Сотри все метки
Контраст становился еще разительнее с приходом сумерек. Если центр пылал огнями всю ночь, то на периферии электроэнергию экономили, не всегда растрачивая ее даже на внутреннее освещение помещений. Уличные маломощные лампы оставляли вокруг себя столько темноты, что в ней могла спрятаться целая армия грабителей. Перемещаться надо было перебежками.
Флаер пошел на посадку.
Рекламные слоганы были выписаны иероглифами. Ветер гонял по улице разный хлам. Роботы-уборщики заглядывали сюда раз в неделю. Они появлялись в светлое время суток, да и тогда хулиганы забрасывали их камнями, а ночью их, наверное, разобрали бы на части.
Прохожие не обращали никакого внимания на садящийся флаер. Они сновали прямо под его днищем, не заботясь о том, что тяжелая машина может расплющить их по мостовой.
Толпа детишек, игравших поблизости, при появлении флаера бросилась врассыпную, подождала, пока он опустится, и обступила его со всех сторон. Чумазые мордочки заглядывали внутрь, прижимались к стеклу, расплющивая носы и делая их похожими на пятачки. Они пачкали стекло грязными пальцами, соплями и дыханием. Так встречают своих кумиров поклонники, часами простаивая перед входом в гостиницу, где живут или могут появиться звезды.
Несколько флаеров было брошено на мостовой, а один из них, судя по насевшей на него грязи, стоял здесь не один день. Он наверняка числился в угоне. В другом районе полиция за парковку в неположенном месте давным-давно эвакуировала бы его на штрафную стоянку, но на этот квартал, похоже, распостранялись не все городские законы.
Бастиан поежился. Он чувствовал себя здесь неуютно. Выходить из флаера не хотелось.
— Ничего, это только кажется так, что район плохой. Это все декорации, — подбодрил его Александр, — здесь тоже люди живут. И неплохие.
Бастиан только посмотрел на него, но не нашелся что ответить. Во время полета он следил, как мелькают цифры на счетчике. На панели, где должны располагаться приборы, это был единственный датчик. Автопилот и так знал о состоянии своего флаера. Незачем выводить эти данные на панель управления, чтобы о них прознали пассажиры. Теперь цифры замерли. Автопилот продублировал их голосом. Бастиан замешкался. Александр подумал, что тот не знает, что ему делать.
— Приложи любой палец вот к этой пластинке, — Александр показал на черную пластиковую полоску, вделанную в спинку кресла, — и подержи немного.
Цифры на счетчике обнулялись, одновременно щелкнули магнитные затворы на дверях.
— Благодарю вас. Счастливого пути, — сказал автопилот.
Двери поднялись. Дети едва не ввалились в салон.
— Отличный район, — сказала Суок, потягиваясь. В воздухе стоял запах суррогатного растительного масла и жареного мяса, сдобренного кисло-сладким соусом. Он был таким густым, что если долго его вдыхать, казалось, сможешь насытиться. В нескольких палатках, прикрытых сверху полипропиленовыми тентами, на огромных сковородках на открытом огне в закопченных железных жаровнях готовили мясо вперемешку с какими-то овощами. Бастиан ощутил одновременно и тошноту, и голод. Лавок и кресел здесь не было. Люди сидели на корточках, держа на коленях фарфоровые плошки, выуживая из них что-то палочками, и с удовольствием отправляли улов в рот.
Дети что-то заверещали. Сперва один из них, а потом и все остальные стали протягивать к Бастиану и его спутникам ладони, сложенные лодочками, и хватать за одежду.
— Чего они хотят? — удивился Бастиан.
— Денег, я думаю. В этом квартале в ходу наличность. Есть даже местная. Принимается только здесь. Используется для внутреннего обмена. Когда ими разживусь, покажу, — пояснил Александр. — Эй, отстаньте! — сказал он, отталкивая детей. — У нас нет денег.
Но детишки, не веря ему, сопровождали компанию до тех пор, пока она не зашла в гостиницу «Небесный дракон». О ее названии Бастиан мог лишь догадываться. Надпись он понять не мог. Не мог ее даже прочитать. На фасаде расселось голографическое страшилище — дракон с когтистыми лапами, длинным хвостом и вытянутой зубастой пастью. Глаза его моргали, он шевелил хвостом, грудь вздымалась и опадала, будто дракон готовился к прыжку.
Их встречал портье. Он заметил появление потенциальных постояльцев по камере внешнего слежения.
Мило улыбаясь, он кланялся, сгибая корпус чуть ли не до пола и пятясь назад. Будь у него волосы подлиннее, то он собрал бы всю пыль у своих ног.
«Тоже андроид, как тот в прошлой гостинице, — подумал Бастиан, — точно андроид». Он стал привыкать, что нанимать человека слишком накладно. Пока шла церемония встречи, он разглядел внутреннее убранство гостиницы. Впечатление было получше, нежели смотреть на нее снаружи. Пол украшали пластиковые панели, имитирующие деревянный паркет с очень сложным орнаментом. Дерево давно бы исцарапалось, протерлось, а этот пластик был вечным. Его уложили не один десяток лет назад.
Свет был приглушен, и Бастиан не сразу различил, что в глубине холла в креслах сидели пять человек за круглым столом. Они что-то обсуждали, изредка бросая на низкую столешницу, едва доходившую им до коленей, кубики, прежде основательно их встряхивая, смотрели, что там на верхних гранях, после чего опять надолго погружались в беседу. В кадках вдоль стен стояли несколько деревьев, а над ними лампы подсветки — естественного света здесь для настоящих деревьев было слишком мало.
— Меня зовут Лю Чен. Господа, я покажу вам ваши номера. Следуйте за мной.
«Все-таки это человек», — подумал Бастиан.
Когда тот разогнулся окончательно, Бастиан увидел, что у него слегка зеленоватое лицо с большими синими глазами и тонким длинным носом. Это резко отличалось от той внешности, которая должна быть у человека, носившего имя Лю Чен, если он не сделал пластическую операцию и не вводил пигмент в кожу
«Очевидно, он менял внешность постепенно, накапливая деньги, — предположил Бастиан, — готовится к самой сложной — увеличению роста. Позаботься родители о его внешности пораньше, еще до того, как он выбрался из материнской утробы, то генные изменения плода обошлись бы им в несколько раз дешевле того, что Лю Чен уже потратил на пластические операции».
Здесь не было самодвижущихся дорожек. Все время, пока они шли по коридору, ждали лифта — не такого эффектного, как в предыдущей гостинице, а старого, лязгающего, как заржавевший механизм, и потом поднимались на нем, Лю Чен постоянно говорил, двигаясь спиной вперед и продолжая кланяться, но уже с гораздо меньшей амплитудой, нежели при встрече. Наверное, на затылке под волосами он вживил себе еще один глаз. Как же иначе он мог обходить все препятствия, встречавшиеся ему на пути: кадки с деревьями, низкие столики, а может быть, за годы службы в гостинице он изучил ее до самых закоулков, не раз промеряя расстояние с закрытыми глазами.
Поначалу Бастиан старался разобрать, что говорит Лю Чен, но, подметив, что все остальные давно уже пропускают все его слова мимо ушей, успокоился. У провожатого был сильный акцент. Перво-наперво ему следовало модифицировать речевые органы, чтобы получше произносить некоторые общеупотребляемые звуки, или вживить биоприставку, а он решил сперва заняться своей внешностью.
— Мы постараемся удовлетворить все ваши просьбы. Замку, чтобы открыться, достаточно дуновения ветра, созданного владельцем номера. Он улавливает частицы, испарившиеся с кожи, дыхание. Если к нему прикоснуться хоть пальцем — он захлебнется от такого обилия материала для идентификации. Он также реагирует на мысленные и речевые приказы...
Номер оказался пятикомнатной конурой объемом не более восьмидесяти кубических метров — чуть ли не половина из них приходилась на большой, по сравнению с примыкающими к нему норами, холл. Голые стены производили удручающее впечатление. В норах места было, чтобы только растянуться во весь рост. Больной клаустрофобией почувствовал бы приступ уже на пороге такого жилища.
— Сойдет, — сказал Капитан.
Трехмерную проекцию номера он видел, когда его заказывал. Пришлось немного подкорректировать временное жилище. Стены номера трансформировались.