Цвет страха

Чиун наморщил свой безволосый череп.
— Я не знаю этого слова.
— Ренактеры — это люди, которые носят костюмы и форму времен Гражданской войны и воссоздают ее основные сражения.
— Они вступают в битвы, исход которых уже давно решен?
— Они стреляют понарошку.
Лоб Чиуна вновь покрылся морщинами.
— В чем же цель сражения? Если нет смерти, нет и победы в войне.
— Это действие носит чисто театральный характер, — пояснил Смит. — Слушайте внимательно, прошу вас. Случилось так, что союзный батальон напал на подразделение южан и разгромил его.
— Ну и что? Они ведь не убивают.
— На сей раз северяне стреляли по-настоящему. Оставшиеся в живых конфедераты в свою очередь заманили в засаду другой батальон северян и уничтожили его подчистую. Подразделение виргинской Национальной гвардии, вызванное для подавления беспорядков, приняло сторону мятежников, в плен взят еще один батальон Союза.
— Значит, повстанцы победили?
— Пока нет. Если незамедлительно не вскрыть истоки этих событий, в стране может вспыхнуть Вторая гражданская война. Мастер Чиун, мы обязаны предотвратить дальнейшее развитие конфликта.
Чиун потряс своей старческой головой.
— Слишком поздно, — произнес он.
— Почему?
— Остановить войну можно только до ее начала, но не после. Вы позвонил нам слишком поздно.
— Я позвонил сразу, как только узнал о стычке, но Римо отказался со мной разговаривать.
Чиун пренебрежительно взмахнул рукой.
— Не имеет значения. В любом случае вы опоздали. Если люди в форме вступили в сражение, оно прекратится только тогда, когда одна из армий сдастся на милость другой. Таков закон войны.
Голос Смита явственно окреп.
— Мастер Чиун, мне доложили о начале мобилизации подразделений ренактеров в других штатах. Добровольцы выползают из всех щелей и стекаются к полю битвы у Питерсберга. Поступили сведения о том, что род-айлендская Национальная гвардия устремилась к Виргинии, чтобы отомстить за гибель бойцов, среди которых были род-айлендские гвардейцы.
— Значит, еще не все потеряно, — пробормотал Чиун, с подозрением взглянув на Римо.
— Что вы задумали?
— Хорошо бы отыскать генерала, повинного в этом бедствии, и отделить его тело от головы. Тогда, возможно, армия дрогнет, напуганная беспощадной рукой Синанджу.
— Неизвестно, кто за этим стоит. Эти люди вовсе не солдаты, а самые обычные граждане, по праздникам играющие в войну. Бессмыслица какая-то!
— Типичные американские штучки, — рассеянно заметил Чиун. — Хотите поговорить с Римо?
— Он... э-э-э... не станет меня слушать.
— Вы не сумели найти к нему должного подхода, — отозвался мастер Синанджу, поднося трубку к уху Римо. — Теперь говорите, и можете не сомневаться: мой ученик слушает вас самым внимательным образом.
— Римо, мне очень нужна ваша помощь, — произнес Смит.
Римо по-прежнему даже бровью не повел.
— Я честно старался найти ответы на ваши вопросы, но должны же вы понимать, что это очень нелегко. Вас подбросили в приют младенцем, и у нас нет никаких сведений о ваших родителях, кроме имени, написанном на корзине, — Римо Уильямс. Я уже устал повторять, что Римо — одна из самых распространенных фамилий на Западе, и если не подвернется более существенной зацепки, я бессилен.
В трубке не раздалось ни звука.
— Римо, вы слышите?
— Его уши впитали каждое произнесенное тобой слово, император, — заверил Смита Чиун.
— И как же он отреагировал? — с сомнением в голосе осведомился Смит.
— Во всяком случае, не возразил, — вкрадчиво произнес старик.
— Значит, я могу надеяться...
— Ты — император этой страны, твое слово — закон, твоя воля непререкаема, — отозвался мастер Синанджу и повесил трубку.
Он подошел к своему ученику и вскинул глаза. Чиун был на голову ниже Римо, рост которого составлял шесть футов. Своей внешностью мастер Синанджу напоминал усохшее привидение с лицом мумии, пергаментную кожу которой покрывали многовековые морщины. Казалось, Чиун невероятно стар и дряхл, но глаза его светились мудростью и юмором, свидетельствуя о том, что их обладатель родился в конце минувшего столетия и обладает достаточным запасом жизненных сил, чтобы вступить в грядущее. Прожитые годы лишили корейца волос, оставив лишь жиденькую бородку и редкие завитки над ушами. Его хрупкое на вид тело прикрывало черное кимоно с алой каймой.
— Если ты по-прежнему не хочешь работать, — очень вежливо обратился к ученику Чиун, — то я с удовольствием оставлю тебя в состоянии полного покоя.
Римо стоял не шевелясь. По его лбу стекала струйка пота.
— Но я мог бы освободить тебя от паралича и взять с собой в качестве переводчика и оруженосца, — продолжал старик.
Ученик молчал.
— Я дам тебе возможность сообщить свое решение. Если ответ придется мне не по вкусу, я верну тебя в это тягостное состояние и отправлюсь в путь.
Чиун ткнул ногтем точно в центр лба Римо, и тот немедленно ожил.
— Никаких больше поручений, Смит! — гаркнул он.
— Ты опоздал, — бесстрастно отозвался Чиун. — Я уже повесил трубку, а мы опаздываем на самолет до Виргинленда.
Римо нерешительно застыл на месте, кося одним глазом на замерший у его подбородка ноготь, а другим посматривая на открытую дверь. Он лихорадочно соображал, успеет ли дать стрекача, прежде чем мастер Синанджу, научивший его всему, чем можно похвалиться, отреагирует. Наконец Римо решил, что в таких обстоятельствах шанс на успех составляет примерно половину.
— Я хочу сегодня же убедиться в том, что Смит действительно делает все, что возможно, — заявил он.
— А я хотел бы убедиться в том, что мудрость, которой я наполнил твою глупую белокожую башку, не вытекла наружу через какую-нибудь доселе неизвестную дырку. Никогда еще ты не поддавался моему парализующему прикосновению с такой легкостью. Стыдись. Твоя голова набита никчемными мечтами и желаниями, которые ввергли твой мозг в его прежнее состояние наивной тупости. Того и гляди, ты снова начнешь питаться горелыми пирожками с тухлятиной. Неужели моим глазам суждено лицезреть столь низкое падение? — жалобно воскликнул Чиун. Откинув назад голову, он приложил ко лбу словно бы выточенную из слоновой кости руку, и оставался в этой позе до тех пор, пока Римо вновь не заговорил.
— Перестань кривляться, — сказал он. — Для меня это очень важно.
— Ну да, конечно. Твои корни. Ты должен отыскать свои корни. Уж лучше бы ты родился деревом, которое никогда не расстается со своими корнями и любуется ими всю жизнь напролет. Но ты родился человеком. У тебя нет корней. У тебя есть ноги. — Чиун бросил взгляд на итальянские туфли ручной работы, в которые был обут Римо. — Огромные, уродливые, неуклюжие конечности, но, несомненно, ноги. Я говорил тебе это тысячу раз.
— И тем не менее кто-то ведь меня родил, — настаивал ученик.
— Может быть, — лаконично отозвался Чиун.
— И кто-то был моим отцом.
— Вполне вероятно, — признал мастер Синанджу.
— Я хочу узнать, кто эти люди и почему они оставили меня на пороге приюта для сирот.
— Ерунда! Мало тебе знать, что тебя бросили? Представь, что ты поймал попутку, а потом водитель вдруг остановил машину и вышвырнул тебя на обочину. Неужели ты захотел бы посвятить всю свою жизнь поискам этого подонка и выяснению подробностей его биографии?
— Это совсем другое.
— Ничего подобного. Люди, которые произвели тебя на свет, выбросили тебя на помойку, будто сломанную куклу. Можно ли представить себе более грязное и нечестивое деяние?
— Я хочу знать причины их поступка, ведь именно он предопределил мою дальнейшую судьбу. Если бы я не остался сиротой, то, глядишь, не стал бы полицейским, не пошел бы служить в морскую пехоту и не попал бы во Вьетнам. Если бы не Вьетнам, я бы не встретился с Макклири, который прижал меня к ногтю и дал Смиту возможность повесить на меня то убийство. Смит решил, что если я сирота и у меня нет родителей, то мне прямая дорога в КЮРЕ. Подумай сам, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не столкнулся со Смитом.