Испытание

Он мгновенно распластался под стеной, едва не задохнувшись в снегу, забившему рот и ноздри. Сердце заколотилось как сумасшедшее, дыхание перехватило. Осторожно подняв голову, он увидел, как фигура быстро удаляется в сторону выстрелов.
Оттуда донеслось еще два хлопка. На этот раз ближе, и Борн безошибочно определил, что стреляли из пистолета. О Боже, старик тратит последние патроны! У него не будет времени перезарядить пистолет, а дробовика у него нет — он отдал его Клер. Правда, остается еще винтовка, но в этой метели противника издалека не разглядеть, а в ближнем бою винтовка — плохой помощник.
Еще один выстрел, теперь винтовочный, громкий, раскатистый. Борн не смог определить, откуда стреляли. Опасаясь наткнуться еще на одного человека в белом халате, Борн ползком поспешил убраться с перекрестка под стену ближайшего здания. Время от времени останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться, он достиг тротуара и пополз вдоль стены, прячась под ней на тот случай, если кто-нибудь сторожит улицу, выглядывая из окна какого-нибудь здания. В такую погоду вряд ли они захотят торчать снаружи, в полной уверенности, что из пожара никому не выбраться. Они просто устроились где-нибудь под крышей и ждут, пока утихнет пурга и погаснет огонь. Тогда они выйдут, чтобы посмотреть на результаты своей деятельности.
Нет, он ошибается. Если он наткнулся на улице на одного, с тем же успехом здесь могут оказаться и другие. Это не исключает того, что кто-то еще и прячется в домах. Поэтому Борн вовсю вертел головой, утирая тающий снег с лица и продолжая свой путь ползком.
Винтовочные выстрелы. Два. Один, за ним другой. Потом — чей-то вопль. Нет, на голос старика это не похоже. Значит, он сам подстрелил одного из тех. Или наоборот? И он просто не узнал предсмертный крик старика?
И тут Борн не выдержал. Осточертела эта метель, они все ему осточертели! Выхватив пистолет и крепко зажав его заледеневшую рукоятку, он вскочил, пробежал несколько шагов по тротуару, шибанул плечом в дверь и влетел внутрь. Прыгнув в сторону, он присел и осмотрелся. Когда-то это была бакалейная лавка: прилавки вдоль стен, за ними — пустые полки. Он сунулся в один угол, затянутый паутиной, затем в другой, заглянул под прилавок, потом, стараясь не шуметь, метнулся к двери, прислушиваясь к звукам на улице.
Никого. Он отступил в тень и споткнулся о какую-то коробку; в этот миг распахнулась задняя дверь и вместе с ветром и снегом внутрь ввалился человек с пистолетом в руке. Они узнали друг друга на мгновение раньше, чем спустили курки.
Слабый свет, проникавший в помещение, не давал Борну толком понять, что старик делает там, у дальней полки. Лицо его было смертельно бледным, и двигался он с трудом. Сначала Борн даже подумал, что тот ранен, но это было не так. Похоже, у старика снова случился приступ, как тогда, посреди улицы.
Что-то словно оторвалось в нем. Наконец Борн разглядел, что тот достал керосиновую лампу. Старик встряхнул ее, проверяя, есть ли в ней горючее, потом снял стекло и зажег фитиль. Поставив стекло на место, он размахнулся.
— Что вы делаете? — Борн схватил его за руку.
— Заткнись! — оборвал его старик. — Не мешай!
Он вырвался и швырнул горящую лампу в стенку. Стекло разбилось, огонь охватил все полки, сухое дерево занялось почти мгновенно.
— Они тут почти в каждой лавке, — отрывисто сообщил старик. — Ну ничего. Я им устрою. Как они мне. Сейчас они полезут наружу, как тараканы из щелей, вот я их и встречу.
Он истерически захохотал и неуклюже заковылял к входной двери.
Это же полный абсурд, подумал Борн. Старик решил отомстить пришельцам за то, что они начали жечь город, а теперь сам делал то же самое. Это уже не расплата. Это сумасшествие. Он просто хочет уничтожить всех! Так вот почему старик не дал им убежать, вот почему Клер и Сара коченеют сейчас в открытом поле, прячась в траве!
Борн не мог больше сдерживаться и закричал яростно:
— Безмозглый сукин сын!
Но это уже не имело никакого значения. Старик сделал всего шаг на тротуар, потом выронил винтовку, схватился обеими руками за живот и рухнул на колени. Хохот перешел в стон. Прогремел выстрел. От удара пули старика приподняло и швырнуло обратно в дверь. Он упал навзничь, всхлипнул, дернулся и затих.
Борн не двинулся. Он понимал, что нужно либо нырнуть в укрытие и открыть ответный огонь, либо поспешить скрыться через черный ход, чтобы не попасть им в лапы. Но вместо всего этого он стоял, глядя на старика с развороченной пулей грудной клеткой, и кричал не помня себя:
— Подонок! Тупой, мерзкий подонок! — Потом выстрелил трижды в распростертое тело.
Пламя перекинулось с потолка на пол и уже подбиралось к пальцам старика. Еще одна пуля разнесла стекло и впилась в прилавок рядом с Борном. Он выстрелил в мертвого старика еще раз, размозжив тому голову, потом пальнул в открытый дверной проем и выскочил в заднюю дверь.
 
Глава 20
Как ему удалось найти Клер и Сару, Борн не мог бы объяснить никогда.
Он выбежал в заднюю дверь лавки. Метель бушевала по-прежнему, ветер усилился, снег больно сек по лицу и глазам, но он даже не пытался осмотреться, пригнуться на бегу. Борн не думал о том, чтобы, спрятаться в каком-нибудь из домов или просто в сугробе. Он мог только бежать, надеясь, что в такую метель его не заметят. Он пересек главную улицу, нырнул в переулок, чтобы скорее попасть в поле, где прятались его жена и дочка. Он уже не понимал, где находится. Но все равно бежал, спотыкался, падал, вставал, снова бежал, а в голове крутилось: “Подонок! Безмозглый, грязный, мерзкий, выживший из ума подонок!”
Впрочем, может быть, он кричал вслух, но этого он тоже не помнил. Он просто бежал, не разбирая дороги, мимо складов, мимо лачуг, из улицы в улицу, шатаясь и падая. Он даже не заметил, когда выскочил из города и очутился в открытом поле, очередной раз споткнулся и упал лицом в жесткую траву. Мелькнула мысль, что в поле он заблудится и погибнет от холода, и лишь спустя какое-то время за ней последовала другая: ведь Клер и Сара тоже в поле, в снегу, ждут его и тоже могут замерзнуть! Подумав о жене и дочке, он наконец пришел в себя.
Он двинулся назад, ориентируясь на горящий город, как на маяк. Прячась под стенами зданий, он пересек центральную улицу, вышел к тому месту, где они проходили со стариком; спотыкаясь, миновал еще пару улиц. Зарево пожара освещало ему путь. Наконец он выбрался в поле, с трудом передвигая ноги, побрел по траве и буквально наткнулся на своих. Клер, которой он строго-настрого приказал стрелять в любого, кто приблизится и не окликнет ее по имени, чуть не пристрелила его, но, слава Богу, узнала знакомую фигуру. Они сидели в какой-то ямке, забившись в спальный мешок, почти занесенные снегом.
— Боже, я уже не знала, что думать! — воскликнула она. — Я слышала все эти выстрелы и видела, как разгорается пожар. Я уже не надеялась увидеть…
— Я понимаю. Все хорошо, не волнуйся. Теперь все будет хорошо, — успокаивал он Клер, надеясь, что та ему поверит.
Они продрогли до костей, но времени, чтобы размяться и хоть как-то согреться не было. Сначала он думал сразу отправиться в лес, но понял, что пешком далеко не уйти и они могут просто заблудиться и замерзнуть насмерть; значит, надо возвращаться за лошадьми. Существовала, конечно, опасность, что преследователи не оставили конюшню без внимания. Но без лошадей они пропадут, поэтому надо хотя бы попытаться. Если конюшня охраняется — ну что ж, он будет знать, что сделал все, что мог. Тогда ничего другого не останется, кроме как уходить обратно в метель, надеясь на спасение в лесу.
Они сделали большой крюк, обходя городок по краю поля. Сара так замерзла, что ему пришлось нести ее, прокладывая путь по сугробам. В какой-то момент она прильнула к нему, и Борн понял, что должен заставить девочку идти, иначе она заснет и может умереть от переохлаждения. Он спустил ее с рук и заставил передвигать ноги, поддерживая за плечи я подталкивая вперед. Наконец они подошли к тому углу центральной улицы, налево от которого в середине квартала располагалась конюшня. Здания впереди уже были охвачены огнем. Остальные было трудно разглядеть из-за густой снежной пелены.