Призраки войны

Римо опять схватился за локоть, ругаясь и воя:
— У-уй! Ч-черт! Как же это? Я ведь увернулся от пули.
— Верно, — отозвался Чиун, дуя в дуло, как делают ковбои, которых он видел по телевидению. — Но ты не увернулся от рикошета.
— Ты опять все нарочно сделал! — прорычал Римо.
Чиун улыбнулся, его лицо покрылось сетью мелких морщинок.
— Смешно ты танцуешь.
— Ты это нарочно, — повторил Римо.
— Враг нацелит рикошет тебе в сердце, а не в локоть, — заявил Чиун и положил пистолет на стол.
Римо взглянул на руку. Крови не было. Лишь красная ссадина там, где его задела пуля.
— Теперь моя очередь, — сказал Римо и потянулся за пистолетом.
— Да, твоя, — согласился Чиун. — Но у нас кончились патроны.
— Ну, во всяком случае, мне удалось доказать, что я умею уворачиваться от пули.
— Да, когда стреляют одиночными выстрелами, — невозмутимо заметил Чиун. — А завтра поработаем с пылеметом.
— С пулеметом, — поправил его Римо. — Но я не позволю тебе стрелять в меня из пулемета.
Но пришлось позволить. Не на следующий день, а тремя днями позже. Чиун сначала стрелял в Римо из многозарядного винчестера, затем из “магнума” 357-го калибра и лишь потом взял в руки пулемет с огромным дисковым магазином. Римо предстояло научиться видеть, как появляется пуля, научиться уворачиваться от рикошета, научиться еще множеству приемов. В конце концов все это привело к тому, что когда Римо видел, как к нему подходит человек с заряженным оружием, его организм уже не вырабатывал адреналин, наоборот, в таких ситуациях Римо лишь мило улыбался. Он твердо усвоил, что огнестрельное оружие — это лишь неуклюжее приспособление для швыряния камнями. К тому же совсем безобидными маленькими камешками.
И вот теперь Римо сидел и наблюдал за тем, как Фестер Доггинс и колумбиец швыряются друг в друга камнями. Иногда какой-нибудь из камешков вдруг летел в сторону Римо. Тогда Римо чуть-чуть наклонялся, и камешек со свистом пролетал мимо. Он давно уже прошел ту стадию подготовки, когда ему приходилось совершать резкие телодвижения для того, чтобы увернуться от пули. Его глаза научились прочитывать всю траекторию полета пули — от начала и до конца, подобно тому как опытный бильярдист рассчитывает траекторию движения бильярдного шара. Римо не знал, как это делает, точно так же, как бегун не понимает сложных взаимосвязей между мозговыми импульсами и сокращением мышц ног, что и составляет механизм бега. Он просто делал это — и все.
Когда стрельба утихла, остались только колумбиец, съежившийся в рулевой рубке яхты, и Фестер Доггинс, присевший на корточки за своим грузовиком. Все остальные отошли в мир иной. Римо ждал. Если один из оставшихся пока в живых убьет другого, то на долю Римо останется лишь половина работы. Было бы, конечно, здорово, если бы они оба прикончили друг друга, но Римо знал, что порой приходится умерять свои запросы.
Двое мужчин внизу, тяжело дыша, перезаряжали свои пушки. Неожиданно Фестер Доггинс поднял голову. И увидел Римо. Римо приветливо помахал ему рукой.
— Эй! — крикнул Фестер Доггинс. — Что ты за хрен с горы?
— Точно, Хрен-с-Горы, — представился Римо. — А также Мальчик-с-Пальчик собственной персоной.
— ФБР?
— Не-а. Сам по себе мальчик.
— Отлично. На чьей стороне ты хочешь быть?
— На своей, — честно ответил Римо.
Колумбиец, услышав голос Римо, поднял автомат и прицелился Римо в голову. Римо понял, что стал живой мишенью, ощутив некоторое давление в самой середине лба. Он перевел взгляд на яхту. Потом покачал головой и погрозил пальчиком:
— Нехороший мальчик. Не надо так себя вести, — ласково произнес он.
Колумбиец выстрелил. Римо слегка склонил голову набок, и пуля ударилась о камень, подняв фонтанчик брызг.
Римо подобрал маленький камешек — не больше монеты в двадцать пять центов — и бросил его колумбийцу. Камешек попал в ствол автомата, прямо в казенную часть. Автомат переломился пополам, и колумбиец сел, потирая ушибленную руку и судорожно глотая воздух.
— Так на чем мы остановились? — вновь обратился Римо к Фестеру.
— У меня есть для тебя выгодное предложение! — крикнул в ответ Фестер Доггинс.
— Выкладывай! — разрешил Римо.
— Разберись с колумбийцем, и я тебе отвалю часть своей доли.
— Сколько?
— Четверть. Тут у нас пятьдесят кило. Уличная цена — двадцать тысяч баксов за килограмм. Что скажешь?
— Кто перенесет груз с корабля на грузовик?
— Мы оба.
— Не пойдет, — заявил Римо. — Я не занимаюсь штангой. Знаешь, что я тебе скажу: ты перетаскиваешь груз — и по рукам!
— Да ведь это же чистыми четверть миллиона баксов лично тебе. И все, что нужно сделать, — так только убрать этого черномазого ублюдка.
— У меня спина болит, — заметил Римо как бы между прочим.
Колумбиец тем временем подобрал “узи” одного из своих ныне покойных охранников и онемевшими пальцами пытался справиться с предохранителем. Фестер заметил это, понял, что позиция у колумбийца более предпочтительная, и крикнул:
— Согласен! Давай, вперед!
Римо по-паучьи сполз со скалы.
Колумбиец наконец справился с автоматом и неожиданно поднялся в полный рост, сжимая “узи” в руках. Не успел Римо коснуться ногами земли, а он уже открыл огонь.
Римо прошел сквозь ураган свинца так, словно бы это был легкий дождичек. Пули ударялись о камни, поднимали фонтанчики пыли, сбивали травы и ветки и попали, похоже, во все, во что только могли попасть. Но не в Римо Уильямса.
Римо легко вскочил на палубу яхты. Колумбиец стоял разинув рот, патроны у него кончились.
— Говоришь по-испански? — по-испански спросил он Римо.
— Нет. А ты говоришь по-корейски? — по-корейски поинтересовался Римо.
— Нет, сеньор.
— Плохо, — посочувствовал ему Римо и, больше не обращая на него внимания, потянул тяжелую якорную цепь.
— Что ты там делаешь? — забеспокоился Фестер Доггинс, все еще скрываясь за грузовиком. — Кончай выделываться. Прикончи его!
— Попридержи коней, — отмахнулся Римо, внимательно изучая устройство якоря.
Конструкция якоря не позволяла вытащить его на палубу, поскольку цепь проходила через круглое отверстие в носовой части судна. Лапы якоря не могли пройти в отверстие. Римо проломил планшир и вывинтил латунное кольцо, сквозь которое была пропущена якорная цепь. Теперь стало возможным высвободить якорь. Он был очень тяжелый, с двумя лапами. Римо пошел с якорем в направлении рулевой рубки, а цепь гремела по палубе, словно кандалы Кентервилльского привидения.
Колумбиец тупо уставился на приближающегося к нему человека. Он видел перед собой худого молодого парня с каштановыми волосами и глубоко посаженными карими глазами. Парень легко нес якорь, который нормального человека согнул бы пополам. А он нес его одной рукой!
И вдруг этот худощавый парень надел якорь, как хомут, на шею колумбийцу, сжал лапы, а цепью обмотал все тело.
— Что происходит? — воскликнул колумбиец.
— Смерть, — ответил Римо. — Твоя.
И выкинул колумбийца за борт.
На палубу взошел Фестер Доггинс.
— Жаль, жаль, — печально произнес он, глядя, как на поверхности воды лопаются пузырьки. Вскоре пузырьки исчезли. — Это был один из лучших моих партнеров.
— Знаешь, как говорится? — отозвался Римо. — Жалость уничтожает человека. — И добавил: — А вообще-то, давай-ка пошевеливайся. Тебе еще надо перетащить на берег кучу порошка.
— Не выйдет, — заявил Фестер Доггинс и ткнул в живот Римо стволы охотничьего ружья.
— Дай-ка я попробую отгадать, — сказал Римо. — Это ты обманул того парня, а не он тебя.
— Угу.
— А теперь ты пытаешься надуть меня.
— Угу, — подтвердил Фестер Доггинс. — При стрельбе в упор тебе никак не увернуться от порции картечи.
— От камешков, — поправил его Римо. — Это все камешки.
— И сейчас ты набьешь себе ими желудок, и для этого тебе даже не придется открывать рот, — добродушно пошутил Фестер Доггинс и взвел оба курка.