Шкура неубитого мужа
Кроме Николая, знакомых знатоков от искусства у нее не было. Теперь она с надеждой воззрилась на своего «эксперта». Тот хлопал глазами, разглядывая ее сокровище.
Наконец тронул камень дрожащим пальцем, словно тот мог ударить током. Окончательно осмелел только спустя минут пять. Взял его в руки, повертел, посмотрел на свет, поднес к глазам, опять повертел… Наконец вернул, пожевал губы и проговорил с достоинством:
— Вещица недешевая. Но и не драгоценность. Вернее, видишь ли… Золото — да, хорошей пробы… Но камень…
Скорее всего, хрусталь, стекляшка. Красивый дьявольски. И производит впечатление — этого у него не отнять.
Это «Своровски». Думаю, заказной вариант. Тыщи на три-четыре… Может, чуть больше…
— Долларов? — Маша округлила глаза.
— Скорее евро. «Своровски» же в Европе.
— Вот черт! — Катька выхватила у него кулон и принялась вертеть его, как известная мартышка очки, примеряя к себе: то к груди, то к уху, то ко лбу. — Офигеть, какая классная штуковина! Хорошие у тя, Маш, поклонники завелись.
— Надо вернуть, — с уверенностью сказала та, продолжая развивать легенду.
— Жалко… — проныла Катерина. — Ты лучше с ним переспи.
— С ума сошла! — возмутилась певица.
— Знаешь, такие вещицы просто так не дарят, — проговорил художник. — Замуж не звал?
— Нет.
— Значит, позовет.
— А ты и не раздумывай. Сколько на свете мужиков, способных подарить эксклюзивную вещь от «Своровски» за красивые глаза? Пять? Шесть? Принц Монако — не в счет, — бормотала Катька, продолжая любоваться украшением. — Вот везет же на дурку! Без году неделя в Москве, а уже такие подношения. Тут вертишься как белка в колесе, а в лучшем случае какая-нибудь пьяная скотина пытается десять баксов в лифчик засунуть…
Она вдруг скинула халат, нацепила кулон и прыгнула на полосатый диван.
Оттуда крикнула:
— И как я вам?
— Здорово… — без энтузиазма протянула Маша.
А Коля, словно в забытьи, медленно поднялся, не сводя глаз с натурщицы.
— Коль, — позвала она, — чего молчишь?
— Тес, — прошелестел он, шагнув к мольберту. — Тес… не двигайся, а то уйдет.
— Что? — не поняла Маша.
— Вдохновение, — тихо проговорила Катька осипшим голосом. Глаза у нее стали большие-пребольшие, а зрачки просто огромные. Маша удивилась, глядя на них. Оба они словно узрели друг в друге что-то, чего простым смертным видеть не дано.
* * *Удивительна все-таки жизнь! До чего же странны, нелогичны и непредсказуемы ее повороты. Маша осторожно ступила на белую дорожку, разостланную от самых чугунных ворот в витых завитушках, до дома, залитого огнями и изнутри, и снаружи, а оттого похожего на сказочный дворец. Она чувствовала себя Золушкой. Даже исподтишка бросила взгляд на свою туфлю — уж не хрустальная ли…
Нет, обычная, черная, такая неподходящая к ее красному платью. Но другой обуви «на выход» у нее все равно нет, так что поздно сетовать. Маша покраснела, метнула глазами по сторонам, не заметил ли кто ее конфуза. Вроде нет, разодетые гости шагают рядом уверенно, на нее никто внимания не обращает. Ну, ничего, потом непременно заметят. В голове ее вспыхнул возможный заголовок завтрашней газеты: "Конфуз на музыкальном приеме.
Мария Иванова пришла в черных туфлях!" Маша тихонько хихикнула.
— Чего ты? — проворчала Катька, кутаясь в манто, которое она называла норковым. Хотя кому какая разница, что норка ненатуральная. — Ветер до костей пробирает.
— Просто подумала, что черные туфли к красному платью ну никак не вяжутся.
— Надела бы кулон. У меня и туфли есть синие. Я б тебе дала.
— Красное с синим..". Нет уж, пусть лучше черные.
— Какое кому дело, сочетается или нет, — фыркнула Катька. — С таким камнем можно хоть голой заявиться.
Восторг гарантирован.
— С каким камнем? — дернула ее за руку Аська. — С каким?
— Да ни с каким, — поспешно отрезала Катерина и строго глянула на Машу: мол, не болтай.
Та лишь плечами пожала. Она не поняла, отчего это Катька решила не откровенничать при подруге. Но, с другой стороны, ей виднее.
Маша решила не забивать этим голову. Несмотря на легкую неловкость из-за неподходящих туфель, она была вполне довольна и даже счастлива, насколько может быть счастлива девушка, шагающая на холодном осеннем ветру навстречу званому вечеру для избранных из мира искусств.
Три билета для них достала Аська. Вернее, она достала всего три, но ребята сделали широкий жест, отказавшись в пользу желающих. Павел — потому что не мог пропустить репетицию в ТЮЗе, а Колька — в знак признательности за аренду кулона, который он до сих пор детально выписывал со всех сторон и в разных положениях. Таким образом они втроем и оказались в Кускове. Иначе Аська бы их не взяла, она терпеть не могла исключительно женскую компанию.
— Мне женского коллектива и на работе выше крыши! — недовольно ворчала она всю дорогу. — Навязались на мою голову! Кто мне будет коктейли приносить!
— Подцепишь кого-нибудь, — успокоила ее Катька.
— А хочешь, я тебе принесу? — Маша мягко улыбнулась. Она была ей страшно благодарна за этот вечер.
— Да я подавлюсь! — Аська капризно скривилась. — Нет уж, лучше подцеплю какого-нибудь прыщавого скрипача.
На том и порешили.
Вечер начался замечательно. И так было красиво, что у провинциалки дыхание перехватило. Огромный дворец был залит светом, уставлен хрусталем и наполнен пенящимся шампанским. Спустя минуту глаза Маши уже устали от блеска драгоценностей и белозубых улыбок. Такого скопления знаменитостей она даже представить себе не могла. Все, о ком она слышала, читала, кого видела по телевизору и слушала в записи, — все были здесь. Даже парочка актеров из Парижа, даже одна звезда из-за океана. Все сгрудились в огромном вестибюле вокруг оркестра, настраивающего инструменты, переговаривались, чокались, смеялись. Маша забилась в самый угол и постаралась скрыть туфли подолом платья. «Ничего, ничего, — подбодрила она себя, — глоток шампанского придаст мне уверенности в себе».
Странно, но эту же фразу не про себя, а вслух повторил и сэр Александр Доудсен, находясь в этот момент в кабинете, уставленном на время приема каким-то антиквариатом и устланном коврами.
— Ничего, ничего, — сказал он, тупо разглядывая пузырьки в бокале с шампанским. — Глоток этого зелья придаст мне уверенности в себе. Только бы не переборщить.
Он откинул прочь «Тайме» трехдневной давности, словно решительно расстался с печальным прошлым, и разом осушил бокал.
Веселые пузырьки застучали в висках.
— Ну как? — Две створки дверей распахнулись, явив его ошалевшему взору Сержа Боброва в черном смокинге. — Отличную я вечеринку замутил?
Он одним прыжком добрался до английского аристократа и, вырвав из его рук бокал, с грохотом поставил его на инкрустированный золотом столик.
— Хватит дринкать эту дрянь! — он добродушно хохотнул. — А то знаю я тебя. Напьешься опять как черт знает кто, начнешь крушить тут все. У меня, между прочим, мебель музейная. Жалко.
— Из каких музеев?
— Да из всяких, — уклончиво ответил меценат, — с миру по нитке, знаешь ли. Я к этому вечеру как надо подготовился. Смотри, сколько публики нагнал! Из одной Думы столько глоток приперлось, сколько их на тамошних заседаниях не бывает одновременно. Дай бог, напоить удастся. Я уж о нашей богеме не говорю (слово «богема» он произнес на особый манер, с гортанным «гэ» и вдобавок поморщился). Ну, чего опять скуксился? — он заботливо уставился на гостя.
— Все-таки прочел, — сэр Доудсен кивнул на «Тайме». — Жуткая статейка. Теперь я понимаю, почему тетя Алиса так на меня взъелась. Ужас просто. Представили меня настоящим монстром, который якобы явился в Россию только затем, чтобы буянить да лупить местных политиков.
— Гнусный поклеп, — встал на его сторону Бобров. — Что, по мнению этих писак, ты в родном Лондоне не нашел бы политиков? Кстати, между нами говоря, многих из них стоило бы вздуть как следует.