Эрдейский поход

Всхрапывают под расшитыми серебряными нитями потниками и попонами оседланные кони. Роют землю копытами запасные и загонные лошади. В седельных тюках и сумах уложено все, что потребно для дальней дороги.
Брали с собой в поход немного. Да и много ли надобно неприхотливому вою? Оружие. Снедь нехитрая, чтоб время в пути на охоту не тратить. Небольшой запас овса для лошадей. А за кров – небесный купол сойдет. Конская попона с серебряным узорочьем – вместо шатра и постели. И – седло под голову.
Германец с волохом расположились чуть в стороне от дружинников сторожи. Рыцарь, вероятно, с самого начала желая произвести впечатление на спутников, восседал в седле с высокими луками на гнедом жеребце. Рослом и сильном, быстром и незаменимом в бою, но едва ли пригодном к долгой скачке. Вороная лошадка проводника и толмача была поменьше, попроще. И больше подходила для длительных переходов. И у Конрада, и у Бранко имелось также по паре запасных лошадей, груженных нехитрой поклажей.
Немец гордо держал, уперев в стремя, поднятое копье. Тож с осиновым ратовищем, но длиннее и тяжелее, чем у русских дружинников, и с ярким флажком-банером под серебрёным наконечником. На перевязи слева висел меч. Справа прицеплен прямой граненый кинжал. К седлу рыцаря был приторочен треугольный щит и небольшая сума, из которой торчала верхушка глухого горшковидного шлема, какие любили орденские братья. Вопреки ожиданиям, черного тевтонского креста на щите не оказалось. Зато имелся герб: диковинный заморский зверюга-лев – клыкастый, гривастый. Когтистый. Стоит на задних лапах.
Гербовый рисунок по контуру обит серебряными гвоздиками. Выступающий в центре умбон с острым шипом и частые нашлепки вдоль края щита – из чистого серебра. За такой щит нечисть коли цапнет – обожжется. И шелом вон тоже... Посеребренный, чуть сплющенный обруч-венчик, напоминающий корону, охватывал плоскую верхушку германского шелома. Под коронкой виднелись серебряные накладки и насечки. Ну, и знакомые уже кольчуга с нагрудником – все сплошь в серебре. Да, там, откуда прибыл Конрад, знали, чем и как бороться с нечистью.
Бранко тоже успел переоблачиться в боевой наряд. И вряд ли на то ушло много времени: бранный доспех у волоха оказался попроще и полегче, чем у саксонского рыцаря. Кожаная рубашка, обшитая посеребренными пластинами, да открытый клепаный шишак с частыми серебряными бляшками. Доспех, конечно, не для лютой сечи, но ведь толмачу и проводнику не след в первых рядах биться. На иное он потребен. Впрочем, поверх своего кожаного панциря Бранко уже повязал давешний красный кушак, выставив напоказ меч и кинжал. Словно дает понять: ежели что, мол, в стороне стоять не буду. За спиной волоха по-прежнему нелепо болтались увязанные рукава нарядной накидки.
Выезжали по тайной тропе через болота. Незнающий человек здесь нипочем не пройдет – утопнет. Да и знающему, особливо конному, пробираться нужно с большой опаской.
Проехали коварные топи благополучно. Миновали дальний дозор сторожи. На всякий случай обогнули стороной одинокое охотничье зимовье – давным-давно уж заброшенное и порушенное. И дальше – лесами-лесами, чтоб никому понапрасну глаза не мозолить, по-над Десной-рекой, к югу забирая.
– Киевские земли обойдем – и на закат двинемся, – пояснил немногословный проводник.
– Зачем обходить-то, Бранко? – в недоумении спросил Всеволод. – Напрямую ж оно быстрее будет.
– Не будет быстрее, – покачал головой волох. И разговорился наконец: – В Галицком, Владимиро-Волынском и Киевском княжествах уже появились угорские беженцы. И тревожно в западной Руси нынче очень. Тамошние князья не понимают еще толком, что стряслось, но чуют смутное время и, как всегда при любой смуте, нападения соседей больше всего опасаются, вместо того чтоб рати свои объединять. А потому заставами да засеками все пути-дороги перегорожены – незаметно с большим отрядом уже не проедешь. Останавливать будут, расспрашивать, грамоты проездные требовать. А то и без всяких разговоров – стрелой из засады, с перепугу. Нужно это нам?
Всеволод покачал головой. Еще чего! С боем прорубаться через русские земли...
– Вот и я о том же, – продолжал Бранко. – По половецким степям сейчас путь быстрее и безопаснее выйдет.
– По Дикому Полю – безопаснее?! – не поверил Всеволод. – Там же степняки лиходейничают.
– Уже нет, – снова возразил проводник. – Народу там почти не осталось.
– Как так?
– А очень просто. Беженцы-то угорские, прежде чем на Русь попасть, через половецкие владения прошли. И туда с собой тоже черные, тревожные, малопонятные вести о неведомой напасти принесли. О набеге нечисти.
– И что?
– Кочевники взволновались, решили беду в стороне переждать. А степной народ легок на подъем – ему городов заставами и засеками оберегать не надо. Откочевывают сейчас целые рода и племена на восток – кто за Днепр, кто за Дон, а кто и вовсе за Итиль [3] под татарское крыло подался.
Всеволод только покачал головой:
– Сбеги, должно быть, изрядно напугали русских князей и степняцких ханов.
– Напугали, – согласился Бранко, – есть чем.
И, помрачнев, снова умолк. Надолго.
 
Глава 8
Все-таки узкие лесные тропы – плохая дорога для конной дружины. Неудобная и опасная – мало ли... Сотня всадников растянулась на полверсты. Старались ехать по двое. Бок о бок, стремя в стремя. Чтоб ежели что – прикрыл один другого. Получалось, увы, не ахти. Тесно, двоим места не хватало. Да и одному – не всегда. То и дело приходилось с треском проламывать конской грудью густой кустарник, преграждавший дорогу.
Попоны с коней сняли, покуда не изорвали в клочья. Оружие держали наготове. Дружинники поглядывали по сторонам, но за сплошной стеной леса много не высмотришь. На всякий случай Всеволод пустил вперед дозор – осторожного Федора с парой ратников из его десятка. Пока дозор не полошил. Пока вроде все вокруг спокойно, мирно, безмятежно. Это – вокруг. А в самом отряде?
Всеволод покосился на гордого немца, державшегося обособленно и угрюмо. Подъехал ближе. Надо ведь когда-то и с ним находить общий язык. Раз уж в одном походе идем, то должно идти пусть не друзьями, так хоть бы союзниками, промеж которыми нет упрятанных обид и невысказанных упреков. Чтоб – никаких недомолвок, никаких затаенных мыслей. Когда что-то долго таится, оно ведь может аукнуться в самый неподходящий момент. А сотнику-воеводе надлежит блюсти единство отряда. Любой ценой и своим примером. Чтоб позже, в бою, за свою же спину не опасаться. И потом, ведь этот сакс знает много чего нужного и полезного о Закатной стороже, о землях, на которых она стоит, о набеге темных тварей. Так пусть поделится своим знанием.
– Конрад, я прошу простить меня за непочтительные слова, высказанные при нашей встрече, – к орденскому рыцарю Всеволод обратился по-немецки, со всей учтивостью, на которую только был способен. – Ты – гость, посол. Я не должен был так разговаривать с тобой.
Германец кивнул. Не поворачивая головы. Но принимая извинения.
Проклятый, надменный сакс! Ну ладно...
– Брататься с тобой я не стану, и друзьями нам не стать вовек, – вежливой учтивости в словах Всеволода уже не было. Была плохо скрытая неприязнь. – Но коли выступаем вместе супротив одного врага, давай не чураться друг друга, как упырь серебра.
А вот теперь немец повернулся. Чуть приподнял бровь – удивился. Сказал:
– Давай.
По-русски сказал. Кажется, прямота и откровенность спутника саксу пришлись по душе. Их рыцарь явно ценил больше пустых слов вежливости. Это Всеволоду понравилось.
– Расскажи о своей стороже, Конрад, – попросил он. – Где поставлена? Что собой представляет? Кто охраняет ее стены?
– Отчего же не рассказать, – легко согласился тевтон. – Наша сторожа – это каменная твердыня у самой границы миров. Большая и неприступная крепость на скале среди скал. Возведена в сердце карпатских гор, на землях Зибенбюргена – Семиградья, именуемых также Цара Бырсей, Залесье, Эрдей и Трансильвания. Стоит неподалеку от славного града Германштадта, или, если по-угорски, Сибиу [4]. Зильбернен Тор – Серебряные Ворота – так называется замок. Волохи и угры нарекли его иначе, на свой лад.