Брызги зла
Услышан! Восторженный щенячий визг, вырвавшийся из моего горла, никак не подходил для того уравновешенного человека, каким я себя представлял. Свечение усилилось, обрело контуры человеческой фигуры, приблизилось, и передо мной завис вполне узнаваемый полупрозрачный призрак командира.
— И стоило так орать? — спросил он, недовольно морщась и демонстративно прочищая ухо указательным пальцем. Он с любопытством осмотрелся.
— Темно. Тепло. Уютно… Не то что наверху. Обзавидоваться можно, а он верещит! Мог бы и до утра подождать: Петрович проснулся, как только подул самум, и сразу тебя отыскал — ты как раз решил пройти сквозь скалу — неплохая идея, надо заметить. Поняв, что ты в безопасности, он принял вахту и было занялся ветром, но тут господину Кольцову захотелось устроить всеобщую побудку!
Я почувствовал, что от стыда готов провалиться… впрочем, я уже был под землей. Если только ниже лежат другие залы… Тьфу черт, действительно, как дите малое! Позор-то какой! Я открыл рот, собираясь извиняться, но командир меня прервал:
— Ладно, не переживай. Тем более что ветерок оказался местным эквивалентом хорошо знакомых тебе снежных демонов. С непривычки любому не по себе станет… Отдыхай. Утром тебя откопаем, а это — что б не скучно было…
С последними словами командир сделал рукой странное движение, и от призрачной ладони оторвался светящийся теплым розовым светом шар. Силуэт командира поблек, заколебался и растаял, а шар взмыл к своду и застыл, освещая причудливо оформленный природой зал. Розовое свечение напоминало мне свет настольной лампы с тканевым абажуром, служившей ночником во времена моего детства. Я улыбнулся ушедшим страхам, лег, опершись спиной о кучу песка, и задремал. Мне снились добрые сны.
Глава 2
ЗАЙЧЕНКО
Спросонок я решил, что кому-то понадобилось открыть форточку, и было собрался высказать все, что о нем думаю, когда сообразил, где и в какой компании нахожусь. Значит, сквозняк устроил кто-то другой, и с этим кем-то сейчас придется разбираться. Настало время открыть глаза…
Зря я это затеял — по зрачкам больно хлестнуло песком, я вновь зажмурился. И чего дергаться? Командир с нами. Сейчас он ка-ак устроит местной нечисти "козу на возу", и можно будет спокойно досыпать… Однако время шло, а ветер продолжал усиливаться. Послышалось привычно-недовольное бурчание Петровича. Я прикрыл глаза ладонью и осторожно взглянул в его сторону. Петрович чертил руками в воздухе замысловатые линии. За его кистами тянулся медленно затухающий огненный след. Впечатляюще, особенно для малопосвященных вроде меня. Впрочем, от этого сурового дядьки и не такого ожидать можно. По опыту знаю.
Пассы подействовали — ветер бессильно выл за пределами очерченной Петровичем границы, но внутрь дорога ему была закрыта. Теперь можно было встать и осмотреться.
Проснулись все, да и невозможно было спать в таком бардаке. Кольцов отсутствовал, Наталья с Антонычем встревоженно следили за колдующим Петровичем. Командир же зевнул и отвернулся, устраиваясь поудобнее. Мне бы такие нервы.
— Все, — заявил Петрович, закончив действо, — можно отдыхать. Утром разберемся.
— А где Олег? — спросил я, шаря взглядом в поисках мурманчанина.
Петрович уже открыл рот, чтобы ответить, но тут по ушам резанул отчаянный вопль. Я вздрогнул от неожиданности.
Сопряженный с телепатическим посылом ор пробирал до печенок. Петрович страдальчески скривился.
— Никакого покоя с этой молодежью! — пожаловался он в пространство.
Вопль повторился еще раз. И еще. Командир приподнял голову, морщась, потер виски и заметил:
— Так жить нельзя. Пойду-ка я его успокою…
С этими словами он вновь откинулся на подложенный под голову рюкзак и перестал дышать. Открытые глаза Горицкого остекленело смотрели в небо. Я сглотнул слюну. Не часто можно увидеть человека, уходящего в астрал так же непринужденно, как я в гастроном за колбасой.
Вопли Кольцова прекратились, а парой минут позже Горицкий вернулся в свое тело, молча оглядел наши физиономии и, удовлетворенно кивнув, заснул.
— Бери пример с командира, — посоветовал мне Петрович и вышел за пределы границы безопасности.
Песчаные вихри злобно окутали его фигуру, но Петрович только повел плечами и двинулся прочь от лагеря. Вихри опали до земли, но все еще пытались достать Строганова, бросаясь ему в ноги, как озверевшие уличные шавки. Петрович, не обращая внимания на их попытки, шел намеченным курсом. Похоже, наш суровый зам решил в одиночку расправиться с их источником. Подобного я допустить не мог в силу врожденного стремления совать нос куда не просят и потому бросился следом.
Ветер обрадованно сменил объект приложения сил, но не тут-то было! Я взвыл в ответ, чувствуя, как ярость переполняет мое тело, взрывает его, стремительно превращая в звероформу. Организм ответил привычно-мучительной вспышкой: плоть возражала против неестественных вывертов, но ее никто не спрашивал — ярость заслоняла прочие чувства.
Шаг потяжелел, и скальный грунт под ногами начал ощутимо вздрагивать. Я скосил глаза, чтобы в очередной раз подивиться гротескной чудовищности собственных конечностей. В приличное общество с такими нестрижеными когтями меня никто не пустит. Жаль, что на здешнюю нечисть впечатления мое превращение не произвело — песчаные смерчи по-прежнему выли, стараясь прокусить мою чешуйчатую шкуру. Я ускорил походку, догоняя Строганова. Ярость кипела, требуя выхода. Где же тот, кто наслал на нас этот самум?
— Не спится, что ли? — Петрович обернулся на ходу и неодобрительно прищелкнул языком. — Кого пугать собрался? Или другой защиты придумать не сумел? Ох, молодежь, горе с вами. Не отставай уж, чудушко.
Я чуть не полоснул его клыком от обиды — тоже мне, нашел чудушко! Остановило осознание того, что ответ мог оказаться весьма и весьма болезненным. Ладно, промолчу. Но хозяину самума зачтется и это издевательство.
* * *Марш-бросок по пересеченной местности затянулся — мы топали никак не меньше часа, но цель явно уже была недалеко — ветра больше не бросались со всех сторон, а упорно дули нам в лица, стараясь сбить с пути, не дать приблизиться к месту их зарождения. Петрович, как обычно, не обращал внимания на внешние воздействия, а я держался на злости и упрямстве. И не такое видывали! Наконец впереди забрезжил свет, похожий на отблески укрытого между скал костерка. Петрович направился к нему. Я держался на шаг позади, прикрывая тылы. Раздражение и злость грозили свести меня с ума — ничего материального, некому вцепиться в глотку, вырвать потроха! Что это за жизнь для разъяренного монстра? Никакой релаксации. Я с досады кусанул себя за плечо и зашипел — зубы легко пробили чешую и вонзились в мышцы. Стало больно, но на душе полегчало. Я подумал, что попозже это можно будет повторить.
— Не увлекайся! — тут же одернул меня бдительный Петрович. — Вполне возможно, что это тоже воздействие, чтобы обессилить тебя перед схваткой.
Пришлось согласиться, но необходимость сдерживаться свела на нет все терапевтическое воздействие укуса. Я снова был зол и готов порвать глотку любому, оказавшемуся в пределах досягаемости.
Дорогу преградил скальный выступ. Петрович обогнул его и замер. Я чуть не сбил его с ног, но успел шагнуть в сторону и тоже принялся разглядывать открывшееся за поворотом.
Свет лился из зависшего в воздухе рваного пульсирующего пятна, метров пяти в диаметре. Внутри пятна виднелась панорама местности, ничуть не отличающейся от окружающей. Кроме одного — там царил день и льющийся свет был светом солнца. Песчаные смерчи неслись по примыкающей к горному кряжу пустынной равнине и прорывались сквозь пятно, набрасываясь на нас с Петровичем.
— Что это? — спросил я его, забыв об измененных голосовых связках. Из глотки донесся утробный рык.
— Проход в альтернативный мир, — ответил Строганов, поняв мое недоумение.
Вот так просто, как в пивнушку сходить. Альтернативный мир? Пожалуйста, можете полюбоваться. До сих пор мне вполне хватало забот с отечественной нечистью. Даже наше появление на американском континенте и то выбивало из колеи, а тут другой мир! Нет, пора запечатывать эту дырочку, и дело с концом. Как раз для Петровича с командиром работа — они маги, им и карты в руки. От возмущения я даже потерял контроль над звероформой и снова вернулся в человеческий облик.