«Говорит „Браслет-16“»

– Откуда хлысты привезли? – спрашиваю.
– Да, наверно, с мертвой деляны, – ответила Мелехина.
– Это что за мертвая деляна?
– А вон там, с краю леса. Срезали ее года два назад, да и бросили гнить. Она будто в дело не годится. Вот с нее и таскают.
– Съездим! Поглядеть надо, – сказал я.
– Давайте! – Мотин сел за руль.
Но Мелехина задержала его:
– Виктор Семенович, когда же колодец нам сделают? Ведь совсем завалился. Мы ж на Петас за водой ходим.
– Ты же знаешь, у нас ни одного колодезного мастера нет.
– А как же быть?
– Ищите мастера! А мы оплатим работу.
До лесу было метров шестьсот – семьсот. За березовой опушкой облесья мы увидели ту мертвую деляну: срезанные деревья лежали вповалку, накрывая друг друга, на огромном пространстве; лист давно уж облетел и черным прелым месивом густо покрывал землю; оголенные сучья торчали во все стороны, и некоторые, освобожденные от гниющей коры, белели, как кости. А отдельные осины еще зеленели; лежа на боку, подпитывались остатками соков недорезанной коры и луба, соединяющими дерево с пнем.
– Это что за мамаево побоище? – спросил я.
– Тонкомерный лес… Что покрупнее – взяли, а остальное бросили. Вот отсюда и таскают ухари-трактористы хлысты и торгуют ими. И зараза отсюда идет, на здоровый лес перекидывается.
– Что же вы молчите? За такие вещи наказывать надо.
– Деляна-то леспромхозовская. Он нашему району не подчиняется. Мы для него – что китайцы, обитатели другого государства… – Помолчал и с тоскливым безразличием, вроде самому себе, признался: – Совестно и за старух, которых судили, и за эту вот гниющую свалку. В своем же лесу не можем порядка навести. Эх!.. – и заковыристо выругался.
– Виктор Семенович, – говорю ему, – привезли бы дров тем же старухам и совесть, свою не терзали бы.
Только губы покривил и как-то отрывисто хмыкнул:
– Знаю, знаю, во всем я виноват… И что старух судили, и что коров некому доить, и что землю пахать некому… Поехали домой!
Ехали всю дорогу молча: у въезда в Веряево остановились возле новостройки. Десять парней-студентов во главе с девицей-десятником закладывали кирпичную контору: клали неумело, задевали кельмой суховатый жесткий раствор из ящика, ляпали отдельными кучками, придавливая их кирпичом. Швы получались неровными и с пустотами. Я по старой своей прорабской привычке подозвал десятника и сказал ей, что в такой жаркий день силикатный кирпич надо смачивать, и наброс делать ровный, постелью, тогда он схватится – и стена будет крепкой. А такую кладку через полгода корова рогом зацепит и развалит. Она развела руками: я им, мол, говорила. Так не понимают. Они же студенты из сельхозинститута, бойцы стройотряда.
– Ага, бойцы! – усмехнулся Мотин. – Все в солдатиков играем, в трудармию. И кто ее только придумал!
– Игру, что ли, или трудармию? – спросил я.
Он как бы не расслышал вопроса и продолжал свое:
– Нам запланировано построить восемь двухквартирных домов для специалистов. Ведь народу нет, хоть караул кричи. Ну кто сюда, в глушь, пойдет, если не дашь квартиру? А строить их некому. Районная стройконтора маломощная. Вон прислала один отряд… За год контору построят – и то хорошо. Эдак мы совсем тут запсеем. Без дороги и новой деревни нам не житье.
Ну вот, скажет иной рассудительный читатель, все ведь ясно как божий день. Запущенность. И куда смотрит районное начальство? А смотрит оно все на те же расхлобыстанные дороги, или, вернее, не дороги, а расхлестанные автомобильными колеями луга и поля да на выщербленные ветхозаветные деревни. И, прямо скажем, смотрит невесело.
Я говорил с первым секретарем Пителинского райкома партии Анатолием Дмитриевичем Кокоревым. Ведут они строительство двух дорог: одну, на Темирьево, уже пять лет, по километру за год, другую, на Мочилы, такими же темпами. На большее средств нет и сил не хватает. А нужно построить в районе десятки километров дорог, и все – первой необходимости. Но как? Чем? И главное – кому строить? Единственная ПМК не успевает скотные дворы строить, не говоря уж о жилье.
– Может, РАПО помогут? – спрашиваю его.
– РАПО же не строительные колонны и не базы снабжения. Правда, при нем будет совет, состоящий из руководителей хозяйств. Совет – дело полезное, он, глядишь, возьмет на себя вопросы с удоями да с привесами. А то все у нас на шее. Но совет тогда будет полезным заведением, когда наделят его юридическими правами: взыскивать с тех, кто портит землю, леса или приносит ущерб хозяйствам. Взять тех же мелиораторов, или «Сельхозтехнику», или химиков. Они свои планы выполняют, а нам после этих исполнителей хоть плачь. Иные луга так «осушат», что на них не растет ничего. И не отвечают за такие дела. Отремонтируют порой трактор или комбайн, сдерут за это втридорога, а он еще по дороге в колхоз ломается. И хоть бы хны. Или вон энергетики. В любой момент отключат ток и не чешутся. Представьте инкубатор – цыплята выводятся, и ток отключают. Все! Меняй яйца. А то на ферме электродойка, а тока нет. Доярок резервных тоже нет. Да и не соберешь их сразу. Сутки-другие, да в жаркую пору просидишь без тока, и, глядишь, – десятка два-три коров выбраковывать надо: вымя портится, молоко пропадает. Кто оплачивает такие убытки? А никто. Если совет РАПО не будет наделен властью взыскивать за такие убытки с виновных организаций, то в нем мало проку. Но даже при самой оптимальной деятельности РАПО не смогут заменить нам мощную строительную базу и тысячи работников. Дороги надо строить и села перестраивать – вот первоочередная задача.
Тяжелая задача, но решать ее надо. Немедленно. Пора уже понять нам, что за спиной русской деревни нечерноземной полосы, малолюдной и немощной, – миллионы гектаров плодородных земель в центре отечества нашего, плохо используемых прежде всего по причине немощности деревни. И далеко не иссякла сила этой землицы, порукой тому и высокая плотность скота, и прекрасные урожаи, не уступающие никаким черноземам, в таких крепких хозяйствах, как Вороновской совхоз Московской области. Да ведь и то сказать: за морем телушка стоит полушку, да рубль перевоз. Мы гонимся за далекой целиной, что само по себе неплохое дело, но неразумно забываем землю исконно посконную, лежащую под боком, в трех-четырех часах езды от столицы. И ходит земля эта впусте, оттого что обезлюдела, погрязла в бездорожье.
Эта деревня подошла к тому пределу, как сказочный витязь на распутье, где две дороги расходятся в разные стороны: одна ведет под уклон, в болото экономического застоя, другая – в гору, на вершину трудных успехов. Идти по первой дороге – дело нехитрое, по второй же тянуть в гору воз – не под силу.
Деревне этой нужны работники, и не какие-нибудь шалые да залетные выпивохи, а современные хлеборобы, то есть люди технически грамотные и физически крепкие. А таких работников может поставить, только город. Ну кто из города пойдет сейчас в то же Веряево или в Гридино жить в этих ветхих избах да на ночь глядя бегать за двадцать верст по крайней нужде давать телеграмму?
Я было заикнулся в разговоре с секретарем райкома, что телефона нет в Веряеве, линию связи-де починить надо. А он мне: некого послать на это дело. Начальник связи районного узла и тот ушел на пенсию. И его заменить некем. И монтеров нет. Хоть сам надевай кошки и лазай по столбам.
Выход из этого трудного положения известен: Московская область начала строить воистину новую деревню: отдельные дома-коттеджи с приусадебным участком, надворными постройками для скота и хозяйственных нужд. Пока таких деревень немного, но на ближайшие годы планируется перестройка примерно четырехсот центральных усадеб, а потом и за села глубинки собираются взяться. В такую деревню по асфальтированной дороге охотно переезжают специалисты даже из Москвы и живут в современных коттеджах со всеми удобствами. Могут возразить: Рязанская область не имеет ни таких средств, ни такой мощной строительной базы, как Московская область. Но и в Рязанской, и в других областях живет предприимчивый народ, который, можно сказать, из чистого воздуха чудеса творит, если он в этом крайне заинтересован. Ведь удвоилось же Пителино за последние годы не по приказу свыше, а в силу необходимости. Люди переехали из захолустных деревень, в том числе из того же Гридина да Веряева, потому что в Пителине жить удобнее, лучше; раньше ради приволья, пастбищ, выгонов и прочего люди расселялись по захолустью – так выросли в двадцатые годы хутора: Ефимовка, Швынка, Ирша; теперь же все бегут в Пителино, потому что здесь каждый день хлеб продают и можно в любое время уехать на автобусе в Сасово, а там – куда хочешь.