Смерть Хаоса

В общей зале стоял запах не прогорклого жира, а приготовляемой пищи, и я высмотрел у стены удобный столик. С самого прибытия в Кандар мне полюбились столики не посреди помещения, а в уголочке, у стенки.
– Приезжий будешь, не так ли? – теплым, почти нежным голосом осведомилась молодая, чуть постарше меня, рыжеволосая и веснушчатая девушка в кожаном фартуке. Руку ее украшал широкий бронзовый браслет без какого-либо орнамента, а лицо – столь же широкая улыбка.
– Да, прежде мне в Санте бывать не доводилось. Как тут у вас насчет питья?
– Есть светлый и темный эль, клюквица, зеленый сок и белый гром.
– Белый гром?
Она чуточку скривилась.
– Раз не знаешь, что это такое, лучше и не пробовать.
– Я возьму клюквицу. А что хорошего из еды?
– Да все неплохо. Но сегодня особенно удалась киша, к тому же она дешевая.
– Раз так говоришь, кишу и неси.
– Ты не пожалеешь.
Ловко вытерев стол почти чистой тряпкой, она ускользнула на кухню.
Я огляделся по сторонам. В противоположном углу трос немолодых мужчин сгрудились вокруг доски для игры в «Захват». Другая служанка, тоже рыжеволосая, но постарше и не такая улыбчивая, наполняла их кружки светлым элем. И на ее руке красовался бронзовый браслет.
В другом углу сидели средних лет мужчина и женщина с накрашенными губами, льнувшая к нему, даже когда они ели. Служанка помоложе поставила на соседний столик две глиняные тарелки.
– Шесть медяков.
– Шесть… нормально, ежели это не собачатина, – рассмеялся худощавый мужчина.
– Нет, господин. Не собачатина и не конина. Тейлсир получил за быка хорошую цену.
Служанка повернулась ко мне и мягко, без стука, поставила на стол кружку.
– С тебя три. Меня зовут Аласия.
Я выложил монеты.
– Ты издалека?
– Из Монтгрена, – солгал я, как и в прошлый раз, у ворот.
– Скоро назад?
– Как получится.
На лице девушки появилось мечтательное выражение.
– Как бы мне хотелось побывать в Монтгрене. Путники говорят, это мирный край.
– Так оно и есть. Там повсюду овцы да овцы.
Она мимолетно улыбнулась и упорхнула: ее подозвал человек, сидевший со льнувшей к нему женщиной.
Я отпил клюквицы и в ожидании киши (знать бы еще, что это такое) стал прислушиваться к обрывкам разговоров.
– …славное местечко у Тейлсира, да…
– …прекрасно, если ты знаешь расценки…
– …любишь острое, так попробуй буркху или кифриенскую холодную баранину…
– Настоящие кифриенцы не едят баранины, их пища – это козлятина и бобы.
– …молодой парень… он солдат, как думаешь?
– …может быть. А может, и нет. Волосы короткие, бороды не носит…
Я непроизвольно провел пальцем по подбородку, коснувшись шрама, полученного в Факлааре во время бритья.
– …в наши дни каждый может оказаться кем угодно… взять хотя бы герцога: он ведь всего-навсего пастух, хоть и мастер клинка… но на его стороне белый дьявол…
Похоже, новый герцог не пользовался всеобщей любовью.
– А вот и киша.
В дополнение к тарелке и половине овсяной лепешки я получил еще и дружескую улыбку.
– Еще три монеты.
Получив пять монет и мою ответную улыбку, она исчезла. Подумав о том, что теперь, получив деньги, служанка, наверное, появится нескоро, я пожал плечами и принялся за кишу, представлявшую собой длинные полоски мяса в мятно-горчичным соусе с гарниром из зеленой вермишели. Блюдо показалось мне не таким вкусным, как буркха, но зато лучше похлебки, которой меня потчевали в Факлааре. Наворачивая кишу, я по мере возможностей продолжал прислушиваться.
– …ты как, Стальпу давно видел?
– …не его самого, а подмастерье… вроде бы ушел… с солдатами… герцога Берфира… продержаться, чтобы Фритаун не занял долину…
– …нужен аптекарь?
– …штуковина… дал подмастерье… плохо ложится глянец…
– …бездельники… благородный герцог Коларис… благослови его душу…
Хлопнула дверь, и изменившееся выражение лица Аласии заставило меня насторожиться. Трое незнакомцев ввалились в трактир, и я тут же поднял световые щиты, став невидимым. Правда, к сожалению, и незрячим. К арочному проходу, ведущему на кухню, мне пришлось пробираться бочком, полагаясь на чувства.
– Сюда зашел молодой парень. В коричневом, волосы каштановые. Он лазутчик! Куда подевался?
Молодчики, что отнюдь не радовало, явно искали меня. Мне же оставалось лишь попытаться убраться прочь, стараясь никого не задеть.
Звяк!
Звук был такой, словно на пол упала кружка. И смахнул ее, скорее всего, я.
– Хилд, чего ручищами размахался?
– Я? С ума сошел? Сам ты чурбан неуклюжий!
Я осторожно продвигался к проему.
– Он сидел там, – послышался голос Аласии. – Поел и ушел.
Половицы задрожали: вся троица, тяжело ступая, направилась к моему столику.
– Видать, ушел только что. Глянь, клюквицу не допил, кишу не доел. Еще горячая! Проверь выходы!
– Эй вы! – я ощутил, как стражник наставил железный клинок на повариху и судомойку. – Здесь кто-нибудь проходил?
– Нет, господин, из посторонних никто.
– Никто, кроме Аласии и Рирлы.
– …где выход наружу из этого собачьего пекла?
Как и следовало ожидать, стражник направился к задней двери и вышел во двор. Я выскользнул за ним. И тут внезапно он развернулся и налетел на меня.
– Уф-ф…
Его клинок пронзил место, где я находился мгновение назад. Боль обожгла руку, но мне удалось откатиться в сторону и восстановить щит.
– Фритт! Этот сукин сын где-то здесь! Я полоснул его, точно знаю, что задел! Еще один колдун, чтоб им всем пропасть! Но ничего, от холодного железа ему, ублюдку, не уйти!
На мгновение утратив невидимость, я увидел своего преследователя, но лишь едва его разглядел: оказалось, что на дворе темень, хоть глаз выколи. Поскольку удерживать щит и пробираться к конюшне под прикрытием невидимости можно было, лишь оставаясь незрячим, я не мог проследить за ним глазами, однако, продвигаясь по стеночке к стойлам, чувствовал, как он, нанося наугад удары мечом, продвигается к фасаду. И то сказать, какой беглец стал бы прятаться в замкнутом пространстве конюшни.
Пробравшись на ощупь к Гэрлоку и убедившись, что поблизости никого нет, я отпустил щит. Было темно, но мне света хватало. Рана на руке оказалась не более чем глубокой царапиной, однако кровоточила она обильно. Нашарив в мешке какую-то тряпицу, скорее всего, рабочую рубаху, я обмотал руку.
– Обыщи конюшню!
– Он где-то здесь!
Переведя дух, я забился за ясли, собираясь поднять щит, едва приблизятся шаги. Удержание щита требовало усилий, и мне вовсе не хотелось понапрасну расходовать энергию. Гэрлок фыркнул, но на меня не наступил, хотя в стойле было тесновато.
– Стойла, стойла проверь!
Я сглотнул и установил щит, очень надеясь, что его не потребуется удерживать долго, и одновременно пытаясь подлечить рану гармонией. Порез оказался чертовски болезненным.
– Нет его здесь…
– А в угловом смотрел?
Чувства подсказали мне, что преследователь заглянул в стойло Гэрлока. Пони заржал и подался в сторону, дополнительно прикрыв меня корпусом.
– Здесь тоже пусто. Как насчет сеновала?
Боец полез наверх, и мне пришлось зажать нос, чтобы не чихнуть: сквозь щели в потолке на меня посыпалась соломенная труха.
Гэрлок заржал.
– Чего ржешь, я тебе сенца на обед подбросил! – рявкнул вояка прямо над моей головой.
Гэрлок громко фыркнул, заглушив мой чих. Я готов был его обнять.
– Что, ушел?
– Он ранен. Может, покараулишь здесь? Колдунишка-то он, небось, паршивенький, иначе не пустился бы наутек.
– Но куда его понесло?
– Наверное, удрал через главный вход, пока ты, Доска, здесь орал.
– А посоха в конюшне нет?
– И не пахнет, Рудар тут все обшарил.
– Эту чертову лошадь можно будет забрать утром. Никуда она не денется.
Голоса удалились и стихли, после чего я отпустил щит, по-прежнему прижимая рубаху к ране. Пару раз мимо проходили конюхи, но стражники больше не появлялись.