Креольская честь

И нашел для себя, так ему по крайней мере казалось, какое-то решение.
Через три, самое большее четыре года она станет взрослой и, по всей видимости, очень красивой женщиной. Совершенно очевидно, что он ей нравится. У нее нет никого, кто бы мог ей помогать, защищать ее. Лучшей любовницы и не найти.
Алекс был человеком терпеливым, он умел ждать. Чутье подсказывало ему, что девушка стоит того. Пока же он может сдерживать свое желание. В конце концов, у него есть Лизетт, а скоро будет еще и жена. С довольной улыбкой Алекс расчесал свои темно-каштановые волосы, поправил манжеты на плиссированной рубашке и стал спускаться вниз.
— Томас, — сказал он, входя в обставленную с большим вкусом гостиную и радушно протягивая руку, — рад видеть тебя.
Стройный блондин в темно-синем сюртуке и облегающих серых бриджах поднялся с кресла и обменялся с ним добрым рукопожатием.
— Томас не единственный твой гость, Алекс. Надеюсь, ты не возражаешь против моего приезда, дорогой?
Алекс обернулся на женский голос.
— Кларисса! — Он сжал ее тонкие в белых перчатках пальцы. — Честно говоря, в ближайшие две недели я тебя не ожидал. — Нагнувшись, стараясь не задеть ее элегантные, серебристо-голубые, обшитые кружевом юбки, он поцеловал ее в щеку.
— К счастью, Максвелл выздоровел быстрее, чем мы предполагали. — Максвелл Торнтон был единокровным братом Клариссы Эндикот. Заболел он два месяца назад. Все это время, ожидая его выздоровления, Кларисса находилась со своей. сестрой Маргарет в Нью-Йорке. — К тому же, — добавила она, шутливо закатывая свои бледно-голубые глаза, — Маргарет иногда бывает такой занудой. — Она качнула головой, и по обеим сторонам ее лица заколыхались кудряшки, выбившиеся из аккуратно уложенных, завитых волос. — Я просто мечтала вернуться домой.
— Хорошо, что ты вернулась, — приветливо сказал Алекс, и Кларисса улыбнулась. Это была высокая худощавая женщина, по-своему хорошенькая.
.Хотя она и была англичанкой, ее семья приехала в Луизиану, когда она была еще совсем маленькой. Эндикоты владели одной из больших соседних сахарных плантаций — Элмтри.
Но свое состояние они нажили главным образом печатанием денег. Компания «Эндикот» делала это почти для всех южных штатов, каждый из которых имел собственную валюту со своим обменным курсом.
Отойдя чуть назад, Кларисса внимательно посмотрела на Алекса и сразу заметила усталые морщинки у его глаз.
Чувствовалось, что он очень утомлен и даже не старается это скрыть.
— Работаешь допоздна?! — В ее голосе прозвучали нотки не только сочувствия, но и одобрения. Все Эндикоты верили в упорный труд, который за долгие годы создал немалый капитал целой династии.
Кларисса была намерена добиться еще большего благосостояния и процветания.
— Я хотел приехать немного пораньше, но меня задержали прибывшие от Фортье документы, они требовали принятия срочных мер. — Он никогда не лукавил в разговоре с ней. От своей будущей жены он ожидал лишь правды и сам тоже был до конца откровенным. Это предусматривалось их уговором.
Вошел слуга, неся на серебряном подносе два хрустальных бокала бренди и большую рюмку хереса. Все уселись возле камина с мраморной доской. Приближалось лето, и огня в камине не было, его заменяли ветки пурпурной глицинии.
— Не очень-то справедливо, — сказал Томас, — что тебе приходится работать по четырнадцать часов, отдуваясь за Франсуа, который чуть не разорил плантацию.
Вздохнув, Алекс откинулся на спинку кресла.
— В сущности, это не его вина. Отец знал, что управление плантацией не для Франсуа. Мой брат никогда не интересовался нашим семейным делом. Отец ожидал от него слишком многого.
— Как я понимаю, — деловым тоном сказала Кларисса, — отец нуждался в твоей помощи для ведения дел во Франции, и это не оставляло ему никакого выбора.
— Да, — согласился Алекс. — Похоже, что так.
— Франсуа — избалованный мальчик, привыкший ни в чем себе не отказывать, — сказала она. — Его присутствие только обременяет тебя.
Алекс почувствовал, что должен возразить: хотя то, что она сказала, и верно, ей все же не следовало этого говорить.
Сострадание явно не входило в число добродетелей Клариссы.
— Сейчас брат испытывает кое-какие трудности. Со временем он остепенится.
— Тем лучше для него, если так, — сказала она. — После того как мы поженимся, Бель-Шен и Элмтри будут составлять одно целое. Я не могу допустить, чтобы Франсуа тратил наши общие деньги, как транжирит твои.
У Алекса заиграли желваки на скулах: совместная жизнь с Клариссой не обещала быть легкой. Но преимущества этого брака, очень выгодного как для Бель-Шен, так и для дю Вильеров, явно перевешивали.
— За Франсуа несу ответственность я, а не ты, Кларисса. — Конечно, у Клариссы, когда она станет его женой, будет право голоса в семейных делах, это только справедливо, но решающее слово будет оставаться за ним. Он оговорил это условие, прежде чем они решили пожениться. Однако можно было не сомневаться, что ему придется вновь и вновь отстаивать свое право на окончательное решение.
Взвешивая каждое слово, Кларисса медленно сказала:
— Ты прав, дорогой. А раз уж мы заговорили и об ответственности, которую будет нести каждый из нас, я как раз и хотела обсудить это. Я рада, что ты здесь, Томас. Хочу, чтобы ты подвел под все это прочную легальную основу.
Алекс слегка изогнул бровь, но ничего не сказал. Кларисса — женщина умная. То, что, она задумала, возможно, принесет пользу им обоим.
 
Глава 5
Николь с нетерпением ждала возвращения Патрика О'Флэннери, мечтая об обещанной конной прогулке. Четыре раза в неделю после ужина она встречалась с Алексом в конюшне.
Остальные дни он проводил в городе. Николь не было необходимости спрашивать о цели этих поездок, она и так знала.
Лизетт. То, что он регулярно ездит к ней, задевало Николь за живое, хотя она старалась себя убеждать, что это не должно ее трогать.
Благодаря Александру дю Вильеру, у нее впервые за долгие годы было пристанище, даже больше — дом. Чего еще могла она хотеть? Но каждый вечер, когда после занятий в конюшне она возвращалась в свою комнату, ее преследовала одна и та же мысль: если бы он увидел в ней женщину?! Ей явно было мало той дружбы, которую он ей предложил.
Она понимала, что это несбыточная мечта, фантазия. Герцог никогда не сблизится с ничтожной служанкой, какого бы она ни была происхождения.
В этот вечер, закрыв за собой дверь, Николь сняла с себя чепец, расплела и расчесала свои волосы, сняла слишком узкую и короткую для нее черно-белую униформу, которую ей дали в день ее прибытия на плантацию. За верхней одеждой последовали нижние юбки, рубашка, полотнище ткани, туго перетягивающее груди. Слава Богу, она живет одна. Это помогает ей сохранить секрет.
Но сколько еще времени она сможет его сохранять? И захочет ли? Мало-помалу она начинала доверять Александру дю Вильеру, верить, что он может ей помочь, даже расторгнуть ее контракт.
Но куда она денется, куда ей податься? Чем заняться?
Она выросла на плантации. С детства ей прививали навыки, необходимые для жены плантатора. Считалось, что женщина должна помогать в семейных делах, заботиться о муже и детях, присматривать за рабочими, за сотнями людей, которые обрабатывали плантации.
Дело это было трудное, но благородное. И она бы, конечно, с ним справилась. Ее мать принимала активное участие в ведении дома и в управлении хозяйством и научила Николь всему, что знала.
Затем на сахарном рынке произошло обвальное падение цен. Ее родители умерли, плантация пошла с молотка.
Сейчас ей восемнадцать, но она находится в еще худшем положении, чем три года назад, когда подписала контракт. Тогда у нее по крайней мере была цель, был план, как наладить свою Жизнь.
Рэмзи обещали научить ее бухгалтерскому делу, к которому она имела явную склонность, обладая хорошими математическими способностями. Среди женщин очень немногие занимались этой профессией, но Николь надеялась, что соберет достаточное количество денег, чтобы по окончании срока контракта подыскать себе подходящее место.