Погашено кровью

— Мне бы Марию Матвеевну повидать, — сказал Чижов, увидев в проеме маленькую щуплую старушонку.
— Это я, — удивилась женщина. — А вы кто?
— Я вам привез привет от Сергея Белого. Сына Дарьи Степановны.
Старушонка ахнула и, прикрыв рот ладонью, оглянулась на темный длинный коридор. Перекрестившись, она пробормотала:
— Помилуй Бог! Он же помер.
— Жив он, мамаша. Повидать вас хочет, но сюда ему приходить не с руки.
— Да где же он?
— В забегаловке у рынка.
— Батюшки, как же это! Я же второй год из дома не выхожу. Этажи высокие, ноги не ходят.
— Я вас, мамаша, обратно на руках подниму. Вы дверь-то откройте, я вам помогу.
Белый ерзал на стуле, сидя у окна, и не отрывал глаз от улицы.
Когда он увидел Чижа, в руку которого вцепилась маленькая старушонка в ветхом пальтишке, у него на глаза навернулись слезы. Белый с детства рос сентиментальным ребенком и всю жизнь старался скрывать свои эмоции от посторонних глаз. Покосившись по сторонам, он смахнул рукавом слезы и прокашлялся, выбивая подступивший к горлу ком.
Чижов подвел старушку к столику. Белый встал. Она долго смотрела на него, затем взмахнула руками и, покачав головой, сказала:
— Худой-то какой… Вот Даша не дождалась-то. — Старушка расплакалась, и Сергей усадил ее за стол. Чиж сунул сигарету в рот и вышел на улицу, он не любил таких сцен.
— Слава Богу, вы живы, тетя Маша.
— Как же так, они, стало быть, ее обманули? Так за такой обман под суд отдавать надо. Они же ее в могилу отправили.
— Кто? О ком вы говорите?
— Как кто? Следователь твой.
— Ефимов?
— Мать-то его пороги обивала, все просила помочь. Ну… как это… Чтобы другой суд был.
— На апелляцию.
— Наверное. Ходила, умоляла. Год у его дверей просидела, а он ей и сказал, что, мол, ты помер в тюрьме. У него есть точное подтверждение тому.
Даша-то шагнула в коридор да тут же и скончалась. Прямо у его дверей дух вон вышел. Царствие ей небесное… Ну а я-то знала, куда она ходила. Смотрю, вечер, а ее все нет. Ну а утром я сама в милицию пошла. Там в кабинете еще один мужичишка сидел, все насмехался.
— Капитан Саранцев. Оперативник.
— Бог его знает, но дурной тип. Все улыбался, будто смешного чего увидел. Он мне и говорит: «Кончилась твоя подружка, бабуся. Как узнала, что ее сынок в зоне копыта отбросил, так и все! Сердце не выдержало, тут и окочурилась. В морг ее увезли». Как же, думаю, помер. Сережке всего двадцать годков с небольшим. А он свое твердит. Мол, капитан Ефимов извещение получил.
Ну а мать-то кувырк — и готова. Хотелось мне тогда этому кувырколке грязной тряпкой по морде пройтись, да у самой ноги подкосились. Словом, Дашу всем домом хоронили. Кто сколько смог. Но все по-хорошему, и поминки, и девять дней.
Теперь в ваши комнаты каких-то чучмеков многодетных вселили.
— Где ее похоронили?
— Как где? На Ваганьковском, рядом с отцом твоим. А как же? Первые годочки я ходила за могилой, прибирала, а теперь, поди, бурьяном поросла.
— И никто из моих дружков не мог помочь ей?
— Нет, Сереженька. Кузю я не видала. Слышала, что отец у него помер, профессор, а видеть не видела.
Чиж сдержал обещание и поднял старушку на четвертый этаж на руках.
Легкая как пушинка. Купили цветы, поехали на кладбище, и опять Чижов остался в стороне, ждал дружка у ворот. Он не понимал, что значит «мать», он вырос в инкубаторе, но видел волнение Белого и сердечная боль по каким-то странным каналам передалась ему.
Прикуривая сигарету от сигареты, он неожиданно вздрогнул. Прямо возле его носа, в двух шагах прошли высокие милицейские чины — генерал в папахе и подполковник. Пахнуло водкой. Чижов облегченно вздохнул. Генерал милиции в Москве — дело обычное.
Хорошо, что Белый с подполковником не встретились, а то история бы наша уже кончилась. Но пути Господни неисповедимы.
Спустя десять минут появился Белый. Взяли такси и поехали к Кузе.
И опять Чиж уговорил приятеля подождать его в машине.
Дверь открыла женщина, оставив железную броню на цепочке.
— Могу я Васю Кузьмова повидать?
— Нет, молодой человек. Мы сами его хотели бы повидать. Отправили ему деньги до востребования, а он носу не кажет.
— А кто вы?
— Мы уже пятый год эту квартиру снимаем. Ремонт делать пора, а за чей счет? Он нам не звонит, не приходит, и мы ничего не знаем. Несколько раз открытки с угрозами приходили по почте. Мы вот дверь железную поставили, а где хозяин, понятия не имеем. Может, деньги не пересылать, тогда объявится?
— Хорошая идея. Ну ладно, удачи.
Чиж вышел на улицу, сел в такси и назвал адрес.
— К корешу моему заглянем. Вместе «духов» били на таджикской границе. Проверенный парень. Он нам с жильем поможет. Надо обосноваться, а потом кумекать, что делать и как. Не все так просто, как хотелось бы. Много времени прошло.
Дом Чижов нашел сразу, а квартиру с третьего захода. Дверь открыл хмурый, стриженный бобриком парень. Мускулистое тело обтягивала синяя футболка.
Скуластое лицо не выражало никаких чувств.
— Здорово, Гиббон. Разбудили? — Парень прищурился.
— Здорово, Чиж.
— Узнал.
— А кто, кроме тебя, может знать этот адрес? У меня квартира в другом месте, а здесь сестра жила, если помнишь. Я сюда отсыпаться прихожу перед командировкой.
— Со мной дружок. Впустишь?
Гиббон посторонился, гости прошли в жилище. Однокомнатная клетушка, оборванные обои, два стула, раскладушка, диван в кухне, стол и плита.
Обзор венчала голая лампочка без абажура и бутылка кефира на столе.
Гости сели на диван, а хозяин остался стоять в дверях, подпирая плечом косяк.
— А где сестра?
— В Питере у мужа живет.
— Значит, я тебя случайно застал?
— Повезло. Прямо с нар небось? С жильем туго?
— Догадливый. Досрочно вышел. Самоволка. А насчет маскировочного халата верно думаешь.
— Живи здесь. Мне этот насест не нужен. Сюда никто не придет. Денег дать?
— Есть у нас деньги. Надолго из Москвы?
— Командировки и в Москве есть.
— Из наших кого видишь?
— Карандаша помнишь?
— До сих пор мозоль на спине.
— Да, ты его на своем горбу версты четыре волок. Живой пока. В авторитетах ходит. Ни одна крупная разборка в Москве без него не обходится. Телефон его на стене в коридоре записан. Если что, поможет. Он парень надежный. С другими не виделся.
— У тебя тоже дела идут?
— Все мы гости на этом свете. За завтра не ручаюсь. Ладно, пора мне. Вот ключ.
Гиббон надел свитер, снял с гвоздя куртку и, не прощаясь, вышел за дверь.
— Странный парень.
— Мы с ним в разведку ходили. В прямом смысле. Сейчас я с ним не пошел бы. Видел смерть в его глазах? Либо он ее ищет, либо она за ним ходит. Где Кузю искать будем?
— В «справочное» сходить можно. Фотографии сделать надо, а вечером к Рахману в казино заглянем. Я вот что думаю: а почему бы тебе с Ефимовым не встретиться? Я тебя подстрахую, что он сделает? Под стволом разговорится, и ясность в деле появится.
— С Ефимовым торопиться не будем. Странная история со мной вышла.
Отсидел я полгода. Пахан меня под свое крыло взял — помог старику гангрену стороной обойти. И вот какой-то хмырь на делянке с пером на меня прыгнул.
Блатные перехватили его. В зону он не вернулся. Под сосну угодил, так в протоколе записали. Тогда пахан сказал мне, что контракт на меня был. Я не поверил. Решил, что он хочет меня должником своим по гроб жизни сделать.
Говорил и о том, что маляву на свободу отправили, мол, выполнен контракт.
Теперь я начинаю понимать, что правду говорил пахан. Спас он мне шкуру. Но врагов у меня на воле не было. Кому моя шкура понадобилась? За дружка моего, чей труп на меня повесили, кто-то мстить решил? Наркоманы? Тут большие связи нужны, чтобы кого-то в зоне достать.
— Почему ты вспомнил об этом?
— А потому, что капитан Ефимов мать мою погубил, будучи уверенным, что правду говорит. Мой крестный уверен был, что нет меня на земле. Извещение о смерти домой присылают, а не бывшим следователям. Он дела в суд сдал и забыл обо мне. А тут такая осведомленность. И сроки те же. Слишком много Ефимов знает о том, что делается в зонах Красноярского края. Начинать надо с Кузи. Но где его искать? От кого он прячется?