Каменный город

Но Холт слышал ее словно издалека. Он поставил стакан и прикоснулся кончиками пальцев к холодному оконному стеклу.
Той ночью, когда Райма вернулась на корабль, Холт покинул территорию порта и отправился бродить по поселению дамушей. Он выложил едва ли не полугодовое жалованье за посещение подземного бункера — хранилища мудрости этого мира, огромного фотонного компьютера, подключенного к мозгам умерших старейшин-телепатов (так, по крайней мере, объяснил Холту экскурсовод).
Помещение в форме чаши наполнял зеленый туман. Туман клубился, время от времени по поверхности расходились какие-то волны. В глубине его пробегали сполохи разноцветного огня и снова меркли, и исчезали. Холт стоял на краю чаши, глядя вниз, и спрашивал, и ему отвечало шепчущее эхо, словно шептал хор тихих голосков. Сначала Холт описал увиденное днем существо, спросил, кто это такое, и услышал название: «линкеллар».
— Откуда он?
— В шести годах пути от планет человека, если лететь с вашим двигателем, — прошептал неспокойный зеленый туман. — Ближе к Ядру, но не точно по прямой. Вам нужны координаты?
— Нет. Почему мы так редко видим их?
— Они далеко, слишком далеко. Между планетами людей и двенадцатью мирами линкелларов — все солнца дамушей и колонии нор-талушей, и сто миров, на которых еще не научились летать к звездам. Линкеллары торгуют с дамушами, но прилетают сюда редко: отсюда ближе к вам, чем к ним.
— Да, — сказал Холт. По спине у него побежали мурашки, словно в пещере потянуло холодным сквозняком. — Я слышал о нор-талушах, а о линкелларах — нет. А кто еще там обитает? Еще дальше?
— Где кто, — прошелестел туман. Далеко внизу расходились цветные волны. — Мы знаем мертвые миры исчезнувшего племени, которое нор-талуши называют Первыми, хотя на самом деле они были не первыми, мы знаем Пределы крешей, и сгинувшую колонию гетоидов Ааса, что прилетели из глубины ваших владений, когда люди там еще не жили.
— А еще дальше?
— Креши рассказывают о мире, называемом Седрис, и об огромном звездном скоплении, в котором больше солнц, чем у людей, дамушей и в Древней Хрангской империи, вместе взятых. Этим скоплением владели уллы.
— Да, — дрожащим голосом сказал Холт. — А дальше? Вокруг него и еще дальше?
По краям чаши запылал огонь, отсвечивая красноватым светом в зеленых клубах тумана.
— Дамуши не знают. Кто летает так далеко, так долго? Есть только легенды. Хочешь, мы расскажем о Самых Древних? О Лучезарных Богах или Летящих Сквозь Ночь? Спеть тебе старинную песню о племени Бездомных Скитальцев? Там, далеко-далеко, видели корабли-призраки, летавшие быстрее кораблей людей и кораблей дамушей. Они возникают где хотят и исчезают когда хотят, но иногда их нет нигде. Кто скажет, кто они, что они, где они и есть ли они вообще? Нам известно много, очень много названий, мы можем поведать много историй и легенд. Но факты туманны. Мы слышали о мире, называемом Золотистым Хуулом, который торгует со сгинувшими гетоидами, которые торгуют с крешами, которые торгуют с нор-талушами, которые торгуют с нами, но корабли дамушей не летали к Золотистому Хуулу, так что рассказать о нем мы можем не многое, тем более сказать, где она, эта планета. Мы слышали о мыслящих вуалях с планеты без названия. Они раздуваются и плавают и парят в своей атмосфере, но, может быть, это лишь легенда, и мы не знаем даже, кто ее придумал. Мы слышали о племени, живущем в открытом космосе; мы рассказали о них даньлаям, которые торгуют с улльскими мирами, которые торгуют с седрийцами — и так снова до нас. Но мы, дамуши, обитаем столь близко к людям, что никогда не видели седрийцев
— как же нам доверять этой цепочке?
Речь сменилась невнятным бормотанием. Туман поднялся к самым ногам Холта, и он почувствовал запах, похожий на аромат благовонных воскурений.
— Я полечу туда, — сказал Холт, — Полечу и посмотрю.
— Тогда возвращайся и расскажи нам, — простонал-откликнулся туман, и впервые Холт понял, что во многой мудрости много печали — потому что мудрости всегда мало. — Возвращайся, возвращайся. Все равно ты не изведаешь всего…
Аромат благовоний усилился.
В тот день Холт ограбил еще три седрийских пузыря, а вскрыл на два больше. В первой хижине, холодной и пустой, не оказалось ничего, кроме пыли, во второй жили, но не сидрийцы. Взломав дверь, Холт изумленно застыл на месте: какое-то призрачное крылатое создание с хищными глазами взвилось под потолок и зашипело. Тут Холту тоже ничем не удалось поживиться, но остальные взломы были удачнее.
К закату, поднявшись с мешком провизии за плечами по узкой эстакаде к Западному Зрачку, он вернулся в Каменный город.
В бледном свете сумерек город выглядел бесцветным, полинявшим, мертвым. Четырехметровые стены, сложенные без швов из гладкого серого камня, казались монолитными. Западный Зрачок, выходивший к поселению потерявших корабли, напоминал скорее тоннель, чем ворота. Быстро миновав его, Холт юркнул в извилистый переулок между двумя гигантскими зданиями. А может, это были и не здания. В эти сооружения двадцатиметровой высоты, неправильной формы, без окон и дверей можно было попасть только с нижних уровней Каменного города. И тем не менее подобные сооружения, эти странные, местами выщербленные глыбы серого камня, преобладали в восточной части Каменного города, занимавшей площадь примерно в двенадцать квадратных километров. Сандерленд составил карту этого района.
В безнадежной путанице переулков нельзя было пройти по прямой больше десятка метров. Холт часто думал, что на карте они похожи на молнии, как их рисуют дети. Но он часто ходил этой дорогой и выучил наизусть карты Сандерленда (по крайней мере эту маленькую часть Каменного города). Он шел быстро и уверенно и никого не встретил.
Время от времени, выходя на перекрестки, Холт останавливался, чтобы свериться с ориентирами в боковых улочках. Сандерленд нанес на карту большинство из них. Каменный город состоял из ста отдельных районов со своим архитектурным обликом и даже своим материалом для строительства каждый. Вдоль северной стены тянулись джунгли обсидиановых башен, тесно примыкавших друг к другу, с глубокими ущельями улиц; к югу лежал район кроваво-красных каменных пирамид; на востоке — голая гранитная равнина с единственной башней-грибом в самом ее центре. Остальные были такими же странными и такими же безлюдными. Сандерленд каждый день наносил на карту несколько новых кварталов. Но все равно они были только верхушкой айсберга. Каменный город простирался на многие этажи под землю, и ни Холт, ни Сандерленд, ни другие не проникали в темные душные лабиринты.
Сумерки уже сгустились, когда Холт остановился на просторной восьмиугольной площади с небольшим восьмиугольным бассейном посередине. Зеленая вода стояла неподвижно, на поверхности ни ряби, ни морщинки. Холт подошел умыться. Здесь, где неподалеку жили они с Сандерлендом, другой воды не было ни капли на несколько кварталов вокруг. Сандерленд говорит, что водопровод есть в пирамидах, но ближе к Западному Зрачку имелся только этот бассейн.
Смыв с лица и рук дневную пыль, Холт зашагал дальше. Рюкзак с провизией болтался у него за спиной, звуки шагов гулко отдавшись в переулках. Больше ничто не нарушало тишину. Ночь стремительно опускалась на город, такая же неприветливая и безлунная, как все остальные ночи перекрестка Вселенной. Холт знал это. Небо всегда заволакивавши облака, сквозь них редко удавайтесь разглядеть больше пяти-шести тусклых звезд.
На противоположной стороне площади с бассейном одно из огромных зданий лежало в руинах. От него не осталось ничего, кроме груды камня да песка. Холт осторожно пробрался через нее и подошел к единственному строению, выделявшемуся из унылого ансамбля, — большому куполу золотистого камня, напоминавшему гигантский жилой пузырь седрийцев. К десятку входных отверстий вели узкие спиральные лестницы, внутри же купол напоминал улей.
Здесь-то уже почти десять земных месяцев и жил Холт.
Когда он вошел, Сандерленд сидел на корточках посреди их общей комнаты, разложив вокруг свои карты. Он расположил все фрагменты в нужном порядке, и карта выглядела, словно огромное лоскутное одеяло: старые пожелтевшие листы, купленные у даньлаев, соседствовали с листами масштабной бумаги «Пегаса» и невесомыми квадратиками серебристой улльской фольги. Карта целиком устлала пол, и каждый кусочек ее поверхности был испещрен рисунками и аккуратными пометками Сандерленда. Сам он присел прямо в центре, на маленьком свободном участке, план которого лежал у него на коленях и напоминал большую, толстую взъерошенную сову.