В погоне за призраком, или Испанское наследство
...На Рождество он принес ей омелу. Выпал снег, и она могла из окна спальни видеть его одинокие следы, ведущие прямо к крыльцу дома. Она привыкла видеть их под своими окнами каждую зиму, с тех пор как ее родители арендовали этот дом.
– Красиво, правда? – Роджер возник на пороге, одетый в длинный плащ, подбитый мехом, на его волосах и щеках быстро таяли крупные снежинки.
Он грустно улыбнулся и приложил ветку к ее черным как вороново крыло волосам. Она тут же подбежала к небольшому зеркалу, стоявшему на столике возле ее кровати.
– С нею ты выглядишь как ирландская богиня Морриган, прекрасной и дикой...
Опаловые ягоды и кожистые зеленые листья как нельзя лучше оттенили ее изумрудные глаза и белоснежную кожу, и вправду придав ее облику что-то волшебное.
Хотя она и не видела Роджера в зеркало, но знала, что он в эти минуты восхищенно следит за ней.
– Знаешь, чтобы выжить, омеле необходимо пить соки деревьев – сама себя она прокормить не может. Вместо корней у нее есть маленькие присоски – ими припадает она к стволам деревьев и высасывает из них жизнь. Могучие лесные великаны сохнут и умирают, а она перекидывается на новые, разрастаясь все пышнее, наливаясь силой и красотой...
Лукреция, слушала Роджера вполуха, откровенно любуясь собой в зеркале.
Роджер подошел сзади и поцеловал ее в щеку, положив руки ей на плечи. Она прислонилась к нему, ощущая холод, который он принес с улицы. Вдруг он вырвал у нее ветку и швырнул на пол.
– О, Роджер, что ты делаешь?
Нахмурив брови, он наступил ногой на омелу, из ягод ее брызнул сок, густой как кровь.
– Она мне разонравилась. Лучше я подарю тебе настоящие рубины и изумруды.
– Глупый, откуда ты их возьмешь, ведь ты нищий!
– Могла бы не напоминать мне об этом, Лукреция, – вполне достаточно, что я сам не забываю об этом ни на секунду. – Он отошел к окну и принялся барабанить пальцами по деревянной раме.
Графиня Бертрам поймала себя на том, что безотчетно постукивает кончиками лальцев по краю стола. Ее отражение теперь не было столь молодо и прекрасно, – оно было искажено страданием и ненавистью.
Лукреция отшатнулась от зеркала и в гневе захлопнула ларец, словно страшась, что он раскроет ее тайну. Затем она встала и до тех пор прохаживалась по каюте, пока на лице ее снова не заиграла спокойная улыбка светской женщины. Чтобы окончательно прийти в себя, она извлекла из ларца хрустальный флакон, отвинтила тщательно, притертую воском пробку и с наслаждением вдохнула ароматическую эссенцию, также сбрызнув ею свою одежду. В каюте повеяло чарующим ароматом нероли с легкой примесью лаванды и едва различимыми розой и бергамотом. Этот запах, который она сама составила, немного изменив рецепт любимых духов Генриха III, всегда оказывал на нее самое благотворное действие.
Надо сказать, что в это время духам отводилась огромная роль.
Считалось, что запах заключает в себе суть и принцип, то есть основу устройства и действия любого вещества. Из этого ученые того времени выводили, что запах – это не просто некое свойство предмета, а воплощенная в материальные качества его душа. Именно поэтому каждая вещь отмечена своим особым запахом – это характеристика ее внутренней, скрытой от глаз, непритворной и истинной сущности. Запах несет в себе квинтэссенцию предмета или вещи – в нем зашифрована ее истинная суть. Кто овладеет секретом – тот овладеет не просто вещью, а ее душой. Кто присвоит себе запах той или иной вещи – тот использует ее способности влиять на окружающий мир посредством запаха, тот станет обладателем этих свойств или испытает на себе их благотворное или вредоносное действие.
Прогресс внес в теорию запахов лишь одно кардинальное изменение: говоря об ароматах и энергиях, мы заменили слово «быть» на «казаться».
В любом случае, пользуясь духами женщина и мужчина хотят вызвать определенные чувства, которые в обычном состоянии никак с ними не соотносятся.
Графиня была большим знатоком химии и парфюмерии и, как многие знатные люди того времени, увлекалась составлением различных духов и притираний, тщательно скрывая от окружающих свое знание о других, менее безобидных составов.
Внеся аромат нероли как немаловажный штрих в создание своего облика, она накинула на себя камзол и надела шляпу, тщательно спрятав под нее волосы. Теперь можно было и прогуляться.
* * *– Скажите, где мы сейчас? – спросила леди, Лукреция капитана к концу третьей недели плавания.
– Мы сейчас в самом сердце Атлантического океана – пересекаем тропик Рака. Это круг, придуманный астрономами; он лежит, словно пограничная черта, на пути солнца на север на 23°27'. В честь пересечения здешних широт новички в команде будут подвергнуты обряду крещения. Это старая морская традиция. Советую посмотреть, это покажется вам забавным.
– Крещение? Но почему?
– Так повелось, сударыня, – пожал плечами Ришери.
– Уж не собираетесь ли вы окрестить и меня, капитан? – с улыбкой спросила Лукреция.
– Об этом не может'быть и речи! – взволнованно сказал Ришери. – Обычай совершенно варварский. Однако приходится его исполнять. Флот держится на традициях, даже если они и нелепы.
– Что ж, пожалуй, я не откажусь взглянуть на это представление, – согласилась Лукреция. – Путь долгий – так почему бы его не скрасить немного. А в грубых народных обычаях есть своя прелесть.
– Позвольте проводить вас на палубу, сударыня! – с надеждой в голосе сказал Ришери. – Вот моя рука!
Лукреция вышла на верхнюю палубу, когда действо было в самом разгаре.
– Мы много раз проходили этим курсом, – пояснил капитан не без самодовольства. – И сегодня у нас только десяток новичков, не нюхавших этих широт! Ну уж и достанется им! – он рассмеялся.
Лукреция огляделась. На небе не было ни облачка. Узкая полоска облаков висела в западной части небосклона. Туда же, в западном направлении дул жесткий порывистый ветер, насколько можно было судить по направлению флюгера и развевающихся флагов на носу и корме. Неожиданно, меньше чем в одном кабельтове от борта, из воды выпрыгнула стайка серебристых рыб и, пролетев над водой около двадцати футов, поднимая брызги, вновь ушла под воду.
– Смотрите, мадам, это летучие рыбы. Мы часто встречаем их в этих широтах, – они лишний раз подтверждают, что мы не сбились с курса и пересекаем тропик Рака. Севернее их никто не видел.
– У них что, есть крылья?
– О нет, крыльев у них, конечно, нет, но их нагрудные плавники расположены необыкновенно высоко и столь длинны и широки, что рыба может парить на них над водой. Так они спасаются от хищных рыб, что охотятся за ними. Случается, что, напуганные акулами, они так высоко выпрыгивают из воды, что падают прямо на палубу корабля.
А на палубе тем временем творилось что-то невообразимое. Лукреции не впервые приходилось выходить в море, и она хорошо представляла себе, каков должен быть порядок на корабле, тем более военном. Но, судя по всему, сегодняшний день был исключением из правил, которым обязаны следовать все мореплаватели. Обусловленные суевериями и верой в стихийных духов, эти диковинные обряды позволяли морякам немного отдохнуть от тяжелой физической работы и скудного однообразного рациона, как правило состоящего из солонины, сухарей и литра несвежей воды в день на человека.
Матросы «Черной стрелы», суровые, закаленные испытаниями мужчины, веселились как дети. Они столпились на носу, образовав полукруг, в центре которого восседал вершитель церемонии – боцман, разряженный, точно на карнавале.
Этот огромный, шести футов ростом человек был одет в какой-то невиданный балахон, волочившийся за ним, точно мантия. На голове его красовалась шляпа с огромными полями, загнутыми под каким-то невероятным углом. В правой руке боцман держал деревянный меч, в левой – горшок с колесной мазью, а на его широкой груди висело ожерелье из деревянных корабельных гвоздей. Глаза на старательно вымазанном сажей лице страшно сверкали. С двух сторон боцмана окружали помощники с большими ведрами в руках.