Цветущий бизнес

“Теперь, чтобы сесть в “Хонду” придется раздеться донага, иначе Катерина меня убьет,” — страдала я, очередной раз поднимаясь из грязи.
К тому моменту отчаяние меня охватило такое, что кроме недоумения “на кой ляд мне все это нужно?” было только одно желание: вернуться. Оглянувшись, я поняла: до “Хонды” расстояние значительно больше, чем до клуба, нужно идти вперед.
Дальнейшее помню плохо, все силы ушли на борьбу с грязью и с отвращением к себе, которое нарастало катастрофически. Теперь уже не мне надо было бояться встречи с охранником, а ему со мной.
“Таких как я не моют, — брезгливо думала я, — таких сразу выбрасывают на помойку.”
С этой мыслью я и добрела, наконец, до построек, находящихся между дачей Власовой и клубом. Тут-то и понадобился фонарик. Выяснилось, что тыльная сторона клуба защищена высокой оградой из колючей проволоки. Вдоль ограды проходит узкая дорога, по которой, видимо, возят то, что опускают в подвалы.
Подвалы, в полуметрах от земли выдающие себя плоскими крышами, находились ближе к дому Власовой. Я без труда нашла ту трубу, по которой выползала когда-то, и после этого легко сориентировалась на местности. По всему выходило, что, выскочив из трубы, я побежала в сторону Ростова, следовательно в противоположную от клуба сторону. В тот день почему-то вывеска не горела и было темно. До трассы от подвалов близко, там меня и подобрал Владимир, но почему он ехал со стороны клуба?
У меня не было сомнений в том, что переговоры в холле вел именно он, но с кем? И куда делся тот человек? Остался на даче? Впрочем, это не так уж и важно.
Я потопталась вокруг подвалов и обнаружила серьезную массивную дверь, открыть которую не было никакой надежды. То, что здесь нет охраны, преисполняло оптимизмом, но все это находилось в таком неудобном для слежки месте, что я приуныла.
“Придется ждать, когда появится солнце и высушит грязь, — решила я. — В конце концов на дворе весна, и пора бы ей навести здесь порядок. Пока же ясно одно: в таких условиях невозможно работать.”
С этой мыслью я отправилась к “Хонде”. Отправилась не по полю, а по трассе, наплевав на всю конспирацию. В этом случае проходить пришлось мимо клуба. Тут же выяснилось, что нахожусь я в том состоянии, когда лучшей конспирации и не надо. Охранник каким-то образом заметил меня, но не узнал. Не решаясь подойти близко, он с глубоким отвращением обозвал меня бомжихой и обругал матом, обнаруживая в этой области недюжинные способности. Эти способности никак не читались при предыдущем общении, когда он был аристократически учтив. На этот раз я охотно подыграла ему, благо поднаторела в устном народном творчестве изрядно, благодаря Ивановой.
Обменявшись “комплиментами”, мы разошлись. Я поплелась к “Хонде”, ругая себя за непредусмотрительность. Из чистого у меня были только туфли, лежащие под передним сиденьем. Все, что было на мне пропиталось грязью насквозь и никак не годилось для светлых велюровых кресел.
Покопавшись в багажнике, я обнаружила вполне чистый мешок. С помощью пилки (вот когда она мне пригодилась) наделала дырок, получилось подобие платья. Выбрав момент, когда трасса была пуста, сбросила с себя свитер и брюки, затем, хорошенько подумав, бюстгальтер и плавки, после чего быстренько напялила мешок. Лишь тогда решилась присесть на сиденье хонды и поменять ботинки на туфли.
“Главное проехать мимо поста ГАИ, — думала я, заталкивая грязные вещи в багажник. — А уж как оправдаться за свой вид перед Ивановой и Катериной я всегда придумаю.”
Не учла я одного: оправдываться пришлось значительно раньше. Не успела я закрыть багажник, как была ослеплена светом фар. Когда зрение вернулось, задрожали колени. И было от чего. Передо мной стоял… Владимир. С улыбкой радости на губах, в дорогом костюме, в белой рубашке с галстуком и весь в запахе дорого одеколона, я же по колени в мешке и с признаками весеннего поля на руках и лице. От роскошной жизни у меня остались только туфли. Зато туфли французские на высоких каблуках. Но мешок все портил. Однако его (я имею ввиду Владимира) это не смутило, вернее, не сразу смутило.
— Софья! Надо же! Как мне повезло! Искал тебя везде, где только можно! — закричал он, разлетаясь ко мне и расставляя руки для объятий.
Я скромно стояла в своем мешке, ждала что будет дальше, рискнет он пачкать костюм или нет. Он не рискнул, передумал в последний момент, затормозив с недоуменным выражением лица.
— Что случилось? — спросил он, глядя на мои туфли, потому что на все остальное воспитанному человеку смотреть было неприлично. — Софья, что случилось?
У меня было много вариантов. Ссылаться на последний писк моды было глупо. Разбойничий налет тоже не подходил, особенно при наличии целехонькой “Хонды”. Другие версии требовали долгого и подробного объяснения, мне же в моем мешке было холодно и до смерти хотелось спрятаться в машине. Я предпочла молчать, глупо улыбаясь. До сих пор мне это шло. Несмотря на возраст.
— Софья, что случилось? — повторил он вопрос.
Я развела руками и продолжала молчать и глупо улыбаться, добавив к этому лишь легкое клацанье зубов.
— Ты же замерзла, бедняжка! — воскликнул он, найдя в себе мужества приобнять меня. — Может машина поломалась?
Вот что значит мужчина. Сразу видно: голова! Конечно же поломалась машина, а я самостоятельно пыталась ее починить и не заметила как вывозилась в грязи, но машину так и не починила. Пришлось, чтобы не пачкать сидений, натягивать на себя мешок.
Речь из меня лилась, как вино на свадьбе, и лилась бы еще лучше, если бы не клацанье зубов. Впрочем, это добавляло очарования. Такая беспомощная, насквозь промерзшая цыпка, требующая заботы.
Владимир пришел в умиление.
— Ты сама пыталась починить машину? — растроганно воскликнул он, словно я собиралась починить его “Мерседес”. — В такую погоду? В такое время?
— У меня был фонарик, — пропищала я.
— С фонариком?! Ты прелесть. Как хорошо, что я поехал этой дорогой!
— А что, есть другая? — не теряя бдительности, спросила я.
— Да, по другой ближе, но дольше приходится ехать по грунтовке, здесь же почти все время по трассе. Но что же мы стоим? У тебя зуб на зуб не попадает! Закрывай машину и садись в мою.
Я закрыла и села. Мы помчались мимо клуба и вскоре свернули на дорогу, ведущую к дачам. Таким образом я получила ответ на свой вопрос: Владимир ехал мимо клуба, потому что так ему было удобней. Дорога действительно была чище и ровнее, о чем не знала Власова, которая приезжала на дачу крайне редко.
Охваченная желанием снова побывать в доме, я не учла, что теперь Владимир получит возможность увидеть меня не в свете фар, а в прекрасном свете пятирожковой люстры. Надо сказать, это доставило ему удовольствие, чего совсем не испытала я. Просто не знала куда себя девать, пока он смеялся.
— Может лучше мне пойти в ванную? — спросила я, кивая в сторону лестницы.
— Да, а я пока найду что-нибудь более похожее на одежду. Махровый халат подойдет?
— После мешка подойдет все, — ответила я, взбегая по ступенькам.
Не могу передать блаженства, охватившего меня в горячей пенящейся ванне. Нет, до чего же мне, иногда, везет. Хотя бы взять этого Владимира. Просто чудо, что он проезжал… Впрочем, если учесть, что я лазила по мокрому полю в непосредственной близости от дома, в котором он проживает, никакое это не чудо. Если и чудо, так только для него. Уж он-то никак не подозревал, что мне захочется по-пластунски красться туда, куда можно подъехать на автомобиле.
В результате я пришла к выводу, что жизнь ко мне несправедлива, тщательно смыв с себя грязь, покинула ванну и принялась сушить волосы феном. Делала я это перед зеркалом, с безграничным удовольствием глядя на себя. Бывают, изредка, у меня такие минуты.
Вдруг мне показалось, что зеркало висит косо и слегка запылилось. Не терплю беспорядка. Я сняла его со стены, протерла полотенцем и сразу обнаружила у себя морщины. Настроение испортилось. Вешала зеркало, уже стараясь не смотреть на себя, и повесила еще более косо. Сняла и повесила заново. Посмотрела — совсем не то. Из двух гвоздей, на которых должно висеть зеркало, каждый раз удавалось задействовать только один. Конечно будет косо. Удивительно, как еще не сверзлось оно на пол. Я попыталась согнуть один из гвоздей, и он благополучно остался в моих руках, в это время и раздался стук в дверь.