Банкирша

Мы замерли.
Худые пальцы с длинными выпуклыми ногтями ловко развернули сверток и принялись выставлять его содержимое на поднос.
Появились два одинаковых пузырька, ампулка, маленькая квадратная коробочка. Мы завороженно следили за манипуляциями подруги. Что нас так заворожило, непонятно. Ничего, кроме этих предметов, ни я, ни Танька увидеть не ожидали.
— Так! — Милка строго глянула на нас. — Все это Ленкин Юра привез мне вчера утром. Как Ленка и просила, я отдала весь товар на экспертизу. Результаты экспертизы у меня. — Госпожа следователь хлопнула себя по карману широкой полотняной юбки. — Но прежде чем я вас с ними (результатами) ознакомлю, вы расскажете мне о происхождении этих предметов.
Она брезгливо ткнула пальцем в экспозицию.
Я поторопилась все объяснить:
— Один пузырек я получила от Пафнутия. Второй, тоже от Пафнутия, получила Танька.
Танька пожелала принять участие в разговоре и перебила меня:
— Я рассказала Пафнутию о муже-пьянчужке, о том, что он не хочет лечиться. Пафнутий поначалу только гмекал, но я так просила-умоляла, что он, добрая душа, пожалел меня и нацедил пузыречек.
Танька замолчала и принялась обмахиваться салфеткой, а я смогла продолжить объяснения:
— В ампулке лекарство, которое Миша ввел Ляльке.
Коробочку мне дала Клара — секретарша из «Сибири». Она разбирала Лялькин рабочий стол и обнаружила коробочку. Клара видела, как Лялька принимала гомеопатические шарики. Я подумала, что, возможно, их выписал доктор Белов и коробочка от них.
Милка подождала, не скажу ли я еще чего. Я молчала, чувствуя, как холодеет в груди и немеют руки.
Танька не выдержала напряжения и зло ткнула Милку в бок:
— Ну!
Милка, сморщившись, потерла бок и нехотя начала:
— Это действительно настой желчегонных трав.
Очень хороший. У Таньки тот же настой. Но в нем еще один алкалоид растительного происхождения. Не спрашивайте, что это значит. Я просто цитирую заключение эксперта. Действие алкалоида таково, что желчные протоки сужаются, желчь застаивается, появляются все симптомы гепатита. Из организма выводится быстро. На третий день после окончания приема от него и следа не остается. В коробочке следы вещества, представляющего собой слабый наркотик. При длительном приеме появляются апатия, высокая внушаемость… А вот в ампулке бетапротизон. Сильнейший синтетический наркотик. У нас запрещен к применению. Но тем не менее поступает в продажу под различными названиями. При даже незначительной передозировке наступает смерть от паралича сердца. Ампула содержит количество вещества, максимально допустимое для здорового человека, то есть последнюю безопасную дозу.
У меня зашумело в ушах. Я машинально зажала их ладонями, но шум не прекращался. Я хорошо помнила хрустальную пепельницу на ночном столике и две использованные ампулы в ней. Клара говорила, что Миша не сразу смог набрать шприц и испортил одну ампулу.
Но ведь она узнала об этом от Миши.
Танька смотрела мне прямо в лицо. Ее взгляд стал тревожным. Она быстро налила в рюмку водки и, держа мою голову, влила мне в рот отвратительное пойло.
Водка обожгла горло. Стало нечем дышать. Я раскашлялась. Из глаз полились слезы. Но в ушах больше не шумело, и я смогла спросить:
— Мила, что все это значит?
— Полагаю, у тебя возникли подозрения, и ты предприняла нечто вроде частного расследования. Мне трудно сказать так сразу, но вся совокупность фактов вполне может свидетельствовать о преступном умысле.
* * *
Крашеная дверь. Табличка с тремя фамилиями. Я почему-то медлила, не решаясь постучать. В торце длинного коридора окно, забранное решетками. За окном яркий летний день. В коридоре сумрачно и почти безлюдно.
Я постучала, услышала какое-то ворчание за дверью, сочла его за приглашение и вошла.
Комната небольшая, со следами недавнего ремонта, безликая. Четыре письменных стола, с полдюжины стульев, два двухсекционных сейфа, шкаф для бумаг, вешалка, окно с грязно-желтой задвинутой шторой.
В комнате, помимо меня, только один человек. Именно тот, кто мне нужен. Сидя за столом, стоящим торцом к окну, он разговаривал по телефону.
Не глядя в мою сторону, мужчина движением руки указал мне на стул. Решив, что получила приглашение сесть, я опустилась на стул у подоконника, на котором стояли две пачки отечественного детского питания.
На вид ему было чуть больше двадцати пяти лет.
Щуплый, с русым хохолком в аккуратной прическе, в темно-синем свитере. Свитер ручной работы, связан не очень умело, но старательно. Парень им, видно, дорожит. Рукава чуть поддернуты, чтобы не вытягивались на локтях.
— Прошу тебя, не стирай. Я приеду и сделаю.
Просто клади пеленки в таз с водой. Если ты будешь стирать, грудница сразу не отвяжется. — Голос парня звучал умоляюще и зло. Пальцы, державшие трубку, в характерных ссадинах. Мужчины всегда состирывают руки в кровь, когда им приходится заниматься ручной стиркой.
Он замолчал и закончил разговор с застенчивой нежностью:
— Пока. И я тебя. И я очень. И я. Да. Да!
Он не справился с собой и, кладя трубку, счастливо улыбнулся. И еще посидел некоторое время, отвернувшись к окну и улыбаясь. А потом повернул ко мне поскучневшее лицо, показывая, что готов слушать.
Слушая меня, старший лейтенант милиции Серегин А.С. не улыбался. Его покрасневшие от бессонных ночей глаза равнодушно смотрели поверх моего плеча, руки праздно лежали на столе.
— Сожалею, — сказал он, дождавшись конца моего рассказа, и в его голосе не было ни капли сожаления. — Сожалею. Но уголовное дело не может быть открыто за отсутствием оснований. Нет ни трупа, ни орудия убийства, ни доказательств, ни путного мотива.
Одни ваши подозрения.
Он помолчал и добавил зачем-то, по-прежнему не глядя на меня:
— Я сочувствую вашему горю.
И опять в его голосе не прозвучало сочувствия.
Все, что он мне говорил, я уже слышала вчера от Милки. Нет оснований для возбуждения уголовного дела.
— На фига им очередной «висяк»? — сказала Милка.
— Впрочем, — скучно закончил беседу милиционер, — заявление мы у вас не имеем права не принять.
Оставьте у дежурного, он зарегистрирует.
* * *
Я сидела в уголке дивана, поджав босые ноги. Комната ярко освещалась всеми наличными лампочками, светился и экран телевизора, работающего без звука.
Необъяснимая привычка господина Скоробогатова: влетев в дом, мгновенно включить все лампы, телевизоры и приемники. Обычно в течение последующих нескольких минут я, под его негодующие вопли, выключаю все лишние энергопотребители, но не сегодня. У меня нет сил на борьбу. К тому же мне необходим мир в доме для разговора с мужем.
Все светит, полыхает, играет и поет, а мира нет.
Муж, все больше хмурясь, выслушал мой доклад.
— Извини, Лена. Я не могу поверить, что Троицкий — убийца. Мы мало знакомы, но он определенно не тот тип. Можешь мне поверить.
Я верю в то, что господину Скоробогатову знаков мы типичные убийцы, верю, что Миша не типичный.
— Послушай, милый, может быть, у меня от горя помутился рассудок или я страдаю паранойей, но Милка ведь нормальная.
— При чем здесь Милка?
Костя бродил по комнате, стараясь не встречаться со мной взглядом.
— Слушай. Миша получил предложение какого-то американца о совместном бизнесе. Он всегда мечтал жить в Штатах. Лялька категорически отказалась даже говорить об отъезде. Миша отступил, но не сдался. Он знал, что Лялька слаба перед ним, и надеялся ее со временем уломать. Но тут будущий партнер начал торопить его с вложением средств, к тому же на горизонте появились щедрые покупатели, готовые отвалить за «Сибирь» любые деньги. Миша заторопился. Он и в мыслях не держал убийство. Ему было только нужно, чтобы Лялька перевела на него свою фирму. Вот он и начал убеждать ее в болезни. Для этого и использовал целителей. Если бы она поверила, что у нее рак, и передала ему дело, он со временем перестал бы ей давать снадобье. Скорее всего он бы ограбил ее, бросил и уехал в Штаты. Рецепт на препарат он приобрел на всякий случай. Я говорю «рецепт», хотя не видела его, но, думаю, лекарство было приобретено легально. Возможно, Миша был близок к цели, и его жена, узнав, что ей осталось всего три месяца, сделала бы все, как он хотел. Но тут Миша узнал, что Лялька связалась со мной. Я могла бы показать ее врачам, увезти за границу, короче, Миша испугался, что его афера раскроется.