Погашено кровью
Девушки зазвенели колокольчиками. Хозяин считал, что он шутит, а помощницы считали, что это смешно. Бронштейн ничего не считал. Каждый спуск в хранилище был пыткой, похожей на спуск в ад. Он устал от унижений, от вторых и третьих ролей и от страха. Талантливый финансист, примерный семьянин, образованный эрудированный человек был поставлен судьбой в угол со штампом «второй сорт». Всю жизнь он мечтал стать дипломатом, но МГИМО для него был закрыт, как и многие другие заведения, и, как это принято, родители с детства таскали Мишу по музыкальным школам, училищам, консерваториям. Советская власть канула в Лету, но мало что изменилось. Дышать стало свободнее, но упущенные годы не воротишь.
Бронштейн вернулся в свой кабинет, положил деньги в портфель, прихватил пальто и ушел из банка, не известив об этом секретаршу.
Сегодня целый день валил снег, и финансисту пришлось потратить лишних десять минут, чтобы смахнуть липучую белую толщу со своего «мерседеса».
Центр был забит машинами, и Бронштейн с нервозностью поглядывал на часы. Он выбивался из графика. В это время его машина должна бы сворачивать в сторону Березок с Рязанского шоссе, а он еще не выехал из Москвы.
***Любимчик Хлыста, которого все нежно называли Колюней, прибыл в поселок Березки значительно раньше Бронштейна и насаждался горячим кофе, отдыхая в глубоком кресле гостиной. Все шло своим чередом, и Олег Кириллович соблюдал свой график приемов без пустот и зазоров.
Расписание хозяина пригородного коттеджа никогда не нарушалось, что позволяло гостям избегать неожиданных встреч.
— Итак, Колюня, чем кончилась эта история? — Велихов сложил кончики длинных пальцев вместе и откинулся на спинку дивана.
— История еще не кончилась, Олег Кириллыч. Я еще не докладывал Хлысту о результатах проверки. Но она имеет неожиданную развязку. Из колонии сбежали двое мокрушников, а Хрящ продолжает томиться на нарах.
— Можно подумать, что Хрящ послал гонцов за добычей, а сам не решился выйти на свет.
— Версия имеет право на существование, но я бы на ней не останавливался. Трудно поверить, будто такой жлоб, как Хрящ, доверит постороннему тайну клада. И какой в этом смысл?
— А можно ли взять беглецов и прижать к стене?
— Они сами идут в наши сети, если они посланники Хряща. Но я не оцениваю их по высокой шкале ценностей. Пусть ими занимается Хлыст. Это отвлечет его и окончательно запутает в паутине. А в случае успеха мы сможем подключить наши рычаги на последнем этапе гонки.
— Я горжусь тобой, мой мальчик.
Колюня сделал маленький глоток кофе и поставил чашку на блюдце.
— А что Шевцов? — меняя тему, спросил Велихов. — Он же дал Хлысту определенный срок? Так?
— Я могу лишь предполагать. Хлыст в трансе, а значит, хозяин дергает за поводья.
— Хлыст знает, что деньги выкраны у меня?
— Его не интересуют подробности. Думаю, Глухарь не называл ему адреса. Суть не в том, у кого выкрали деньги, а в том, кто будет возмещать ущерб. Машина Шевцова имеет в глазах Хлыста относительно абстрактный характер.
Хлыст понимает, что имеет дело с огромной силой и должен ей подчиниться.
Остальное лишь догадки. Если бы Хлыст сомневался в мощи своего босса, он убил бы его и глазом не моргнул. Но Хлыст напуган. Он в панике и не видит, что творится под его собственным носом. Наркотики, провалы в бригаде по уничтожению, разгул шпаны Глухаря, которая участвует в разборках на стороне, подставляя авторитет своего босса. Хлыст резко пошатнулся, а без него Шевцов — колосс на глиняных ногах.
— Однако Шевцов продолжает контролировать все финансовые операции, получает ту же прибыль, что и раньше.
— Я знаю эту бухгалтерию и не могу с вами согласиться. Уйма денег уходит на содержание империи. Казино, бордели, наемники, стрелки, бандиты, аренда, выкупы, взносы, меценатство, общак, взятки. Это расходы, а не доходы.
Очень крупные расходы. Ради поддержания марки, собственного имиджа — всемогущего, великого, — приходится тратить больше, чем следует.
— И, как я слышал, к бизнесу подгребают легавые?
— Тут дело в утечке информации, и хромает одно из звеньев. Я не думаю, что вмешательство милиции может серьезно повлиять на положение дел.
— Помоги Хлысту, Колюня. На сегодняшний день, пока Шевцов еще является моим партнером, он должен быть в полной силе. Пока Шевцов мне нужен, он должен оставаться значительной фигурой. Рано еще ломать ему глиняные костыли. И вот еще что. Менты не случайно попали в казино Хлыста. Я знаю, кто и с какой целью их заслал. Рано говорить о деталях, но я буду не против, если Хлыст найдет с ними общий язык.
— Я вас понял.
— Что-нибудь еще?
— По моим данным, молодой адвокат, которому вы доверили подыскать хороший надел для водочного завода, выполнил ваше поручение. После того как он оформит все документы, с ним следует расстаться. Вспомните о его криминальных связях. Борис Ефимов хвастлив. Обронит где не надо лишнее словечко, и на вас наложат дань местные авторитеты. Банкир Бронштейн ходит по проволоке без страховки. Этот человек уже выработал свой ресурс, а он единственное звено между вами и валютной кладовой. К тому же он трус. Этот расколется в одну секунду.
— Ты, как всегда, прав, мой мальчик. Я позабочусь о мелочах, а ты присмотри за Хлыстом.
— Конечно, я все понимаю, Олег Кириллыч… О, уже третий час, я вас задерживаю.
Велихов встал с дивана и поцеловал вскочившего на ноги юношу в открытый высокий лоб.
— Ступай с Богом. Стоит мне поговорить с тобой, как я начинаю лучше себя чувствовать. Ты действуешь на меня как эликсир молодости.
— Не преувеличивайте, но, в общем-то, я стараюсь.
— И не зря. Моя империя тебе достанется. Ты мне как сын. Такие молодые и гениальные должны приходить нам на смену. Есть кому передать эстафету.
Колюня уходил полный гордости и веры в свою гениальность и нужность. Он верил, что недалек тот день, когда в его руках окажется штурвал гигантского корабля. Он уже видел свое светлое будущее.
***Что касается Михаила Бронштейна, то он очень беспокоился за себя, семью и свое будущее, покрытое серым туманом.
Подъезжая к коттеджу, он не переставал думать о страшном и ужасном, что в обиходе называют краем пропасти. И если старый волчара не поможет ему, то его песенка спета. Бронштейн не носил розовых очков и видел старого интеллигента с дворянскими корнями в волчьей шкуре и с острыми клыками.
Велихов встретил гостя с распростертыми объятиями.
— Мишенька! Что случилось, дорогой? Я начал беспокоиться. На дворе снег, гололед.
— За меня или за деньги вы беспокоитесь?
— Какой ты, право. Разве я выказываю тебе недоверие? Такого не было и быть не может.
Бронштейну предложили кресло, которое освободил ушедший романтик несколькими минутами раньше. Гость поставил на стол портфель и устало сел в кресло.
— Ваши деньги, Олег Кириллыч. На этом наше сотрудничество должно закончиться.
— Ультиматум? — улыбаясь, спросил старик.
— На меня косо смотрят. Я работаю в открытую. По-другому, к сожалению, нельзя. Такую операцию можно позволить себе один, ну два раза, а мы прем напролом. Двенадцать заходов…
— Ну как мама? Как дети? Все устроились? — Несколько секунд в воздухе стояла тишина.
— Да. Спасибо вам, семья уже на месте, и там все в порядке. Их хорошо приняли и устроили. Я вам благодарен, Олег Кириллович, за родственников, но я пока еще в этой стране и хожу под занесенным топором палача.
— Оформляйте отпуск. С завтрашнего дня. Если ситуация обострится, то рисковать не следует. Всех денег не заработаешь. У вас, кажется, остался последний резерв?
— Да. Несколько пунктов обмена валюты, но они не вытянут крупную сумму. Тысяч пятьдесят. Предел.
— Не думайте обо мне. Я дам эту сумму вам. На дорогу. Обернете деньги и на следующей неделе получаете паспорт с визой. Приедете ко мне в понедельник. Я думаю, к среде вы воссоединитесь с семьей в Израиле и все ваши мучения кончатся.