Цветущий бизнес

Глава 12
Очнулась я на даче Катерины. Заботливые руки Ивановой щупали мой злополучный лоб.
— Жива? — с укором спросила она, увидев, что я открыла глаза.
— Временно и условно.
— Ну ты, мать, даешь!
По неподдельному восхищению Ивановой я поняла, что выкинула нечто из ряда вон, покопалась в тайниках своей памяти и пришла в ужас. Мне стало жарко, а минуту спустя холодно. Я затряслась вместе с кроватью.
— Ерунда, — успокоила Иванова. — Синдром абстиненции. Опохмелишься — пройдет, — и в ее руках бог знает откуда появилась бутылка.
— Водка?!!
Меня тут же вырвало.
— И это неплохо, — заверила Иванова и принялась меня ругать.
Мол как я могла пропасть до утра, да еще с Катерининой “Хондой”, да еще так напиться…
— Людмила, это все ерунда, — преисполняясь оптимизмом, заявила я. — Главное, что я нашла дом!
— Какой дом? — изумилась Иванова.
— Ну тот, с подвалом, где мужика порешили. Столько дней искала и вот, нашла.
— Ты же обещала не искать.
— Обещала, но не сдержалась и нашла. И теперь даже знаю кто в нем живет.
— И кто в нем живет?
— Как кто? Владимир, отчества и фамилии не знаю, да это и не важно. Кстати, а как я попала сюда? Хоть убей — не помню.
Иванова с укоризной покачала головой.
— “Как попала”, — передразнила она. — Нет у тебя ни стыда ни совести. К тяжелому дню решила добавить мне бессонную ночь. Сначала Катька пытала своей “Хондой”, а потом позвонила ты и потребовала срочной встречи. На все вопросы отвечала так невразумительно, что я чуть с ума не сошла от страха.
— Какого страха? — возмутилась я. — Иванова, побойся бога, откуда мог взяться страх у тебя?
— Откуда? Ну ты, мать, даешь! Ты такое молола, я и не знала, что думать. Хорошо еще твой Владимир взял трубку да успокоил, сказал, что ты в порядке, лишь слегка пьяна. Ну, мать, я подивилась его снисходительности, когда увидела безжизненный мешок, валяющийся на заднем сиденье “Хонды”. Слышала бы ты, как этот мешок матерился.
— Матерился? Он же безжизненный.
— Безжизненный в смысле остального. Отказало все, кроме речевого аппарата, но зато как работал аппарат, когда ты безуспешно пыталась оторвать от сиденья голову. Более изощренного мата я не слышала даже от китайцев.
Я расстроилась.
— И Владимир слышал?
— Владимир? Слышал весь близлежащий квартал, разбуженный тобой. Многие твой мат записывали прямо на магнитофоны.
Я расстроилась окончательно.
— Вот, Иванова, твое пагубное влияние. Сказывается в самый неподходящий момент, но при чем здесь кварталы? И откуда взялись магнитофоны? Там и народу-то нет. Пусто. Никто не живет.
— Где там?
— Да в доме том, где меня споили. Кстати, на чем ты добиралась?
— На попутке.
— Почему? Разве в доме мало машин?
— Катерина и Виктор наотрез отказались принимать участие. Им некогда, у них рушится семейная жизнь. Пришлось ночью бежать на трассу и ловить попутку. Намучилась я, мать, с тобой.
— Ты запомнила дорогу? — деловито осведомилась я, стараясь не замечать последней фразы.
— Зачем мне дорога? Адрес запомнила: Таганрогская сто четырнадцать, кафе “Загородное”.
Я опешила.
— Что за вздор ты несешь? При чем здесь “Загородное”? При чем здесь кафе, в котором я завтракала вчера утром?
Эти вопросы я задала Ивановой в очень эмоциональной форме.
— По твоему я должна была всю ночь колесить по городу? — возмутилась она. — “Загородное” стоит прямо на трассе, на окраине, там сложно потеряться. И я и твой Владимир хорошо знаем это кафе, там и решили встретиться. И скажи спасибо Владимиру за то, что он любезно согласился доставить туда твое безжизненное тело. В противном случае и по сию пору искала бы тебя в ростовских трущобах. Ты не забыла? Мы не в Москве. Здесь одни бандиты.
— Если верить телевидению, все бандиты как раз живут в Москве. Лучше скажи где находится тот дом, откуда ты меня забрала.
— Да я забрала тебя, заполошную, возле кафе “Загородное”. Там я получила твое тело, отрезвеешь ты когда-нибудь или нет!
Как только я осознала, что Иванова понятия не имеет где находится тот чертов дом, — пала духом. Горю моему не было предела.
— Неужели все так глупо получилось, — растерянно бормотала я. — Так бездарно использовала фантастическое везение. И как угораздило меня напиться? Я же трезвенница…
Скептический взгляд Ивановой придал мне сил. Ну и вредная же она баба. Все время лезет на рожон.
— Это все ты! Ты виновата! — напустилась я на нее. — Как могла ты подложить мне такую свинью?
Надо было видеть ее изумление.
— Какую свинью? — встряхивая головой и подпирая свои тощие бока возмутилась Иванова. — Что по-твоему я должна была делать? Бросить тебя неведомо где и лечь спать?
— Меня это значительно больше устроило бы.
— В следующий раз так и поступлю: брошу тебя где попало, но еще лучше будет, если ты прекратишь надоедать мне, напившись до смерти. Ты так редко это делаешь, что тут же хочешь всем похвастать.
— Ни о чем так не жалею, как об этом. Во всяком случае я проснулась бы не здесь, а там, и точно знала бы дорогу к дому. А что мне делать теперь?
Иванова посмотрела на меня с каким-то настораживающим интересом, профессиональным даже, сказала бы я.
— Ты где пила? — спросила она, потирая руки и цепким взглядом исследуя мои зрачки.
— В доме том, а что?
— А перед этим где пила?
— Перед этим я была трезвой, как стеклышко. Не забывай, Иванова, я за рулем.
— Слушай, мать, интересный случай, — продолжая потирать руки, задумчиво сказала она. — Надо показать тебя профессору Салтыкову.
— Зачем это? — насторожилась я.
— Пусть выяснит как далеко зашла твоя амнезия. Я, конечно, специалист другого профиля, но и мне понятно, что не может считаться нормальным человек, забывающий события, происходящие и до пьянки, и после нее. К Салтыкову, завтра же.
— Все, что было до пьянки, я помню прекрасно, — с понятной гордостью сообщила я.
— Что же помешало тебе запомнить дорогу к дому? — с пошлой язвительностью спросила Иванова.
— Трос. И хвост. Я вынуждена была смотреть только на них. Разве Владимир не благодарил меня за помощь? Он должен был объяснить как я попала в его дом и при каких обстоятельствах напилась.
— Если бы я была твоей родительницей, возможно он так бы и поступил, но я тебя не удочеряла.
— А я тебя не уматеряла.
— После этой ночи трудно такое утверждать, — разозлилась Иванова. — В любом случае твой Владимир объяснил мне совсем другое.
— Что именно? — встревожилась я.
— Почему был вынужден сдать тебя мне из рук в руки. Ты была неукротима в своем желании разгромить его дом и все время рвалась в какой-то подвал.
— Вроде не знаешь в какой. Мне обидно, Иванова, но не буду радовать тебя. Лучше скажи, что ты ответила этому благодетелю.
— Поблагодарила и спросила сколько ему должна. Он заверил, что пустяки, поскольку ты ограничилась зеркалом и французским одеколоном. “Остальное осталось целым,” — сказал он и уехал на той попутке, которую я поймала на трассе.
Не могу передать своего отчаяния.
— И все? И это все? — с горечью завопила я.
— Ну да, а чего бы ты хотела?
— Разве приличные люди так расстаются? А договориться о встрече?
— Ты вела себя так странно, что вряд ли он мечтает о новой встрече. Несомненно, он приличный человек и не создает впечатления любителя пьяных баб.
От таких слов я вскочила с кровати.
— Нет, кто это мне говорит! Великая трезвенница мне это говорит? Просто возмутительно! Иванова, ты несносна. Я тоже приличный человек, раз в жизни перебрала лишку и уж точно не создаю впечатления любителя буксировать чужие машины. Подлец! Он же так спешил, я буквально его спасла. Мог бы хоть из благодарности оставить свой адрес. На худой конец номер телефона.
Иванова рассмеялась мне прямо в лицо. Своим скрипучим смехом. Как же это выходит у нее противно! Словно медленно открывается дверь, которую лет двести никто не открывал.