Мисо-суп

— Эй, Кенжи! Давай иди обратно.
Но я не хотел идти обратно. Да и вообще, под тяжелым взглядом Фрэнка я полностью потерял способность двигаться. Весь целиком — от кончиков волос до пальцев на ногах — я превратился в камень. Фрэнк схватил меня за плечо и потянул внутрь. У самой двери я запнулся и чуть было не упал, потеряв равновесие. Но Фрэнк легко, одной только правой рукой подхватил меня и понес, словно какой-нибудь чемодан или там спортивную сумку. Он втащил меня в зал и кинул на пол. Я услышал, как сзади лязгнул засов.
Я открыл глаза и увидел перед собой две пары ног. Мужских и женских. Женские ноги — в красных туфлях на высоком каблуке. Это, должно быть, Маки. Ее пухлую икру, затянутую в белые кружевные колготки, пересекала отсвечивающая красным тоненькая линия. Линия эта двигалась. Она извивалась по колготкам, как гусеница, перетекая с нитки на нитку. Все дальше вниз, неспешно, но неотвратимо.
За столом напротив застыли девушка номер пять, видавший виды исполнитель песен «Mr. Children» и девушка номер три. Девушка номер три сидела с открытым ртом, ее взгляд был устремлен куда-то туда, где, по моему разумению, должно было находиться лицо Маки.
Я поднял глаза и тоже посмотрел на Маки. Все, что было у меня в желудке, снялось с места и мерными толчками поперло наружу.
Под подбородком у Маки словно открылся еще один рот — алый смеющийся рот, из которого сочилась какая-то темная жидкость, похожая на угольную смолу. Кто-то перерезал девушке глотку от уха до уха, и казалось, ее запрокинутая назад голова вот-вот свалится с плеч.
Я не мог поверить своим глазам, но Маки все еще была жива. На ее рассеченной шее пенилась кровь, а она отчаянно вращала глазами, и губы ее шевелились, будто пытались что-то сказать. Но тщетно.
В мужчине рядом с Маки я узнал хозяина заведения. Его голова сидела на теле под каким-то неестественным углом — ее словно оттянули назад и вниз. Маки и хозяин стояли, привалившись друг к другу, и только поэтому до сих пор не свалились на пол.
Юко и официант, вернее их тела, лежали одно на другом за спиной у Маки, уткнувшись носами в ее красные туфли на высоком каблуке. В тело Юко, где-то в районе поясницы, почти по самую рукоятку воткнут тонкий стальной нож, каким обычно нарезают сашими. Шея у официанта свернута, как и у его работодателя.
Девушки номер три и пять вместе с дядечкой-клиентом словно манекены сидели на диванчике, но было непонятно, то ли они находятся под гипнозом, то ли просто оцепенели от ужаса. Кислая волна поднялась от груди и захлестнула горло. Я сглотнул. Виски тяжело заныли. Я не мог ни о чем думать и говорить тоже не мог. Я окончательно утратил чувство реальности. Мне казалось, что все это бесконечный, дурной, но все-таки сон.
В поле моего зрения появился Фрэнк. Он медленно приближался к девушке номер три. В руке у Фрэнка был тонкий нож, который до этого торчал в спине Юко. Оказалось, что девушка номер три была в полном сознании. Никакого гипноза. Однако реакция ее на приближение Фрэнка была странной: ее правая рука, в которой все еще был зажат микрофон, заметалась взад-вперед по диванному валику. Со стороны казалось, что девушка пытается ногтями порвать диванную обшивку. Микрофон все еще был включен, и по всему залу разносились жутковатые царапающие звуки: то ли ногтей, то ли металла по шероховатой ткани. Я подумал, что она, наверное, пытается убежать. Просто тело ее не слушается. Двигается само по себе в полной отключке от сознания. Мышцы у нее на ногах страшно напряглись, но она даже пятку не могла оторвать от пола. Плечи, шея, лицо — вся она вдруг окаменела и только слабо подрагивала от напряжения. Но вот ее тело начало производить множество мелких беспорядочных движений — видимо, отказали нервы, соединяющие мозг с мышцами. Со мной, между прочим, происходило то же самое. У меня были явные проблемы со зрением и слухом. Саундтрек песни Амуро Намие, которую до этого пела девушка номер три, все еще играл, но я не был уверен, что действительно слышу его. Фрэнк приблизился к девушке вплотную, и та вдруг начала обильно мочиться. Тугая струя ударила из-под ее кремовой юбки. Вместе с жидкостью девушку покинули последние силы. Тело ее обмякло. Туфли свалились с ног. На лице появилась умиротворенная улыбка. И тут Фрэнк схватил ее за волосы и воткнул в нее нож. Прямо в грудь.
Как легчайшее перышко взлетает от легкого дуновения ветерка, так же молниеносно что-то неуловимое исчезло, ушло без следа с улыбающегося лица девушки. И тут единственная девушка, оставшаяся в живых — номер пять, вдруг издала нечеловеческий вопль. Но вряд ли это была реакция на убийство девушки номер три. Больше всего это было похоже на то, что кто-то включил на полную мощность запись, которая до этого играла без звука.
Фрэнк вытащил нож из завалившегося набок тела. Потом попытался отобрать у своей жертвы микрофон, но пальцы девушки словно окаменели, и разжать их не было никакой возможности. Я видел, как они меняют свой цвет, становясь все белее и белее. Фрэнк снова схватил девушку за волосы и указательным пальцем со всей силы надавил ей на глаза. Я услышал резкий хлопок, в тот же момент пальцы девушки разжались, и микрофон грохнулся на пол. Из раздавленных глаз потекло что-то такое, чего я никогда еще в своей жизни не видел. Какая-то желтоватая густая слизь, вся в красных точках.
Фрэнк поднес микрофон прямо ко рту продолжавшей истошно вопить девушки номер пять. Сила ее крика многократно увеличилась, но странное дело, теперь этот крик звучал как песня. Фрэнк показал мне пальцем на горло орущей женщины. Сквозь кожу было видно, как от дикого напряжения ее голосовые связки ходят верх и вниз. Фрэнк взглянул на меня, словно говоря: «Ну что? Понеслась?», и тут же перерезал женщине горло чуть ниже отчаянно вибрирующих голосовых связок. Раздался тонкий свист, словно откуда-то выпустили сильную струю пара. И истошный женский крик растаял в этом свисте.
Фрэнк то двигался, как в замедленной съемке, то вдруг его движения становились молниеносными, как при перемотке видеофильма вперед. Иногда мне казалось, что он застыл на месте и едва передвигается, а в следующий момент, например, когда он доставал нож из тела Юко, он внезапно начинал действовать со страшной быстротой.
Как легко, оказывается, наши чувства и рефлексы выходят из строя. В состоянии шока человек не может ни двигаться, ни мыслить. Дядечка «Mr. Children», сидя на расстоянии вытянутой руки, наблюдал за сценой убийства, как за рекламой лапши быстрого приготовления по телевизору. Он уже смирился с происходящим. Я где-то читал о гормонах, об адреналине и куче всяких других веществ, которые наше тело вырабатывает в экстремальных ситуациях. Эти гормоны убыстряют пульс и тонизируют мышцы. Человек чувствует возбуждение и готов мочить всех подряд или наоборот быстро-быстро сматываться. Беда только в том, что наш организм привык к очень умеренному количеству гормонов, и когда он внезапно получает огромную порцию стимулирующих веществ, и тело, и мозг напрочь перестают функционировать. И я был ничуть не лучше, чем все остальные, — такой же беспомощный и бестолковый.
Я вдруг вспомнил, что у меня в кармане рубашки лежит газовый баллончик. Но мысль о том, чтобы предпринять хоть какие-то действия против Фрэнка, была невыносима. Я даже думал доползти до туалета или мусорного ведра и выбросить этот баллончик на фиг. Все то, что он символизировал собой, казалось до смешного беспомощным и жалким. Он был не в силах противостоять той ужасной реальности, которую разворачивал перед моими глазами Фрэнк. Я ненавидел себя за то, что купил и принес с собой этот позорный баллончик. В ожидании смерти — а я чувствовал, что Фрэнк может убить меня в любую секунду, — каждая вещь, которая могла рассматриваться как повод для решительного действия, была мне отвратительна.
При виде тонкого лезвия, входящего в плоть девушки номер три, при виде распахнутого, как капот автомобиля, горла девушки номер пять, — при виде всего этого ужаса я оцепенел. Я чувствовал, как мои нервы один за другим покрываются корочкой льда. Закричать, позвать кого-нибудь на помощь, выбраться отсюда — я не только не мог ничего этого сделать, но даже представить себе, что я это делаю, было за гранью моих возможностей.