Тем тяжелее будет падение
— Да, но на каком основании? Десять часов вечера.
— Топай, девочка, много болтаешь!
Анна узнала этот командный голос, звучавший на весь коридор. Федор Корякин! Это он выбивал из нее дурь в подвалах особняка Грановской, а потом они ей подбросили наркотики. Крестный! Низкий ему поклон за то, что познакомил ее с зоной. С каким бы удовольствием она пробила ему башку чем-нибудь тяжелым, только как бы наоборот не получилось. Вычислили! Умеют хлеб отрабатывать.
Девушка шла впереди, мужчины за ней. Она открыла бокс и зашла в комнату.
«Вот идиоты! — подумала Анна. — Хоть бы один в коридоре остался, все вломились». Она отступила на шаг и, продолжая держать Кешку на руках, ударила ногой по стеклянной двери. Другого способа не было.
Очутившись в боксе, мужчины переглянулись.
— Ну и где же они?
— Буквально минуту назад были здесь.
Корякин увидел на полу газету.
— Далеко не уйдут. Вперед, ребята!
«Вперед» — не очень получилось. Первое, что они услышали, это звон стекла, а выглянув в коридор, увидели двух офицеров милиции, бежавших в их сторону.
— Менты, командир!
— Убрать с дороги!
Все четверо выскочили в коридор с оружием в руках. Тимохин и Савченко находились метрах в шести-семи от них.
— Быстро на пол, руки на голову! — скомандовал Корякин.
Четверо с оружием — не девчонка с ребенком. Капитан тут же упал, словно нырнул в бассейн без воды, а вот Савченко сглупил и схватился за кобуру. Ответ не заставил себя ждать. Два легких хлопка из пистолетов с глушителями — и лейтенанта сбило с ног, будто кто-то треснул его кувалдой. Тимохин тут же откатился к двери палаты и, толкнув ее ногой, успел скрыться. Пара пуль чиркнула по линолеуму и вздыбила рваные куски.
— Всем лежать на местах! — крикнул он, ничего перед собой не видя, и выхватил пистолет из кобуры.
Недаром Тимохина Бычарой прозвали, он всегда лез на рожон, но судьба оберегала капитана от пуль. Он и секунды не думал. Вскочил на ноги, высунулся в коридор и пальнул. Пять выстрелов подряд. Одного он уложил. Ответные пули начали выбивать искры из бетонных стен. Капитан скрылся.
— Не давай ему высунуться, Егор! — приказал Корякин. — Остальные за мной, баба уходит!
Он почти угадал. Анна уходила, но, вместо того чтобы бежать вниз, она побежала наверх. На шестом этаже ее вновь встретила запертая дверь. Снизу доносилась стрельба. Она опять выбила стекло и проникла в коридор инфекционного отделения. Она так крепко прижимала к себе Кешку, что не нашлось бы силы, способной вырвать мальчика из ее объятий. Анна чувствовала, как его трясло, словно в лихорадке, но он не издал ни звука, сжав губешки так, что они посинели. Как только они очутились в коридоре, снизу послышался топот. Куда бежали преследователи — вверх или вниз, она не знала, важно не останавливаться.
В другом конце помещения двое санитаров с повязками на лице везли каталку с больным. Анна увидела открытую железную дверь, из которой пробивался яркий свет. На шум санитары остановились и оглянулись. «Это же грузовой лифт — сообразила она. — Успеть бы!» Анна пустилась во весь опор, ноги скользили по натертому линолеуму, как по льду, но она лишь ускоряла темп.
— Ты куда, сумасшедшая! — отскочил в сторону один из санитаров. — В лифт нельзя! Мы заразного везем.
Она увидела накрытое простынею тело.
— К нам не прилипает! Вы едете или я одна? — Мужчины растерянно вкатили каталку в лифт. — Живей, парень, сам как покойник!
Дверь с лязгом захлопнулась.
— Тебе какой? — спросил санитар.
— Мне все противопоказаны.
— Мы в подвал, а там по проходу в морг.
— Меня устраивает. Поехали. Нажимай кнопку скорее!
Лифт опасно дернулся и медленно пополз вниз.
— Лестница левой половины крыла всегда закрыта? — спросила Анна.
— Закрывают после семи вечера, когда дневная смена заканчивается. Но для тебя, мамаша, преград нет, как видно.
— Спуск в подвал там есть?
— Железная дверь. Подвал — это служебный коридор, соединяющий четыре корпуса с прачечной, столовой и моргом. Туда можно попасть только на лифте. Что случилось-то?
— Муж пьяный приперся, погром устроил. У него нож. А может, и сообщники на улице поджидают. Ребенка спасать надо.
Санитары переглянулись.
— Ладно, мы тебя через столовую выведем. Там окна без решеток.
— А дальше?
— Вдоль забора в дальний конец, там одной секции нет, выйдешь в парк. А там тропинка уже протоптана, пройдешь парк и выйдешь к метро.
Лифт остановился. Санитары двери закрывать не стали, чтобы машину не вызвали сверху. Оставив каталку с трупом, они провели Анну с мальчиком по подземному лабиринту и поднялись по лестнице. Огромная кухня, обслуживающая всю больницу, пустовала, света не было. Пришлось приложить усилие, чтобы открыть одно из окон, они еще с зимы были заклеены. Анна не испытывала страха, она поставила перед собой задачу и точно знала свою цель.
В парке было темно, и она то и дело спотыкалась о корни деревьев. Кешка не грудной ребенок, и тащить его с каждым шагом становилось все тяжелее и тяжелее.
У мальчика болела нога, и сам он идти не мог, а медлить нельзя ни секунды.
Метро не спасение. Она все еще не сняла белый халат, боясь потерять драгоценные секунды. В метро их запомнят, а ей это ни к чему. Нужно найти такси или частника и добраться до гостиницы «Урал», о которой говорил Сергей. Там они смогут спрятаться на день или два, пока она не примет какого-либо приемлемого решения. Другого выхода у нее не оставалось.
***О происшествии в больнице пока никто ничего не знал. Ксения Задорина не успела вернуться домой, как ей позвонил следователь Кипкало и сообщил о неприятностях на улице Герцена. Прихватив в дорогу бутерброд, Задорина выехала на место происшествия. Дом был уже оцеплен, и работа шла полным ходом. Кипкало встретил ее, пожимая плечами.
— Ты только не разыгрывай из себя мученика, Игорек. Рассказывай по порядку, как и что.
— Наш единственный свидетель Виктор Крапивников мертв. На сегодняшнее утро ему оставили повестку. Он должен был прийти в прокуратуру и помочь составить фоторобот на всех, кого видел в окно. К тому же он сам сказал, что кое-что вспомнил, какую-то подробность. Я сам вчера разговаривал с ним по телефону.
Нормально поговорили, а сегодня он не явился. Я ему перезвонил, но никто не снял трубку, а потом завертелся, не до него стало. Вечером жена его вернулась.
Как выяснилось, она то и дело от него уходит. Поругаются, она за дверь, дня через три назад, неделю поживет, опять сбегает, одним словом, веселая семейка, не соскучишься. Приходит сегодня, а он валяется на полу уже холодный. Вызвала «скорую», те милицию, а потом и нас.
Врачи утверждают, что он умер вчера между часом и двумя ночи, по первому впечатлению, сердечный приступ, но у них один ответ, если явных следов насилия нет. Однако эксперты сомневаются. В мойке стакан чистый стоит, хорошо помытый.
Из второго пил водку сам хозяин, он так на столе и остался. Сомнение вот в чем.
На бутылке нет ни одного отпечатка пальцев. Наливал-то он себе водку без перчаток, я надеюсь. И еще одна мелочь — стол на кухне небольшой. Если человек в одиночку пьет, то закуску возле себя ставит, чего руки тянуть, а тут все стоит посредине. Накрывали на двоих или троих. Слишком много закусона на одного человека. Кастрюля отварной картошки, селедка, грибы, лечо, капуста, маринованные огурцы. Полный комплект русской закуски под водочку. И у плиты пачка пельменей. Руки до нее не дошли.
— А на его стакане отпечатки есть?
— Отчетливые, лучше не бывает. Жена говорит, что со здоровьем у Виктора Федоровича все в порядке было, по врачам не ходил, на сердце не жаловался. Медэксперт потребовал отправить покойника на срочное вскрытие. Ему очень не понравились трупные пятна.
— А что ты думаешь, Игорь?
— Я думаю совсем о другом, Ксюша. Мужик прожил без жалоб на здоровье сорок шесть лет, тихий алкоголик, никому не мешал, а в глупые нелепые совпадения я не верю. И если его отравили, то это сделал не собутыльник. За стаканом водки всякое случается, но в дело пускают столовые ножи, бутылки, молотки, но не яды. «Бытовуху» тут не пришьешь. Не мне тебе рассказывать. Но если парень отравлен, то я с этим делом работать не буду. Умываю руки. Объединяй в одно производство и тащи сама.