким и безмятежным — впервые, наверное, за всю его жизнь. Перед тем как заснуть, он еще успел удивиться, что услышанное ничуть не омрачило его новообретенного блаженства.
Спустя четыре дня Аги перевели в другое помещение. Там стояли странные машины. Его облепили присосками, утыкали иголками и оплели проводами. Потом он внезапно заснул, а когда проснулся — резко и остро ощутил у себя в голове чье-то присутствие. Что-то темное и тяжелое зарылось в самую середину его «я». Аги чувствовал, что это было живое существо, мыслящее и осознающее себя. Оно как бы стало частью его души, и при этом он, Аги, не имел никакого доступа к этой своей части.
— Привет, приятель, — услышал Аги в своей голове голос незнакомца. Мы с тобой теперь долго будем вместе. Ну-ка, посмотрим, как ты действуешь.
Левая рука Аги вдруг помимо его воли согнулась, выпрямилась, потом внезапно ударила его по лбу. Аги с ужасом смотрел на взбесившуюся руку.
— Ха-ха-ха, — заливался в его мозгу закодированный марбианин. Забавно, не правда ли? Ну все, хватит шуток. Сейчас мы почистим тебе мозги, и я спокойно инкапсулируюсь.
Щелк! — , и память Аги стала гаснуть, не вся сразу, а большими неровными кусками. «У меня что-то сидит в голове? Сидело?.. Нет… вздор… что вздор? О чем это я?..»
В следующее мгновение он отчетливо вспомнил, как ему показалось, нечто давно забытое, но очень-очень важное. Важнее ничего и быть не может. Да, странно, что он это забыл. Но теперь-то не забудет. Никогда. Пожалуй, это и есть цель его жизни. Как только исчезнет ящик, подумать: «Три пять семь ноль один один». «Какой ящик? Не важно. Потом узнаю. Главное, не забыть, что я должен подумать». И Аги принялся раз за разом проговаривать в уме заветное число.