Рыцари

— Наверное, со мной будет слишком много проблем, — прошептала она.
Девочка привыкла, что к ней относятся, как к досадной помехе, источнику проблем. Она еще не забыла, как ругались ее родители, швыряясь вещами и крича, друг другу: «Это твой ребенок!» Малышка не была нужна ни отцу, ни матери, никому в школе-интернате.
Элейна порывисто обняла ее, а когда выпустила из объятий, на глазах у нее были слезы.
— Нет, ты никому не причинишь беспокойства, — сказала она, вздохнув. — Ты ниспослана нам в ответ на наши молитвы. А теперь идем, дитя. Нам еще многое нужно сделать…
 
ГЛАВА 1
Дэйн Сент-Грегори, пятый барон Кенбрук, поднял затянутую в перчатку руку, давая команду остановиться. Его небольшая армия (вернее, все, что от нее осталось), бряцая оружием, остановилась. Пелей, вороной барона — мощный, сильный, быстрый, как ветер, — взрыл землю широкими копытами и, заржав, вскинул голову. Дэйн купил коня на ярмарке в Фландэрсе всего две недели назад. Дорбгой он поиздержался, и покупка совсем опустошила его кошелек.
Но Кенбрук не жалел о своем приобретении. Таких коней как его Пелей — крепких, выносливых, словно созданных для битвы, — было не сыскать во всей Англии. Пелей и лучшие кобылицы из замка Хэдлей дадут начало новой породе. Со временем у барона будет целый табун великолепных лошадей, и его покупка с лихвой оправдает себя.
Дэйн глубоко вдохнул, обозревая окрестности с высокого холма. Внизу, в долине, словно изумруд, поблескивало бледно-зеленое озеро. Последние лучи заходящего летнего солнца играли рябью на воде, рисуя на поверхности озера причудливый узор. Силуэт замка Хэдлей, древней мрачной крепости с тремя дворами и шестью башнями, смутно вырисовывался на фоне южного берега. У подъемного моста, между пустым рвом и внешними стенами замка приютилась маленькая грязная деревушка, носящая то же имя, что и замок. Покосившиеся хижины и кособокие лачуги, овцы, свиньи и домашняя птица, бродящие по узким улочкам, гостиница с таверной, и церквушка, с одним, но зато цветным витражем, на котором изображался святой Георгий, убивающий змея, — вот чем могла похвастаться деревушка Хэдлей.
Дом купца Сайруса, торгующего шерстью, стоял в стороне от грязных лачуг. Просторный, крепкий, выстроенный из красного кирпича и крытый черепицей, с садом и небольшим двориком, дом выглядел опрятным и уютным. Дэйн пытался уверить себя, что Глориана, его девочка-невеста, будет рада вернуться туда. Ни замок Хэдлей, ни поместье Кенбрук, несмотря на свою древнюю историю и множество комнат, не могли похвастаться таким радушием, как дом Сайруса.
Дэйн поерзал в седле. Купец не обрадуется встречи с ним, это уж точно.
Барон скрипнул зубами, подавшись вперед и опершись рукой на переднюю луку седла. Невидящим взглядом он смотрел на раскинувшийся перед ним великолепный вид. Союз с Глорианой был бессмысленным: девчурке было всего семь лет от роду, когда клятва соединила их, а сам он был еще зеленым юнцом. Церемония даже не требовала их присутствия — девочка оставалась в Лондоне, под попечительством своей приемной матери, а Дэйн отплыл на континент, чтобы освоить доходное военное дело. Между ними никогда не было любви, потому сердце Глорианы не будет разбито, когда он объявит о своей помолвке с Мариеттой. Наверняка она даже обрадуется, найдя себя свободной от союза с ним.
Несмотря на всю убедительность подобных рассуждений, на сердце у Дэйна все же было неспокойно.
Он посмотрел на ворота замка. За ними, в четверти мили от дороги, плавно огибавшей озеро, стояло обветшалое аббатство. Дорога, теряясь в густой дубраве, вновь появлялась перед воротами поместья Кенбрук.
Дэйн улыбнулся. Фамильное поместье с единственной маленькой башенкой, построенное несколько веков назад на месте римской крепости, представляло собой полуразвалившееся каменное строение. Крыша в нескольких местах обвалилась, и зимой по коридорам гулял ветер, задувая лампы и факелы. Говорили, там живут привидения. Но то были не безобидные призраки, а кровожадные чудовища, охотящиеся за человеческими душами. Бывало, в крепость прорывались волки и устраивали там свое логово.
Несмотря на все это, законным владельцем поместья был Дэйн, и он всегда любил его. По приезде барон собирался обустроить дом, вернуть ему жилой вид еще до того, как Мариетта станет его женой и войдет хозяйкой в Кенбрук. Дэйн хотел растить своих будущих детей в стенах родного поместья. Его сыновья, конечно же, станут отцовской гордостью — рыцарями, отважными воинами, стоящими на защите справедливости. А дочери, умные и красивые, как их мать, без сомнения, найдут свое счастье в браке.
Тихонько вздохнув, Дэйн обернулся, чтобы посмотреть на благородные черты лица своей прекрасной спутницы. Мариетта де Тройе одарила его своей очаровательной улыбкой. Девушка грациозно сидела на серой в яблоках лошади, свежая, как цветок, несмотря на утомительную дорогу через всю Нормандию. Она застенчиво потупила глаза, опушенные длинными густыми ресницами.
Дэйн смотрел на нее, и сердце его преисполнилось восхищением.
— Взгляни, Мариетта, — сказал он, указывая на поместье Кенбрук. — Вот наш дом.
Мариетта поправила свой головной убор, похожий на старинный монашеский чепец, скрывавший ее роскошные волосы от посторонних глаз. Видеть распущенные волосы девушки позволялось только ее служанке, хотя Дэйну пару раз украдкой удавалось взглянуть на эти густые пышные локоны цвета воронова крыла. Он еще ни разу не был близок с Мариеттой: она воспитывалась в строгости и благочинии в женском монастыре во Франции. Скоро, когда его святейшество расторгнет союз с Глорианой, Дэйн сможет любоваться шелковистыми волосами Мариетты, играть длинными прядями, зарываться в них лицом и всю ночь вдыхать их дурманящий аромат.
— От этого места веет печалью, — робко проговорила Мариетта.
Дэйн так замечтался об исключительных правах супруга, что до него не сразу дошел смысл ее слов. Проследив за взглядом ее томных карих глаз, он понял, что сказанное относится к его дому.
Слова Мариетты задели его, но Дэйн тут же подавил обиду.
— Да, это так, — отозвался он, все еще думая о своем и на какое-то мгновение забыв, что они не одни. Два десятка солдат навострили уши.
— Кенбрук видел много горя и несчастий, но все то в прошлом, — продолжал барон. — Мы возродим поместье, комнаты наполнятся детскими голосами — голосами наших сыновей и дочерей, Мариетта.
Щеки девушки вспыхнули, что было еще более заметно в контрасте с ослепительной белизной ее головного убора.
Дэйн, приписав это ее девичьей застенчивости, развернул своего великолепного скакуна, чтобы взглянуть на свой отряд. Покрытые грязью с головы до пят, вонявшие хуже своих нечищеных лошадей, солдаты ухмылялись во весь рот. Дэйну не следовало говорить о личном в присутствии этого сброда, и он пожалел о случившемся, но ничем не выдал им своих чувств.
— Вас примут в замке Хэдлей, — возвысив голос, обратился он к своим людям. — Воспользуйтесь случаем, чтобы отдохнуть и развлечься, но следите за своим поведением. Хозяин замка — мой брат, но походные законы все еще остаются в силе. На вашем месте я не рискнул бы нарушать их.
Солдаты дружно, как по команде, кивнули и с гиканьем погнали своих лошадей, предвкушая все прелести женского общества и добрую выпивку. Спускавшаяся с холма тропинка вывела их на дорогу к замку. Один всадник немного задержался. Это был друг Дэйна, рыжеволосый уроженец Уэльса по имени Максин.
Всегда себе на уме, он лучше всех в отряде владел мечом и умел благоразумно держать язык за зубами.
Дэйн и его невеста ехали во главе небольшого отряда, а Максин и Фабриана — служанка Мариетты — замыкали процессию.
Глориана мчалась галопом на маленькой пятнистой лошадке, подаренной ей Гаретом на пасху. Медно-золотистые волосы девушки развевались по ветру. Ее темно-синее платье, богато расшитое по воротнику и манжетам, было все в грязных пятнах и задралось до колен, открывая перепачканные босые ноги. Она звонко рассмеялась, когда Эдвард, ее сводный брат и близкий друг, догнал ее, пришпорив своего светло-гнедого коня Одина.