Брызги зла
— Что ж, привал не помешает, — легко согласился командир, я понял, что он сразу ухватил суть моих рассуждений.
Зайченко тут же с облегчением скинул рюкзак и освобождение повел плечами.
— Лепота-то какая! — поведал он миру свое восхищение свершившимся фактом. — Теперь бы еще избу-читальню отыскать, и я буду вполне доволен жизнью.
Балаболка лешева.
— Кустов хватает, Сереженька, — ласково сообщил я ему, — только лучше иди на север — у меня нет желания нюхать плоды твоего «чтения», а там подветренная сторона. Газетку дать?
— Своя есть, — огрызнулся он, оглянувшись на Наталью. Давно бы пора подумать, что здесь девушка, оболтус.
— А ты займись примусом, — посоветовал я Кольцову, — чайку попьем.
— Запросто, — согласился он и принялся распаковывать рюкзак.
— Ну а ты, подруга, садись-ка вот на этот бугорок, — обратился я уже к Наталье, — и разувайся, будем ноги лечить.
Наталья покраснела и вздернула носик.
— Нечего со мной нянчиться, не маленькая, сама пластырь прилепить сумею!
— При чем здесь маленькая или большая? — неискренне удивился я. — Пятку любой стереть может, а самой ее обрабатывать просто неудобно — после долгой ходьбы запросто судорога свести может. Так что кончай кочевряжиться и садись куда указано.
Надулась, конечно, как мышь на крупу, но послушалась. И то хорошо. Я взял в ладони узкую хрупкую девичью ступню. Ну конечно, на пятке волдырь, и кожа уже содрана. Неудивительно, что она хромала. Я закрыл глаза и начал сосредотачиваться, чтобы заставить кожу регенерировать.
— Не надо, Антоныч, — рука Натальи почти невесомо коснулась моего плеча, — прикосновения ко мне часто имеют паршивые последствия для рискнувшего, я же рассказывала. Особенно если он может причинить физическую боль. А я не знаю, как обрабатывать раны без боли. Так что лучше я действительно все сделаю сама.
Может, она и права. Я отстранился, но наблюдал, чтобы все было сделано правильно, пока она вновь не обулась.
— Раз мальчики ушли налево, то девочкам направо? — насмешливо поинтересовалась она и, не дожидаясь моего ответа, скрылась в ближайшем распадке.
За что мне такое наказание? В следующий раз возьму с собой надувной домик, прорежу в полу дырку и на каждом привале заставлю наших молодых олухов рыть ямы.
* * *Привал с чаепитием затянулся часа на полтора, поход мы продолжили уже после полудня. Вверх-вниз по холмам. Пески остались позади, но почва под ногами окаменела и покрылась трещинами от долгого безводья. Все же кое-где стали попадаться белесые метелки иссохшей травы. Налетел горячий ветер, испарив пот с лица, но почти не принеся облегчения. Трава негромко зашелестела. Казалось, что вокруг бегают невидимые мелкие зверьки… которые вполне могли оказаться соглядатаями противника.
— Командир! — окликнул я шедшего впереди Горицкого.
— Выброси из головы, Антоныч, — бросил он не оборачиваясь, — это просто ветер, обычный южный ветер. Сирокко.
Надеюсь, что он прав. Горицкий на моей памяти в таких вещах не ошибался. Значит, и впрямь незачем дергаться.
Вверх по склону, вниз по склону, вверх-вниз, вверх-вниз… но все больше вверх. Горы приближаются. Рядом пыхтит Зайченко… правильно, самому здоровому лосю — самый здоровый рюкзак. На кой леший мы все тащим с собой, если Горицкий может без труда наколдовать что угодно? Пути начальства неисповедимы. Ладно, ему виднее, а вот я, похоже, устал, иначе откуда бы взяться подобным мыслям? К сожалению, мне уже не двадцать… и даже не сорок, как это ни печально. Впрочем, как там у Асадова: "… Но ведь пятьдесят — еще не закат…" Скажите это моей ноющей спине, что-то она ответит?
Наши тени бегут впереди нас, постепенно удлиняясь. Дело идет к вечеру. Склон ближайшего кряжа заслонил половину неба. Неплохой бросок для первого дня. Не ожидал, что сумеем пройти так много. Как бы наша молодежь с утра не завыла от боли в мышцах… надо бы перед сном сделать им массаж — на энергетическое вливание меня уже не хватит.
— Привал! Разбиваем лагерь — ночевать будем здесь.
Молодец командир, увел с открытого места, но последних сил из отряда выжимать не стал. Я кряхтя вылез из рюкзачных лямок и покрутил руками, разгоняя кровь. Кольцов удивленно воззрился в мою сторону.
— Нечего глазеть, лучше сам разомнись, — посоветовал я ему, — завтра за подсказку спасибо скажешь.
— Это точно, — хохотнул Зайченко, — помню, наш старшина после марша нас еще и выгуливал, как коней после скачки.
— Вот и хорошо — возьми топорик и выгуляйся до кустов — шалаш на ночь строить будем, — обрадовал я его, — и Кольцова с собой взять не забудь — ему тоже выгуляться не помешает.
Р-разгильдяи! За барахлом спокойно съездить не могли — весь Мурманск на уши поставили. Парься теперь из-за них в этом пекле. Хотя, если с другой стороны взглянуть, не пиндосам же американским сюда соваться — столько напортачат, что потом и за год не расхлебаешь… Наталья молодец — уже примус разжигает. Поесть сейчас ох как не вредно!
А шалаш в конечном счете получился так себе — не шалаш, а убожество дырявое, но от ветра худо-бедно заслонил, и на том спасибо. Я таки сделал массаж оболтусам и Наталье. Командир и Петрович отказались, да я и не особо настаивал: у них свои способы приводить себя в порядок.
После ужина распределили вахты. Мне, как и вчера, хотели предложить дежурить первым. За развалину считают, стервецы, не иначе! Я сообщил, что думаю о их собствен ном состоянии, и улегся спать, определив себе ночную смену: пусть отоспятся, им завтра по горам рюкзаки тащить…
* * *Ночь прошла без приключений. Мне бы обрадоваться, да что-то не давало — не нравилось мне такое затишье, не могли о нас забыть: не те встречающие. Значит, что-то впереди приготовлено. Знать бы что… может, командир догадывается?
— Послушайте, Дмитрий Сергеевич, не кажется ли вам, что с тишиной и умиротворенностью местные хозяева слегка переборщили? Или им совсем не интересно, кто в гости незваным да невидимым приперся? Глаза-то им отводили? Отводили.
Командир задумчиво почесал подбородок, на котором проступила темная щетина, грозящая через пару дней обернуться бородкой.
— Не тревожат нас, и ладно — без лишних проблем к источнику неприятностей поближе подойти сумеем. Ну а придется в драчку сунуться, так вон у нас орлы какие — демонов в клочья разносят! Отобьемся как-нибудь.
Успокоил, называется! Над пацанами подшучивать дело нехитрое. Тем паче они ответить не могут — по чину не положено. Неужели расслабился Горицкий, поверил в безопасность? Нет, излишним простодушием командир не страдает. Значит, просто говорить не хочет, потому и отшучивается. Его дело, конечно, он командир… Все равно, зря он так.
— Не переживай, Антоныч, до настоящего противника топать и топать — я его чую, гада, — видимо, почувствовав мою неудовлетворенность, командир решил-таки объясниться, — кое-кто, конечно, нам встретиться может, так что теперь, от каждого куста шарахаться? Пусть сами шарахаются — мальчики наши, озлившись, изрядный тарарам устроить могут. Даже без моей помощи. Прорвемся.
Ну-ну. Еще один вопрос, который задавать я пока повременю — похоже, Горицкий решил временно устраниться от активной деятельности. Силы копит или ребятам экзамен устроить захотел? Поживем — увидим, а пока надо ухо держать востро.
Я осмотрелся, привычно ища повод для придирок, однако пацаны уже впряглись в рюкзаки и взирали на нас с Горицким, ожидая сигнала к выступлению. Я водрузил на плечи собственный груз и тоже взглянул на Горицкого.
— Нам по-прежнему на восток, — сообщил тот, и мы пошли.
* * *Склоны окружающих гор становились все круче и круче, пока мы не уперлись в практически отвесную стену.
— Карабкаться будем? — спросил Зайченко, с сомнением задрав голову, чтобы прикинуть возможный маршрут подъема.
— Пойдем вдоль стены на юг, — ответил Горицкий, — неподалеку должно быть подходящее ущелье.