Музыка джунглей
Стараясь двигаться плавно и без резких движений, он спустил ноги с кровати. Комната опять покачнулась перед глазами, и Иннот увидел, что сидит в гамаке. Круглое окошко напротив сияло голубой безмятежностью. Тут наконец каюкер сообразил, что находится на борту летучего корабля и, по всей видимости, удаляется от Вавилона.
«И это правильно. Если бы Подметала застал меня вчера врасплох, то просто раздавил бы – походя, словно муху. Проклятый Сол, неужели он всё время так обращался с этим телом? Какой эгоизм».
Иннот спрыгнул на пол и тут же споткнулся обо что-то тяжелое, больно ушибив пальцы. Бочонок, булькая, покатился по полу. Прыгая на одной ноге и изрыгая проклятия, Иннот двинулся к двери. Как и на всех пассажирских дирижаблях миддл-класса, она представляла собой просто полотнище плотного брезента, натянутого на бамбуковую раму.
– Ага, – прохрипел Иннот, толкнув ручку. – Здесь у нас удобства.
Взгляд его упёрся в медный цилиндр умывальника, потом улиткой пополз выше. Над умывальником висело облезлое зеркало.
– Кумарозо!!! Гад!!! – разнёсся по дирижаблю яростный вопль. – Что ты сделал с моей причёской!!!
Громила стоял на палубе, опираясь на верёвочный леер ограждения, и задумчиво жевал банан. Початая гроздь висела тут же.
– Похоже, Иннот наконец проснулся, – сказал Кактус, устраиваясь рядом. – Знаешь, эта акриловая гадость, которой вы меня вчера разрисовали, совершенно не хочет смываться.
– Джихад ещё спит?
– Угу. Она всё ещё не отошла после гулянки. Ты хоть помнишь, что мы пили? И где?
– В основном наливались пивом, по-моему, – Громила задумчиво почесал затылок. – А вот по поводу того «где», тут сложнее. Последнее, что я помню, – это какая-то мерзкая забегаловка в районе старого речного вокзала. Но не могли же мы по пути в аэропорт не зайти ещё куда-нибудь, по крайней мере однажды?
– Не могли, – подтвердил Кактус. – Исключено.
– Значит, мы где-то ещё пили. – Громила сжал кулак и внимательно посмотрел на костяшки. Там краснели свежие ссадины. – И по-моему, с кем-то даже подрались. Ты не в курсе, мы никого не грохнули между делом?
– Ну, поскольку мы с тобой не в каталажке, а на дирижабле и, судя по всему, движемся в Пармандалай, то я бы предположил с высокой долей вероятности, что жертв нет.
– Стареем…
– Эт' точно.
На палубу, цепляясь за поручни, выбрался Иннот и нетвёрдой походкой направился к друзьям.
– Ну как самочувствие? – приветствовал его Кактус. – А кто-то хвастался, по-моему, что похмельем никогда не страдает. Ты хоть помнишь, как вчера зажигал, юное дарование?
– Если я скажу, что весь вчерашний день провёл в неспешных беседах с одним престарелым родственником и ничего, кроме чаю, не пил, а все эти безобразия вытворял мой скверный брат-близнец, вы мне поверите? – медленно ворочая языком, выговорил Иннот.
Громила и Кактус, ухмыляясь, синхронно покачали головами.
– Так я и думал. – Иннот уселся прямо на палубу и уставился вдаль.
– А снаряжения мы с собой никакого не взяли, – задумчиво протянул Громила. – Монетка-то хоть при тебе?
Иннот испуганно схватился за грудь.
– Да, вот она, – он положил кругляш на ладонь и прищурился. – Странно. Мы сейчас летим на север?
– На северо-запад. При отсутствии попутного ветра парусники ходят галсами, ты что, забыл?
– Насчет снаряги не беспокойтесь – всё, что нужно, купим в Пармандалае. Кстати, нас пригласили отыграть несколько концертов, вы в курсе?
– Главное, чтобы без укумпива. Это с него так башка трещит, точно тебе говорю…
– Какое ещё кум-пиво? – удивился Иннот.
– Укумпиво. Ты что, серьёзно ничего не помнишь? Вчера после концерта мы по твоей, между прочим, инициативе с оравой каких-то лабухов неясного происхождения совершили мега-тур по кабакам столицы…
– Мы так не договаривались! – тихонько простонал Иннот.
– Ну и в какой-то момент у нас возник спор относительно достоинств разных сортов пива. Вообще-то странно – ты вроде предпочитаешь ром или коньяк. Ну вот, все говорили разное: кто хвалил горное пиво, кто «Вавилонское золотое», кто-то высказывался в пользу тёмных сортов… Ты только качал головой и усмехался.
– Но не просто усмехался, – вставил Кактус. – Ты усмехался сугубо и нарочито.
– Это как?!
– Извини, старик, это твои собственные слова, – развел ручищами Громила. – Ты сам так ответил, когда тебя спросили, что это с тобой. Так вот, после этого ты заявил, что всё это фигня. Самый лучший, мол, в этом мире напиток – это укумпиво, то есть пиво, то ли сваренное, то ли настоянное на умат-кумаре по древнему растафарианскому рецепту.
– Я так сказал?! – закрыл лицо ладонями Иннот. – Какой кошмар… И что же?
– Ну, честно говоря, мы все решили, что ты укурился. К этому времени ты уже был хорош. Потом ты куда-то исчез и вновь нарисовался через час. Мы как раз немного протрезвели и вышли подышать. И только это у нас проснулась здравая мысль, что пора бы и баиньки, как ты притащил откуда-то здоровенный жбан этого пойла.
– Угу. И заставил нас пить, – кивнул Кактус. – Тебя совершенно невозможно было остановить. На вкус это укумпиво так себе, варёной травой отдаёт, но башню сносит начисто. Я вырубился почти сразу, а Громила ещё какое-то время держался.
– А как мы на дирижабль-то погрузились?
– Спроси чего полегче, старина! Было минутное просветление в каком-то кабаке на речном вокзале, но ты сразу же предложил добавить…
– Я предложил?!
– А то кто же? Укумпиво ты всё время нёс с собой… Ну, мы и добавили.
– У меня в каюте валяется какой-то бочонок. Это оно самое и есть? – спросил Иннот после некоторого раздумья.
Громила замахал лапами:
– И не заикайся о нём больше! Мне одного раза вот так хватило.
– Знаешь, как тебя прозвали наши новые приятели? Мистер Передоз! – торжественно заявил Кактус. – Это тебе за «мистера Аллигатора», вот!
Иннот нервно хихикнул:
– Ладно, предки с ними. Давайте обговорим, что нам делать дальше.
– Три дня можно не делать вообще ничего, – пожал плечами Громила. – А там… Поживём, как говорится, увидим.
* * *Спустя полчаса после того, как курьерский воздушный корабль с музыкантами на борту оторвался от причальной мачты (наши друзья ещё крепко спали), в воздух поднялся ещё один дирижабль. Дюжие горри налегли на штурвалы лебёдок, половинки крыши ангара плавно разъехались в стороны, и корабль серой тенью заскользил над городом.
Он имел непривычно длинный, зализанных очертаний баллон; гондола, узкая, словно сплюснутая с боков, имела в своём чреве две палубы. Это и был «Аквамарин» – тот самый сверхсекретный проект, которому де Камбюрадо отдавал все свои силы последние два с половиной года. Короткие горизонтальные мачты, выдвинутые из люков, несли минимум необходимых парусов: скорость и маневренность дирижаблю обеспечивали не они. Едва корабль покинул городскую черту и под днищем его вместо разноцветных квадратов крыш раскинулся зелёный ковёр джунглей, майор отдал приказ. Два десятка чёрных как ночь гориллоидов устроились на узких скамьях, идущих вдоль бортов, и взялись за рукояти коленвала. В носовой части баллона раскрылся, подобно экзотическому цветку, лёгкий, обтянутый тканью воздушный винт – раскрылся и начал вращаться, всё ускоряя и ускоряя движение. Ещё два винта выдвинулись на специальных пилонах из кормы. Приводные ремни чуть слышно шуршали, разгоняя широкие лопасти.
Морш де Камбюрадо поднялся по скрипучему бамбуковому трапу на верхнюю палубу и припал к наглазнику мощной подзорной трубы, закреплённой на вращающемся шарнире в передней части гондолы.
– Не вижу их, – проворчал он.
– Смотрите на два часа, – подсказал штурман-шимп. Он, единственный из всех членов команды (исключая самого де Камбюрадо), не был гориллоидом.
– Далековато ушли.
– Скоро мы их догоним настолько, что корабль станет виден невооруженным глазом. Мы-то движемся по прямой.