Сто одиннадцатый

— То есть как это мы все знаем? — удивился Кузьминых. — Мы понятия не имели о том, что этот бык вашего колхоза.
— Да вот он, — Степан Никифорович указал на вспыхнувшего Сашу. — Внук мой, значит. Он сказал, что вы, однако, все уже знаете. И что все это…
— Постой! — перебил старика Саша, испугавшись, что его разговорчивый дед вспомнит и выложит старшему лейтенанту не слишком удачную шутку его, Саши, насчёт «распоряжения свыше». — Постой! Я, товарищ старший лейтенант, просто угадал…
— Опять, значит, ясновидение! — Кузьминых улыбнулся. — Тебя скоро придётся в цирк отправить. Ну ладно! — Он поднялся. — Спасибо за сообщение! Лежите, Степан Никифорович, как врач велел. И не гневайтесь на нас за своего быка. Иного выхода, как только застрелить его, у нас в ту минуту не было.
— Где уж тут выход! — сказал Кустов, довольный уважительным отношением к себе милицейского начальника. — Если не иметь опыта, с быками лучше не связываться. Но, однако, зачем вы затащили его в дом?
— Не затаскивали мы, он сам к нам пожаловал. Тут-то и есть загвоздка, Степан Никифорович! Но нам с вами её не понять, пока учёные люди не разберутся.
— Это уж точно! Эх, приехать бы мне пораньше! Был бы живой наш бычок. А ещё раньше и по дороге его захватили бы!
— Вы думаете? — с выражением, которого не понял старый скотник, спросил Кузьминых.
— А как же! Он был тихий, что телок. Добродушный, одним словом. Я бы его сразу успокоил.
— Тогда да, жаль!
— Был бы живой!
— Живой-то живой… — проворчал Кузьминых, выходя с Сашей из комнаты. — Да все равно не рассказал бы, где находился три часа, вот в чем дело! А дед говорит «по дороге захватили бы»… Был он на дороге, как же!
Только войдя вслед за старшим лейтенантом в кабинет — арену недавней корриды, — Саша спросил:
— Где находился три часа? Ты думаешь, он где-то находился?
— А как же иначе!
— Значит, и Анечка где-то находится, и наш Белка тоже?
— По-моему, да!
— Где же?
Кузьминых нахмурился.
— Я не ясновидец, как некоторые, — сказал он. — Откуда я могу это знать. Но где-то они должны быть, если живы. Впрочем, — прибавил он, — мёртвые тоже не могут исчезать бесследно. Они тоже где-то должны быть. Кот, растворившийся в воздухе! Чушь зелёная! Девочка — тем более!
Он задумчиво посмотрел на тушу быка (до приезда начальства было решено ничего не трогать) и вздохнул.
— Вот кто мог бы рассказать многое, да не расскажет. Как ты думаешь, может, мы поторопились, может, можно было не убивать его? А? Например, накинуться на него всем разом, повалить… Глупости! — перебил он сам себя. — Все равно пришлось бы убить, только кроме капитана в больнице оказалось бы ещё человек пять. Работать стало бы некому.
— Однако, — сказал Саша, — я и забыл совсем, что я сегодня дежурный по отделению.
— Вспомнил, наконец! — усмехнулся Кузьминых. — Дежурит старшина Груздев. Это ещё капитан приказал. В таком деле, как у нас сегодня, без ясновидца не обойтись.
— Да будет вам, товарищ старший лейтенант! — сказал Саша, официальным обращением показывая, что ему очень неприятны эти шутки. — Какой я ясновидец. Все дело в Белке.
— Простите, товарищ младший лейтенант! — Кузьминых вздохнул и сказал серьёзно: — Давай-ка, Саша, подытожим события, разберёмся до приезда начальства. Есть мысли? Если есть, выкладывай!
— Я думаю…
— Вот и хорошо, что у тебя есть о чем думать. А у меня никаких мыслей нет. Словно этот бык ударил дверью не капитана, а меня и вышиб мозги.
Могло показаться странным, что после всех необъяснимых происшествий сегодняшнего утра они могли спокойно говорить и даже обмениваться шутками. Словно и не исчезала трехлетняя девочка, не лежал тут же рядом неведомо как оказавшийся здесь бык, — словом, ничего, выходящего за рамки обыденного, не случилось. Но это действовал инстинкт самозащиты. Мозг, неосознаваемо для них, защищал себя от вторжения того, что могло нанести ему вред. Так было не
Отсутствуют страницы 51, 52
Младший лейтенант Кустов, самый молодой сотрудник н…ской милиции, до сегодняшнего дня ничем не примечательный, внезапно приобрёл в глазах Кузьминых непререкаемый авторитет. Раз он говорит надо, значит, надо!
Но старшему лейтенанту не пришлось придумывать предлог для своего звонка или передавать трубку Саше. Едва только он сказал: «Говорят из н…ской милиции» — чей-то голос на том конце провода радостно воскликнул: «Вот хорошо, а мы только что собрались звонить вам!» А дальше ошеломлённый старший лейтенант услышал такое, что в первое мгновение усомнился — уж не спит ли он? Не прерывая собеседника, он слушал минуты три, потом спросил только: «В каком состоянии?» — и, получив ответ, положил трубку. Ни слова не говоря Саше, вопросительно смотревшему на него, Кузьминых позвонил и приказал вошедшему сержанту:
— Машину к подъезду!
Сержант ответил «Есть!» и вышел. Кузьминых нервно (его руки дрожали) переставил зачем-то чернильный прибор, сильно потёр пальцами виски, повернулся к Саше и не менее минуты смотрел на него, словно впервые видел.
— Она там? — спросил Саша.
— Послушай! — Старший лейтенант снова потёр виски, хотя голова у него и не болела. — Что это означает, однако? Ты что, и в самом деле ясновидящий? Ну с чего ты взял, что Анечка в деревне Фокино, а не на станции Озёрная?
Саша поморщился при слове «ясновидящий». Ещё прилипнет к нему это прозвище, потом не отделаешься!
— Все очень просто, — сказал он. — Просто и не требует никакого ясновидения. Я подумал, что если мог вернуться бык («Откуда вернуться?» — снова мелькнула все та же мысль), то почему должна пропасть бесследно девочка? Не логичнее ли предположить, что и она вернулась? («Вот привязалось слово!») А если так, то где она может оказаться? По аналогии — в пятнадцати километрах от города, то есть от места исчезновения, но в другую сторону, вернее в ту же сторону, если продолжать аналогию с быком. А там как раз расположено Фокино, на одной линии, если провести её от колхоза через город. Через город. Вот и все! А как она, Анечка? Появилась, как бык, в доме?
— Нет, её увидели на улице.
— Раздетую? В одной рубашке?
— Да, в рубашке и босиком. На снегу, в двадцатиградусный мороз. И она совершенно здорова, их фельдшер осмотрел её. Но тут не все ясно. Они толкуют о какой-то плёнке. Я что-то не понял. Сейчас подадут машину. Заезжай за Болдыревой и за доктором, я позвоню в поликлинику. Фельдшеру я не слишком доверяю. И в Фокино! Я бы сам поехал, но начальство вот-вот пожалует. Только ты позвони мне оттуда обязательно.
— А что она, Анечка, говорит?
— Не знаю! Об этом они мне ничего не сказали, а я забыл спросить. Слишком был ошеломлён таком новостью. Но ведь главное, в конце концов, в том, что девочка не замёрзла, как это ни удивительно. Подумать только, из тёплой постели — и прямо на улицу, на мороз!
— Через три часа, — добавил Саша.
— Что через три? Ах, да, верно! Где же она все-таки могла находиться эти три часа?
Саша ещё раз пожал плечами, хотя этот жест никогда не был ему свойствен.
— Снова тот же неразрешимый для нас вопрос, — сказал он. — Не стоит и пытаться ответить на него, это явно бесполезно. Я все время думаю вот о чем. Если бык мог, допустим, пройти пятнадцать километров от колхоза, где работает мой дед, до Н…ска, то трехлетняя Анечка никак не могла пройти те же пятнадцать километров от Н…ска до Фокино. Правильно? Значит, они не шли это расстояние. И, уж конечно, не ехали, особенно бык. Получается, что они вообще не передвигались. Во всяком случае, не передвигались понятным, привычным нам способом. И все же оказались в пятнадцати километрах от места, где исчезли. И почему-то «переместились» точно в одну сторону, по одной линии! Да ещё плёнка какая-то! Что за плёнка, откуда?.. Послушай, старший лейтенант, тебе не страшно?