Спутники Волкодава

— Иди на место, Вики! Или тоже хочешь поближе познакомиться со служанкой Госпожи Рыбы?! — рявкнул колдун, крайне раздосадованный столь несвоевременным вмешательством.
Склонив голову, Вики послушно отправилась к отцу, а Вихауви, поймавший нож прежде, чем тот успел опуститься на дно, издал воинственный клич и обернулся лицом к озеру, высматривая черный плавник.
— Тилорн, у него появился шанс! Помоги Вихауви в последний раз! Обездвижь ревейю, и он вспорет ей брюхо! — Ваниваки вкогтился пальцами в плечо стоящего на коленях колдуна. — Ему хватит одного удара! Помоги, пока силы и воля к жизни еще не покинули его!
Колдун поднял закрытое маской лицо, на котором, словно нарисованная, выделялась ослепительно-белая полоска оскаленных зубов.
— Видишь, что моя магия делает с Маути?! Я не собираюсь становиться убийцей и уж во всяком случае не намерен начинать с собственной жены! Бели Вихауви обречен, это еще не значит, что весь мир должен погибнуть вместе с ним!
Впервые за время знакомства с Тилорном Ваниваки видел его в ярости, но сейчас ему было не до того, чтобы удивляться и обращать внимание на подобные мелочи.
— Быстрее! Останови акулу, осади ее еще раз! Маути это переживет, а Вихауви ты спасешь жизнь! Твоя жена, очнувшись, не простит тебе промедления!
— Чтоб ты сдох в объятиях ядовитой медузы! — в сердцах бросил Тилорн, выпрямился, разыскивая глазами черный плавник, описывающий вокруг очутившегося едва ли не на середине озера юноши быстро сужающиеся круги. Простер руки вперед и замер, выжидая подходящего момента для нанесения колдовской затрещины.
С сильно бьющимся сердцем Ваниваки следил, как все уже и уже становятся описываемые хищницей круги, когда же она чуть изменила направление, готовясь к смертоносному броску, не выдержал:
— Бей! — проскрежетал он.
Колдун вздрогнул и подался назад, словно вытолкнул что-то из себя, выбросил из открытых ладоней. Придушенно пискнула истекавшая слезами Маути, а ревейя, словно с разгону налетев на невидимую скалу, дернулась и застыла, так и не совершив последнего рывка. Вихауви нырнул, а мгновением позже из глубины озера вырвалось на поверхность темно-красное облако. Вода забурлила, как в кипящем котле, разбрасывая во все стороны хлопья розовой пены; из нее подобно поплавку выскочила огромная рыбина. Полукружье жуткой пасти то распахивалось, то смыкалось с омерзительным лязгом, серповидный хвост яростно колотил воду, а из распоротого брюха лезли и лезли похожие на черно-алые лохмотья внутренности, которые она, обезумев от боли, норовила сожрать…
Тилорн сорвал маску, стряхнул с перекошенного отвращением лица пот и присел на корточки рядом с недвижимой Маути. Издав победное рычание, Ваниваки ударил себя кулаком в грудь, не умея иначе выразить переполнявшие его чувства. Вихауви, зажав нож в зубах, размашисто плыл к берегу, по которому, невнятно завывая, скакали потрясенные невиданным зрелищем негонеро. Ревейя же полежала некоторое время на поверхности, подставив вечернему солнцу распахнутое, точно створки раковины, брюхо, и начала медленно погружаться в глубины озера Панакави, где и обрела вечный покой.
 
10
Пока негонеро добирались до поселка, подкравшиеся незаметно сумерки опустились на Тин-Тонгру, залив остров таинственным фиолетовым светом. И в призрачном этом свете ослепительно яркими показались Ваниваки вспыхнувшие на площади костры. Неестественно громкими показались голоса притихших было негонеро, когда Мафан-оук торжественно объявил, что раз уж Панакави не принял предназначенного ему в жертву юношу, Вихауви надобно немедля оженить и принять в племя.
Ваниваки был уверен, что в словах колдуна кроется какой-то подвох, и с подозрением наблюдал, с каким рвением негонеро занялись приготовлениями к свадебной церемонии. Впрочем, вскоре он убедился, что подготовка эта свелась к тому, что на площадь были вытащены непочатые кувшины с кокосовым вином и всевозможная снедь: горшки с вареными креветками, жареное черепашье мясо, маринованная рыба, моллюски в пальмовом соусе и салаты из водорослей и крабов. Все эти яства были припасены к завершающей трапезе, которая должна была состояться при свете полной луны, однако Мафан-оук, ко всеобщему удовольствию, распорядился несколько изменить распорядок праздника, справедливо полагая, что если пошарить по кладовкам, то и на ночное пиршество припасов хватит, а место для всяких вкусностей в желудках соплеменников и подавно отыщется.
Тилорн и возрожденная им к жизни Маути не разделяли подозрений Ваниваки относительно коварных замыслов Мафан-оука. Колдун, на их взгляд, не был закоренелым злодеем, во что бы то ни стало стремящимся пролить кровь Вихауви. Вероятно, он просто хотел использовать пленника, чтобы сделать праздник более впечатляющим и запоминающимся, и свадьба с предшествующей ей процедурой выбора невесты вполне могла заменить несостоявшееся жертвоприношение. К тому же кровь — пусть даже кровь ревейи — уже пролита, и следующее зрелище должно вызвать у зрителей эмоции совсем иного рода…
Тем не менее ни Тилорн, ни Маути не стали возражать, когда Ваниваки предложил дождаться конца торжества и воочию убедиться, что никаких козней против Вихауви Мафан-оук не готовит. Расположившись в редком невысоком кустарнике на юго-восточной окраине поселка, они с любопытством наблюдали, как по приказу ри-Сиуара негонеро, успевшие изрядно накричаться и подкрепиться вином и закусками, очистили центр площади. Перевернули опорожненный совместными усилиями огромный медный котел с «напитком жизни», являвшийся едва ли не самым большим достоянием племени, и установили его посреди ровной площадки, окруженной множеством костров.
Весело застучали маленькие тамтамы, и в образованный кострами круг выскочило полдюжины девиц, обступивших взобравшегося на перевернутый котел Мафан-оука. Колдун гаркнул несколько прочувствованных слов по поводу высокой чести, которую племя негонеро оказывает храбрецу, одолевшему служанку Госпожи Рыбы, и ударил чуткими длинными пальцами по висящему на поясе пестро раскрашенному тамтаму. Устремив к небу, где только-только проступили первые звезды, узкое костистое лицо, Мафан-оук начал покачиваться в такт отбиваемому ритму, так что ожерелья из птичьих черепов принялись подпрыгивать и стукаться друг о друга, вплетая в гулкую песню тамтама глухой перестук зловещих костяных погремушек.
Заданный колдуном ритм подхватили затихшие на время тамтамы находящихся за кольцом костров музыкантов, и фигуры в диковинных плащах и масках посолонь двинулись вокруг стоящего на котле Мафан-оука, извиваясь в тягучем, завораживающем танце, состоящем из подпрыгиваний, притоптываний и каких-то ломаных, дергающихся движений рук и тел. Гулкий тамтам колдуна запел быстрее, и движения девушек в уродливых одеяниях, делавших их похожими не то на гигантских птиц, не то на громадных насекомых, ускорились, стали более слаженными и согласованными. Из-за круга костров к ним подбежали другие девушки, и с каждой новой танцовщицей хоровод невест, расширяясь, ускорял движение.
Тамтамы поддержали гуделки и трещотки, мелодия, выводимая ими, делалась все требовательней, все навязчивей, и вот Мафан-оук, оставив в покое свой поясной тамтам, вскинул руки над головой. Алый плащ колдуна затрепетал, подобно крыльям гигантской тропической бабочки, из-за костров донеслись ободряющие крики, и одна из танцовщиц, неуловимым движением расстегнув одеяние, бросила его к ногам Мафан-оука. Вопли зрителей стали громче, дружнее, и девушки, не замедляя пляски, начали освобождаться от безобразных нарядов. Вскоре у основания котла выросла груда плащей и фантастических головных уборов, а в оранжевых отблесках пламени замелькали гибкие фигуры девушек, красивых, как все вошедшие в возраст невест островитянки. Огненные блики скользили по натертым пальмовым маслом телам, вспыхивали на медных ожерельях, ручных и ножных браслетах, стекали по крутым бедрам и острым грудям, отражались в глазах, загадочно поблескивавших из-под причудливых масок. Заплетенные в высокие сложные прически белые цветы переливались всеми оттенками — от оранжевого и розового до красно-бордового.