Край обетованный

Мои сомнения развеялись. Я получил ответы на все вопросы. Все прояснилось. Будто кто-то сказал: «Делай так и будет так». У меня был готов ответ на любой вопрос. Я ушел в это с головой (смеется). В средствах информации об этом не сообщают, зато сразу начинают кричать об управлении сознанием. На самом деле ничего этого нет. Это делается только для того, чтобы поднять рейтинги ток-шоу. Точным изложением фактов никто себя не утруждает.
После Наминомура я вернулся в центр «Аум» у горы Фудзи и занимался там компьютерной техникой. Моим шефом был Хидэо Мураи 11. Мы иногда беседовали. Меня интересовали кое-какие вопросы, которыми хотелось заняться поглубже. Когда я сказал ему об этом, он без особого интереса ответил: «Занимайся, раз охота». Он вообще все внимание уделял выполнению распоряжений сверху.
Под «сверху» вы имеете в виду Сёко Асахару?
Да. У меня возникло ощущение, что Мураи изо всех сил старается подавить собственное эго. Поэтому ему не было никакого дела до новых идей, поступающих снизу. Но если кто-то хотел чем-то заниматься, что-то изучать, он не возражал.
В братстве я считался «помощником мастера». Это самый высокий ранг для тех, кто не относится к руководству. Что-то вроде заведующего отделом в частной компании. Довольно скромно, правда? Подчиненных у «помощника мастера» нет. Ни одного. То есть я занимался своей работой сам по себе, никто меня не ограничивал. И людей, которые находились в таком же положении, было много. Послушать средства информации, так в братстве все находились под жестким контролем, прямо как в Северной Корее, но в действительности многие занимались чем хотели. Конечно, мы могли свободно приходить и уходить. Личного транспорта мы не имели, хотя каждый мог взять машину, когда хотел.
Однако затем последовал целый ряд спланированных насильственных преступлений – убийство адвоката Сакамото и его семьи, суды Линча, распыление зарина в городе Мацумото. Как вы это восприняли?
В воздухе носилось какое-то возбуждение. Происходило что-то подозрительное, тайное. Но что бы мне ни казалось, боюсь, тогда я все равно упрямо настаивал бы на том, что у нас все правильно. Потому что братство дало мне так много. Поверить сообщениям средств информации было невозможно. На братство наговаривают специально, считал я. Но примерно через год стал думать: «А может, это и вправду было».
Я был уверен, что наша организация никак не могла столько лет скрывать такое. Я имею в виду «дело Сакамото». Просто не могла. Что ни говори, а порядка братству очень и очень не хватало. Было как при коммунизме: ошибайся сколько хочешь – никто тебя не уволит. Вроде бы работали, а зарплату не получали. Вряд ли это можно назвать безответственностью, скорее здесь полное отсутствие чувства «личной ответственности». Все выглядело очень расплывчато, приблизительно, незавершенно. Казалось, ничто не имеет значения, важен лишь духовный рост. В обычном мире у людей есть жены, семьи, они ощущают свою ответственность перед ними и работают изо всех сил. В «Аум» этого не было.
Например, завтра на стройплощадку должны привезти металлоарматуру. Не привезут – стройка встанет. И не привозят. Человек, который за это отвечает, мямлит: «Ох ты! Совсем забыл». И все, инцидент исчерпан. Поругают немножко, и ему хоть бы что. Другие – то же самое. Достигли состояния, когда суровая повседневность уже не волнует. Даже если что-то плохое случается, говорят: «Карма плохая. Ничего не поделаешь», – и все довольны. Человек подвел других, его ругают, а он думает, что очищается за счет этого (смеется). Крутые ребята! Что бы ни было, им хоть трава не расти. На обыкновенных людей они смотрят сверху вниз, как бы говоря: «Страдаете? Ну и пусть. Нам до вас дела нет».
Вы провели в «Аум» шесть лет – с 1989-го по 1995 год. Неужели за это время у вас не возникло никаких проблем или сомнений?
Какие проблемы? Кроме благодарности, удовлетворения и ощущения огромной пользы я ничего не испытывал. Ведь даже в тяжелые моменты я всегда знал, что мне самым подробным образом объяснят, в чем дело, что происходит. Нет, я имею в виду не то, что в братстве были люди, перед которыми я лично особенно преклонялся или которых уважал. Ответы на эти вопросы мог дать любой «мастер», не говоря уже о тех, кто стоял выше. И самана, хотя и не относились к «мастерам», тоже имели представление о религиозных учениях. А наверху – одни самородки. Чем выше, тем круче. Например, Фумихиро Дзёю 12. В братстве много не менее красноречивых и ярких личностей. В «Аум» точно есть нечто такое, что отличает его по уровню от обычного мира. Чем значительнее человек, тем меньше он нуждается в сне. Многие в братстве спят не больше трех часов. Хидэо Мураи из их числа. Это человек, в котором поражает все – душевная сила, здравомыслие…
Доводилось вам встречаться лично с Сёко Асахарой, разговаривать с ним?
Доводилось. В прошлом, когда братство еще было малочисленным, люди часто подходили к нему с разными глупыми проблемами, типа «Что-то меня в последнее время в сон клонит». Но с ростом рядов это постепенно сошло на нет. Встретиться с ним наедине стало невозможно.
Не раз я проходил что-то вроде инициации. Это тяжелое испытание. Особенно проверка на жароустойчивость. Использовались и наркотические вещества – ЛСД 13, хотя тогда я ничего в этом не понимал. После наркотика кажется, что кроме души у тебя ничего не осталось. Тела совсем не чувствуешь, смотришь в самые глубины самосознания, разглядываешь там что-то. Удовольствия мало, я вам скажу. Голова как ватой набита, ощущение, будто ты уже умер. Я не знал, что это наркотик, думал, просто какое-то средство, которое помогает в религиозной практике.
Но вроде были случаи, когда у людей из-за наркотиков случались галлюцинации и они получали серьезный удар по психике.
Думаю, все дело в дозе или так получалось, когда ничто другое не работало. У нас было Министерство медицины, которое возглавлял Икуо Хаяси, но работали они из рук вон плохо. Если бы там посерьезнее наукой занимались, проблем бы не было. И потом, в братстве считалось, что человек должен пройти через разные испытания, преодолеть их. Хотя в таких делах лучше проявлять больше чуткости.
А где вы были в марте 1995 года, когда произошла газовая атака, чем занимались?
Сидел в Камикуисики у себя в комнате за компьютером. У нас был выход в Интернет, и я часто пользовался сетью, чтобы посмотреть новости. Вообще-то такие вещи запрещались, но я потихоньку нарушал это правило. А еще иногда отлучался за газетами и раздавал всем, чтобы читали. Попадись я на этом, заработал бы предупреждение, только и всего.
В тот день, проглядывая в Интернете заголовки новостей, я и узнал о происшествии в токийском метро. Но я и подумать не мог, что это сделал кто-то из «Аум Синрикё». Кто угодно, только не братство.
После этого в Камикуисики явились следователи. Казалось, дело идет к аресту всех членов Министерства науки и техники по ложному обвинению. Поэтому я счел за лучшее удалиться – сел в машину и уехал. Так что во время обыска меня там не было. В любом случае у меня и мысли не возникло подозревать братство в причастности к этому делу.
Даже когда его 14 арестовали, я не чувствовал ни малейшего возмущения. Казалось, что сделать все равно ничего нельзя. Для приверженцев «Аум» эмоциональные проявления вроде гнева – признак незрелости. Добродетельным поведением считается не гнев и раздражение, а желание глубже заглянуть в суть вещей и подумать, как лучше поступить в той или иной ситуации. Важно делать то, что тебе по силам и что имеет сейчас наибольшую ценность.