Ход черной королевы
— Можно подумать, мне хорошо, — пробормотал Павел, но занятия своего не прекратил. — Ма, ты знаешь, что Чарли Чаплин завещал миллион долларов тому, кто выпустит девять колец из дыма одной сигареты? — весело спросил он. — Причём эти кольца должны идти подряд, одно за другим!
— Так ты тренируешься? — поддел его Антон.
— Ага, — согласился Павел, выпуская новую порцию дыма.
— Сынок, иди на балкон, или выйди на улицу, — проговорила Любовь Андреевна, вспомнившая, что Павел тоже её сын. — И вообще, я не понимаю, почему ты травишь себя этой гадостью! Ни папа, ни Антон не курят, а ты вот…
— Семья не без урода, — резюмировал Павел. — И, потом, должен же в этом доме и у меня быть порок!
— Что это значит? — насторожилась мать, оторвав взгляд от Антона и переведя его на Павла.
— Только то, что я сказал, — пожал плечами Павлик. — У каждого в этом доме есть крупные недостатки, практически порочные, почему же я должен оставаться чистеньким?
— Это ты о чём? — напряглась Любовь Андреевна. — Какие могут быть пороки у нас с папой, у Антона?
— А ты разве не знаешь? — засмеялся Павел. После половины бутылки виски, которую он выпил совсем недавно, ему не стоило никакого труда сказать прямо в глаза матери о том, что она предпочитала не замечать. — Твой порок — это слепая любовь к нему, — он кивнул на лежащего с закрытыми глазами Антона.
— Что ты несёшь, Павлик? — всплеснула руками мать. — Какой же это порок? С каких пор материнская любовь стала порочной?
— Материнская любовь — нет, а твоя — она слишком чрезмерная, прямо-таки навязчивая, — спокойно ответил Павел, закуривая новую сигарету. Он стряхивал пепел прямо на пол. — Ты перестала замечать кого бы то ни было, кроме старшего сына, перестала уделять внимание отцу, разве это не порок? Самый настоящий! Наш Антон тоже порочен: он абсолютный, исключительный эгоист. Не видит никого вокруг, кроме себя. Он спокойно использует всех окружающих в собственных целях, и также спокойно выбросит их за борт после исчерпания всех ресурсов. Кроме того, он жуткий карьерист, а это всегда порочно. Потому что в конце концов карьеристы считают, что цель оправдывает средства, а это страшно, не правда ли, мамочка?
— Чепуха, — отрезала мать, хотя Павел видел, что ей не по себе. — Значит, на своего отца ты тоже поставишь клеймо порока, ведь он тоже карьерист?
— Нет, он не карьерист, — немедленно возразил Павел. — Он трудоголик, а это разные вещи. Он много работает не за тем, чтобы продвинуться по служебной лестнице, а просто любит и хочет работать. Работа — это его жизнь.
— Просто ему уже некуда продвигаться, — подал голос заинтересовавшийся идеями Павла Антон. Павел отметил, что он не опроверг его слов, когда они касались Антона. — А каким пороком ты наделяешь себя?
— Самым лёгким и исправимым из пороков всех живущих здесь, — моментально ответил Павел, — пьянством, банальным алкоголизмом!
— Да уж, от скромности ты не умрёшь, — подхватила мать, — надо же, самым лёгким… Так почему бы тебе не исправиться и не стать святым, ведь больше пороков ты, кажется, у себя не находишь?
— А я просто не хочу, — пожал плечами Павел. — Мне нравится быть алкоголиком. Когда пьёшь, то забываешь о пороках всех окружающих и сосредотачиваешься только на своих.
— Философ нашёлся, — хмыкнул Антон и приподнялся на локте над диваном. — Но ты так и не сказал про порок твоего отца.
— А про порочность моей жены ты не хочешь услышать? — удивился Павел и с удовлетворением отметил, что Антону стало немного не по себе. Он опустил глаза и явно растерялся.
— Павел, — предостерегающе подняла указательный палец вверх Любовь Андреевна, и младший сын замолчал.
Он отвернулся от матери и брата, и поднялся с кресла.
— Что-то я утомился, — бросил он им, уходя из комнаты. — Впрочем, напоследок ещё могу сказать вот что: у папы с Милой есть кое-что общее. Это их порок.
Любовь Андреевна растерянно взглянула на Антона, тот пожал плечами.
— У нашего папы нет пороков, — вдогонку сыну бросила мать.
Уже наполовину скрывшись за дверью, Павел повернулся.
— Желаю тебе оставаться в столь приятном заблуждении до конца жизни, — сообщил он и исчез.
Резник откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ему не требовался отдых, он совсем недавно появился на работе, но он непременно должен был дать себе пару минут — для того, чтобы подумать об Ирине. Эта девушка вкралась в его сердце, завладела его душой, поселилась в его мыслях. Он вспоминал о ней каждый день, каждый час, и даже чаще. Даже во время совещания он думал о её бездонных чёрных глазах, даже сидя за компьютером, он видел на мониторе её лицо, даже на переговорах с иностранными партнёрами он постоянно вспоминал о прошедшей ночи, о её ласковых руках и податливом юном теле.
Анатолий Максимович сделал усилие над собой, чтобы погрузиться в работу и хотя бы на время выбросить Иру из головы. Но это оказалось невозможно. Он перестал бороться с собой и позволил воссоздать в памяти её образ. Он с нежностью думал об этой странной девушке, так изменившей и наполнившей его жизнь в одночасье. Сейчас он с ужасом вспоминал, что не хотел праздновать свой юбилей, и с трудом поддался на уговоры жены и невестки. А ведь если бы не это торжество, он мог бы никогда не встретить Ирину!
Анатолий Максимович потянулся было к телефонной трубке, чтобы услышать её ставший родным голос, но пересилил себя. Ему было очень стыдно перед женой. Они прожили вместе почти тридцать лет, и он ни разу не изменял Любе, если не считать того случая с Галкой, женой Ковалёва. Никогда он не собирался заводить себе молодую любовницу по примеру коллег и партнёров, которые кроме жены и штатной любовницы также позволяли себе интрижки на стороне. Он никогда не кичился тем, что много лет живёт с одной и той же женой, любит её и уважает, он не кричал на каждом углу о своей совести, которая не позволяет ему иметь молодую подружку. Ему просто не нужна была любовница. Жена понимала его с одного взгляда, они стали духовно близки, а при такой близости секс уже не имеет никакого значения. Но и в интимной сфере у них всё было в порядке. Слишком нагруженный работой, Анатолий Максимович уже редко чувствовал влечение, но всё —же сексуальные отношения в их семье были, и удовлетворяли обоих партнёров. Но, когда появилась Ирина, у него всё выветрилось из головы. Он повёл себя совсем не так, как обычно, забыл и о долге, и о совести, и о жене. Конечно, он мог бы оправдать себя, ведь жену после появления Антона словно подменили, она перестала замечать и мужа, и старшего сына. Но всё-же Анатолий Максимович Резник был мужчиной, настоящим мужчиной, который предпочитает смотреть правде в глаза и не подтасовывать события в свою пользу. То ли эта старая поговорка о том, что седина в бороду — бес в ребро, действует, то ли ему попалась та самая, единственная женщина, которая сумела столкнуть его с прямой, правильной дороги, и сделала это легко, одним мизинчиком. Анатолий Максимович улыбнулся, вспомнив, как она, стройная, побледневшая, сбросила с себя своё маленькое чёрное платье, и смотрела на него огромными чёрными глазами, выделявшимися на бледном лице. И он больше ничего не видел, кроме этих глаз, он растворился в них и пропал. Но до сих пор его удивляет и поражает его привязанность к этой девушке. Прошло уже два месяца, как они постоянно встречаются, а она не перестаёт радовать его. Что греха таить, он просто тает рядом с ней. Подумать только, а ведь он когда-то осуждал Ковалёва за молоденькую любовницу, и был уверен, что сам никогда не станет заводить интрижку, даже если ему сильно захочется это сделать. Хотя бы из уважения к Любе и семье, хотя бы ради того, чтобы не быть таким смешным, каким выглядел влюблённый Ковалёв.
Резник вспомнил ещё одну поговорку: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.
— Я бы ещё добавил: от любви, — тихо проговорил он сам себе.
Несколько дней назад он впервые признался Ирине, что влюблён. Безумно, словно мальчишка, одержимый страстью. Он не видел других женщин, вернее, в каждой даме он видел только Ирину. В одной — её волосы, в другой — глаза, в третьей — тонкое лицо с выраженной восточной кровью. Умное, породистое лицо…