Буря мечей. Книга I

В тот же день они выехали из леса к какой-то реке, и Пирожок завопил от восторга:
— Трезубец! Теперь нам только и надо, что ехать вверх по течению, как ты говорила. Мы почти на месте!
Арья пожевала губу.
— Не думаю, что это Трезубец. — Речка раздулась от дождя, но все равно оставалась не шире тридцати футов — Трезубец запомнился ей гораздо более широким. — Эта речка слишком узкая, да и рано еще для него.
— Ничего не рано, — возразил Пирожок. — Мы весь день едем почти что без передышки. Наверно, уже много отмахали.
— Давайте-ка взглянем на карту еще раз, — сказал Джендри. Арья спешилась и развернула пергамент. По нему струйками стекал дождь.
— Думаю, мы где-то здесь, — показала она. Мальчишки смотрели из-за ее плеч.
— По-твоему, мы совсем не продвинулись? — возмутился Пирожок. — Вот же он, Харренхолл, совсем рядом с твоим пальцем. Мы ведь целый день ехали!
— До Трезубца еще много миль. Несколько дней ехать надо. Это какая-то другая река, одна из этих. — Арья показала на карте несколько тонких синих линий, у каждой из которых значилось свое название. — Дарри, Яблочная, Девичья... а может, вот эта, Ивовая.
Пирожок перевел взгляд с карты на реку.
— Она не такая маленькая, как тут нарисовано.
— Эта речка на карте впадает в другую, смотри, — заметил Джендри.
— Да, в Большую Ивовую.
— Ну да, а Большая Ивовая впадает в Трезубец, стало быть, нам надо ехать вниз по течению, а не вверх. Но если эта речка — не Ивовая, а вот эта...
— Быстринка.
— ...то она делает петлю и бежит обратно к озеру и Харренхоллу.
— Ну уж нет! — выпучил глаза Пирожок. — Тогда нас точно убьют.
— Надо узнать, что это за река, — самым упрямым из своих голосов заявил Джендри.
— Как узнать-то? — На карте все названия обозначены, но на берегу речки не написано ничего. — Мы не поедем ни вверх, ни вниз по течению. Переправимся на тот берег и будем ехать на север, как и ехали.
— А лошади умеют плавать? — спросил Пирожок. — Мне сдается, тут глубоко, Арри. Вдруг в воде змеи есть?
— Ты уверена, что мы едем на север? — засомневался Джендри. — Из-за этих холмов мы могли заблудиться...
— Мох на деревьях...
— Вон на том, — перебил Джендри, — мох растет с трех сторон, а на другом мха и вовсе нет. Может, мы заблудились и едем по кругу.
— Может, и так, — сказала Арья, — но я все равно переправлюсь через реку, а вы оставайтесь, если хотите. — Она снова села верхом, не глядя на них. Не хотят с ней ехать — пусть тогда сами ищут Риверран, если их раньше не найдут Скоморохи.
Ей пришлось проехать добрых полмили вдоль берега, пока она не нашла что-то вроде брода, но ее кобыла все равно заартачилась, не желая идти в реку. Бурая речка с неизвестным названием бежала быстро, и когда Арья с грехом пополам добралась до ее середины, лошади стало по брюхо. Вода набралась Арье в сапоги, но она сжала бока лошади каблуками и выбралась на тот берег. Позади слышался плеск и тревожное ржание. Стало быть, мальчишки все-таки едут за ней. Это хорошо. Она оглянулась и увидела, как они, все мокрые, вылезли на берег.
— Это не Трезубец, — сказала она им. — Точно не он.
Следующая речка была мельче и легче для переправы. Арья заявила, что и это тоже не Трезубец, и никто больше не спорил с ней, когда она двинулась вброд.
Начинало смеркаться, когда они снова остановились дать отдых лошадям и закусить хлебом и сыром.
— Мне холодно, и я весь мокрый, — пожаловался Пирожок. — Теперь уж мы далеко отъехали от Харренхолла — можно костер развести...
— НЕТ! — в один голос вскричали Арья и Джендри, и Пирожок притих. Арья покосилась на Джендри. С Джоном в Винтерфелле они тоже часто произносили что-то вот так, вместе. Из всех своих братьев она больше всего скучала по Джону Сноу.
— Ну хоть поспать-то можно? — спросил Пирожок. — Я страх как устал, Арри, и задница болит. Там, наверно, уже мозоли.
— Вот поймают тебя — еще не так отделают. Надо ехать дальше. Надо.
— Но ведь уже почти темно, и даже луны не видно.
— Садись на лошадь.
Медленным шагом они поплелись дальше. Кругом делалось все темнее. Арья сама устала до предела, и спать ей хотелось не меньше, чем Пирожку, но она знала, что спать нельзя. Заснешь, а потом откроешь глаза и увидишь, что над тобой стоит Варго Хоут с Шагвеллом-Дураком, Верным Утсивоком, Роржем, Кусакой, септоном Уттом и прочими страшилищами.
Но мерный шаг лошади убаюкивал ее, и веки тяжелели. Арья позволила им закрыться на долю мгновения и снова раскрыла во всю ширину. Нельзя спать, безмолвно кричала она про себя, нельзя, нельзя. Она протерла глаза костяшками пальцев, крепко сжала поводья и пустила лошадь рысью. Но и ее, и лошади хватило ненадолго — скоро они опять перешли на шаг, и Арья снова закрыла глаза, и на этот раз они открылись уже не так быстро.
Когда это случилось, она увидела, что лошадь стоит на месте и щиплет траву, а Джендри трясет ее за руку.
— Ты спишь на ходу, — сказал он.
— Просто даю глазам отдых.
— Что-то долго они у тебя отдыхают. Твоя лошадь шла по кругу, а потом встала, и тут только я понял, что ты спишь. С Пирожком еще хуже — он наткнулся на ветку, и его вышибло из седла. Надо было слышать, как он заорал, но тебя и это не разбудило. Тебе нужно поспать как следует.
— Я могу ехать столько же, сколько и ты. — Она зевнула.
— Врешь. Поезжай себе, если ума нет, а с меня хватит. Я буду сторожить первым — ложись и спи.
— А Пирожок где?
Джендри показал рукой в сторону. Пирожок уже свернулся на куче сырых листьев, накрывшись своим плащом, и похрапывал. В кулаке он зажал большой ломоть сыра, но так и уснул, не доев его.
Арья поняла, что спорить бесполезно. Джендри прав. Скоморохам ведь тоже надо спать — ей, во всяком случае, хотелось верить в это. Она так устала, что даже с лошади слезла еле-еле, но все-таки не забыла спутать кобыле ноги, прежде чем устроиться под буком. Земля была твердая и сырая. Долго ли еще ей придется обходиться без постели, без горячей еды и тепла. Перед тем как уснуть, она еще успела вытащить меч из ножен и положила его рядом с собой.
— Сир Григор, — шептала она, засыпая, — Дансен, Полливер, Рафф-Красавчик, Щекотун... Пес...
Ей стали сниться красные, свирепые сны. Там были Скоморохи, не меньше четырех: бледный лиссениец и черный урохенец Иба с топором, покрытый шрамами дотракийский табунщик Игго и дорниец, имени которого она не знала. Они ехали сквозь струи дождя в ржавеющих кольчугах и мокрой коже, и мечи с топорами побрякивали у их седел. Они думали, что охотятся за ней — Арья знала это с той твердой уверенностью, которую чувствуешь во сне, — но на самом деле это она охотилась за ними.
Во сне она была не девочкой, а волчицей, огромной и могучей, и когда она выскочила перед ними из леса, оскалила зубы и тихо, рокочуще зарычала, ее обдало едким запахом страха—и лошадиного, и человечьего. Конь лиссенийца взвился на дыбы и заржал в ужасе, всадники закричали что-то на человеческом языке, но сделать ничего не успели: из дождя и мрака выскочили другие волки, целая стая, тощие, мокрые и тихие.
Бой был коротким, но кровавым. Обросший волосами человек упал, схватившись за топор, черный умер, натягивая лук, бледный попытался бежать. Но ее братья и сестры догнали его, окружили со всех сторон, хватая за ноги его коня, и перегрызли глотку упавшему наземь седоку.
Только табунщик с колокольцами в косах показал себя молодцом. Его конь лягнул в голову одну из ее сестер, а сам он чуть ли не пополам разрубил другого волка своим кривым серебряным когтем, и его колокольчики звенели.
Она, охваченная яростью, прыгнула ему на спину и вышибла его головой вперед из седла. При падении ее челюсти сомкнулись на его руке, зубы пронзили кожаный рукав, шерсть и мягкое мясо. Они ударились оземь, и она свирепо мотнула головой, оторвав руку от плеча, ликуя, она принялась трясти ею туда-сюда, разбрызгивая теплые красные капли среди холодных, черных дождевых струй.