Повторная помощь

Толли Мьюн рассмеялась.
— Что вам не понравилось больше всего?
Таф поднял вверх длинный палец.
— Если говорить одним словом, неточность.
Она кивнула. — Да, в фильме Таф весит в два раза меньше вас, лицо у него гораздо подвижнее, говорит он совсем не так высокопарно, как вы, у него мускулатура «паучка» и координация движений акробата, но все— таки ему побрили голову ради сходства.
— У него усы, — сказал Таф. — Я их не ношу.
— Они решили, что так больше похоже на искателя приключений. И потом, посмотрите, что они сделали со мной. Я не против того, что я там лет на пятьдесят моложе, я не против того, что они сделали из меня чуть ли не вандинскую красавицу-принцессу, но эта жуткая грудь!
— Несомненно, они хотели подчеркнуть определенность вашего развития в этой области, — сказал Таф. — Это можно считать незначительным изменением, сделанным в интересах эстетики. Что же касается безответственной вольности, с которой они подошли к моим философским взглядам, то это гораздо серьезнее. Особенно мне не понравилась моя речь в финале, где я заявляю, что гениальность эволюционирующего человечества может и должна решить все проблемы, и что экоинженерия позволит с'атлэмцам размножаться без страха и ограничений и, таким образом, достичь величия и стать подобными богам. Это определенно противоречит тем взглядам, которые я в то время вам высказывал. Если вы помните наши беседы, я недвусмысленно говорил вам, что любое решение вашей продовольственной проблемы, будь то технологическое или экологическое, окажется только временной мерой, если ваше население не покончит с практикой неограниченного воспроизведения себе подобных.
— Вы же были героем, — сказала Толли Мьюн. — Не могли же они допустить, чтобы вы проповедовали антижизнь.
— В сюжете есть и другие неточности. Те несчастные, кому выпало на долю посмотреть этот фильм, получили крайне искаженное представление о событиях, которые произошли пять лет назад. Паника — хотя и живая, но безобидная кошка, ее предки были приручены на самой заре истории человечества. И насколько я помню, когда вы предательски захватили ее, пытаясь шантажом выманить у меня «Ковчег», мы с ней оба капитулировали без сопротивления. Она не разодрала когтями и одного охранника, не говоря уже о шестерых. — Она оцарапала мне руку, — возразила Толли Мьюн. — Еще что?
— Я ничего не имею против политики и действий Джозена Раэла и Высшего Совета С'атлэма, — продолжал Таф. — Правда, они, и особенно Первый Советник Раэл, действовали неэтично и беспринципно. Тем не менее, я должен признать, что Джозен Раэл не подвергал меня пыткам и не убил ни одной из моих кошек, пытаясь подчинить меня своей воле.
— Да и не потел он так, — вставила Толли Мьюн, — и никогда не порол чепуху. В общем-то он был честным парнем. Бедный Джозен, — вздохнула она.
— И наконец мы подходим к кульминации. Кульминация — странное слово, когда его произносишь, но сейчас оно вполне уместно, Кульминация, Начальник порта Мьюн, это наше пари. Когда я привел спасенный «Ковчег» на ремонт, ваш Высший совет решил заполучить его. Я отказался продать корабль, и тогда, поскольку у вас не было законного предлога для захвата корабля, вы конфисковали Панику как вредителя и грозились ее уничтожить, если я не соглашусь отдать «Ковчег». Это правильно в общих чертах?
— По-моему, правильно, — ласково сказала Толли Мьюн.
— Мы вышли из тупика, заключив пари. Я должен был разрешить продовольственный кризис с помощью экоинженерии, предотвратив тем самым грозивший вам голод. Если бы мне это не удалось, «Ковчег» был бы ваш. Если бы я сумел, вы должны были вернуть мне Панику и, кроме того, отремонтировать корабль и дать мне десятилетнюю отсрочку для оплаты счета за ремонт.
— Все правильно, — подтвердила она.
— Насколько я помню, Начальник порта Мьюн, интимная связь с вами не входила в мои условия. Я ни в коей мере не ставлю под сомнение храбрость, которую вы проявили в трудный момент, когда Высший Совет закрыл тоннели и блокировал все доки. Рискуя жизнью и карьерой, вы разбили пластико-стальное окно, пролетели несколько километров в полном вакууме, одетая лишь в тоненький скафандр и двигаясь при помощи одних только аэроускорителей. При этом вы ускользнули от охраны, а под конец едва не попали под удар своей собственной Флотилии планетарной обороны. Даже такой простой и грубый человек, как я, не может отрицать, что в этих поступках есть героизм, даже, я бы сказал, романтика. В древности об этом сложили бы легенду. Однако этот хотя и мелодраматический, но бесстрашный полет имел целью вернуть мне Панику, а отнюдь не предать ваше тело моей, — он моргнул, — похоти. Более того, тогда вы совершенно ясно дали понять, что ваши действия мотивированы понятиями чести и опасением, что «Ковчег» может оказать пагубное влияние на ваших лидеров. Насколько мне помнится, ни физическое влечение, ни романтические чувства не имели никакого места в ваших расчетах.
Толли Мьюн улыбнулась.
— Посмотрите на нас, Таф. Хороша же парочка межзвездных любовников, нечего сказать. Но вы должны признать, что так было интереснее.
На длинном лице Тафа ничего нельзя было прочитать.
— Надеюсь, вы не защищаете этот фильм? — сказал он ровным голосом.
Начальник порта снова рассмеялась. — Защищаю? Черт возьми, да это же я написала сценарий!
Хэвиланд Таф моргнул шесть раз.
Прежде, чем он успел сформулировать ответ, наружная дверь открылась, и в кабинет шумной толпой хлынули репортеры, всего десятка два. Во лбу у каждого жужжал и мигал «третий глаз».
— Сюда, Таффер. Улыбнитесь!
— У вас есть с собой кошки?
— Как насчет брачного договора, Начальник порта?
— Где сейчас «Ковчег»?
— Эй, давай обнимемся!
— Когда это ты стал таким коричневым?
— Где ваши усы?
— Что вы думаете о «Таф и Мьюн», гражданин Таф?
Пристегнутый к своему креслу, Таф осмотрелся вокруг, едва заметно поворачивая голову, моргнул и ничего не сказал. Поток вопросов прекратился только тогда, когда Толли Мьюн легко проплыла через толпу репортеров, раздвигая их обеими руками, и устроилась рядом с Тафом. Она взяла его под руку и поцеловала в щеку.
— Слушайте, вы! Выключите свои дурацкие камеры. Человек только что прилетел, — она подняла руку. — Извините, вопросов не надо. Я прошу оставить нас одних. Мы же пять лет не виделись. Дайте нам время привыкнуть друг к другу.
— Вы поедете вместе на «Ковчег»? — спросила одна из самых назойливых. Она парила в полуметре от Тафа, камера ее жужжала.
— Конечно, — ответила Толли Мьюн. — Куда же еще?
Только дождавшись, когда «Свирепый Степной Ревун» оставит «паутину» далеко позади и направится к «Ковчегу», Хэвиланд Таф соизволил зайти в каюту, которую он предоставил Толли Мьюн. Он только что принял душ, смыв последние следы маскировки. Его длинное безволосое тело было белым и ничего не выражающим, словно чистый лист бумаги. На нем был простой серый комбинезон, не скрывавший солидного живота, а лысину прикрывала зеленая кепка с большим козырьком и большой буквой тэта, эмблемой экоинженеров. На широком плече сидел Дакс.
Толли Мьюн, откинувшись на спинку кресла, поглощала христофорское пиво. Увидев его, она ухмыльнулась.
— Мне ужасно нравится, — сказала она. — А это кто? Это не Паника.
— Паника осталась на «Ковчеге» со своим котом и котятами, хотя их едва ли уже можно назвать котятами. Кошачье население «Ковчега» со времени моего последнего визита на С'атлэм несколько увеличилось, хотя и не так значительно, как человеческое население С'атлэма, — Таф неловко опустился в кресло. — Это Дакс. Хотя в каждой кошке есть что-то особенное, Дакса без преувеличения можно назвать выдающимся котенком. Все кошки немного умеют угадывать мысли, это общеизвестно. Попав в необычные обстоятельства на планете Намор, я начал проводить программу по усилению этого врожденного качества кошек. Дакс — ее конечный результат, мадам. У нас с ним есть определенное взаимопонимание, и могу сказать, что Дакс одарен этой способностью в полной мере.