Многоцветная Земля
— Девочки с цветами — на выход, — произнес Гастон, находившийся в другом конце рубки управления.
Мерси Ламбаль сидела неподвижно, с увлечением наблюдая за блестящим шествием. Антенны на ее шлеме казались причудливым головным украшением, по сравнению с которым прическа средневековой принцессы там, у замка, выглядела как скромный убор простолюдинки.
— Мерс, — повторил директор с мягкой настойчивостью, — девочек с цветами — на выход.
Мерседес медленно протянула руку и включила канал церемониймейстера.
Снова прозвучали фанфары, и толпа туристов-простолюдинов восторженно ахнула. Множество девочек с ямочками на пухлых щечках, в коротких розово-белых туниках выбежали из сада с корзинами цветущих яблоневых веток. Они осыпали цветами дорогу перед процессией, а флейты и тромбоны выводили одну веселую мелодию за другой. Жонглеры, акробаты и пляшущий медведь создавали в толпе праздничную неразбериху. Принцесса посылала толпе воздушные поцелуи, а герцог время от времени бросал золотые монеты.
— Придворные — на выход, — скомандовал Гастон.
Женщина за пультом управления осталась неподвижной. Брайану Гренфеллу было видно, как капельки пота выступили у нее на лбу и увлажнили пряди каштановых волос. Рот Ламбаль был сжат.
— Мерси, что с тобой? — шепотом спросил Гренфелл. — Что-нибудь не так?
— Нет, ничего, все в порядке, — ответила Мерседес. Голос ее звучал хрипловато, и в нем явственно слышалась напряженность. — Придворные вышли, Гастон.
Трое молодых людей в зеленом галопом выскочили из леса навстречу процессии. В руках у них были охапки веток с нежными, недавно распустившимися листьями. С милым щебетом дамы разобрали ветки и сплели из них венки, которыми увенчали кавалеров. Те не остались в долгу и сплели изящные венки для дам. Между тем кавалькада приблизилась к лужайке, посреди которой уже был водружен майский шест, увитый лентами и зеленью. По команде Мерси Ламбаль босоногие девушки и улыбающиеся юноши раздавали цветы и зеленые побеги в толпе, окончательно потерявшей голову от праздничной суеты.
— Зелень! Кому зелень для праздника мая!
По команде Мерседес герцог и свита запели:
C'est le mai, c'est le mai,
C'est le joli mois de mai!1
[Это май, это май,
Мой веселый месяц май! (фр. )]
— Опять фальшивят! — недовольно заметил Гастон. — Добавьте голосов и давайте жаворонка, пусть себе вьется, и несколько желтых бабочек.
Переключившись на канал церемониймейстера, Гастон распорядился:
— Эй, Мену, уберите зевак, чтобы не толпились перед лошадью герцога, и следите за ребенком в красном. Похоже, ему не терпится позвонить бубенчиком с герцогской перевязи.
Мерседес Ламбаль добавила голосов. Вся толпа подхватила песню, популярную еще со времен коронации Карла Великого. Нажатием кнопок на пульте Мерседес наполнила пением птиц благоухающий сад, и по ее сигналу из искусно замаскированных клеток вылетели бабочки. Уже не по распоряжению директора, а от себя она послала напоенный ароматами весеннего сада ветерок, чтобы тот принес прохладу туристам из Аквитании, Нистрии, Блуа, Фуа и всех остальных «французских» планет Галактического Содружества, прибывших вместе с франкофилами и специалистами по истории средних веков из всех уголков различных миров, дабы приобщиться к блеску и славе древней Оверни.
— Им было слишком жарко, Брай, — заметила Мерседес, обращаясь к Гренфеллу. — Ветерок освежит их.
Брайан с облегчением отметил, что голос Мерс звучал более спокойно.
— Мне кажется, — продолжала Ламбаль, — что при погружении в культурную среду прошлого туристы готовы терпеть неудобства лишь в определенных пределах. Впрочем, мы воспроизводим прошлое таким, каким хотели бы его видеть, а реалии средневековой Франции требуют других маршрутов.
— Мерс, появились непрошеные гости. Я вижу в толпе две-три экзотические фигуры. Должно быть, это те самые специалисты по сравнительной этнологии с Крондака, из-за которых мы так переполошились. Дайте им трубадура, и они будут вне себя от счастья, пока не присоединятся к основной группе. Эти непрошеные визитеры, если их не ублажить, способны написать мерзкий отзыв.
— Некоторые из нас, визитеров, сохраняют объективность, — мягко заметил Гренфелл.
Директор фыркнул:
— Вы же не топаете в дурацком одеянии по конскому навозу на самом солнцепеке в атмосфере с низким содержанием кислорода и удвоенной гравитацией!.. Мерс! Что с тобой, детка?
Брайан поднялся с кресла и, подойдя к Мерседес, внимательно вгляделся в ее лицо.
— Гастон, разве вы не видите, что она больна?
— Я не больна! — резко возразила Мерси. — Это так, минутная слабость, сейчас пройдет. Трубадур вышел, Гастон.
На экране монитора крупным планом стало видно лицо певца, который, поклонившись небольшой группе зевак, тронул струны лютни и, запев, искусно повел их за собой на поляну, посреди которой возвышался майский шест. Хватающий за душу приятный голос трубадура заполнил всю комнату, где находился пульт управления. Трубадур пел сначала по-французски, а затем — для тех, кому лингвистические изыски были не по зубам, на обычном языке Конфедерации землян, входящей в Галактическое Содружество:
Le temps a laiss'e son manteau
De vent, de froidure et pluie,
Et s'est vestu de broderil
De soleil luusant — cler et beau.
[Время скинуло мантию
Из ветров, морозов, дождей
И облеклось в ткань
Из солнечного света, легкую и прекрасную (фр.).]
К песни трубадура присоединился жаворонок, настоящий жаворонок. Мерси опустила голову, и слезы закапали на пульт управления. Проклятая песня! И эта весна в Оверни. И оживленные после глубокой заморозки жаворонки, и заново выведенные бабочки, и подстриженные лужайки и сады, по которым слоняются толпы довольных туристов, прибывших с далеких планет, где жизнь сурова, но трудности успешно преодолеваются всеми поселенцами… Всеми, кроме неизбежных неудачников, которые никак не могут приспособиться к окружающему и портят всю великолепную картину Галактического Содружества.
— Простите меня, ребята, — проговорила Мерседес с виноватой улыбкой, вытирая лицо легкими прикосновениями ткани. — Должно быть, неудачная для меня фаза Луны или встала не с той ноги. Брай, вы просто выбрали неподходящий день для визита. Простите меня и не обращайте внимания.
— Вы, кельты, большие привереды, — шутливо заметил Гастон, давая понять, что все в порядке. — Тут у нас в свите короля есть один инженер из Бретани, так он мне рассказывал, что может охотиться, только если собственноручно набьет патроны в мегалите. Выше голову, Мерс. Держи себя в руках, ведь представление еще не закончилось.
На экранах мониторов танцевавшие вокруг майского шеста сплетали и расплетали свои ленты, образуя из них замысловатые узоры. Герцог де Берри и другие актеры из его свиты позволили потрясенным туристам вдоволь налюбоваться настоящими драгоценностями и великолепием костюмов. Заливались флейты, завывали волынки, торговцы разносили вино и сладости, пастухи разрешали желающим погладить своих овечек, а с высоты на эту умилительную картину, улыбаясь, взирало Солнце. Все было как в доброй старой Франции в 1410 году после Рождества Христова и будет оставаться так еще шесть часов, пока не завершится рыцарский турнир и не отшумит заключительное празднество.
А затем уставшие туристы, жившие спустя семь веков после средневекового герцога де Берри, толпами заполнили комфортабельные вагоны метро и отправились в следующий пункт программы культурного погружения — в Версаль. А Брайан Гренфелл и Мерси Ламбаль вышли в сад, чтобы при свете уходящего дня помечтать о том, как хорошо было бы отправиться вдвоем на яхте в Аяччо и посмотреть, много ли бабочек уцелело после дневного столпотворения.
ГЛАВА 2
В дежурной комнате центрального поста Лиссабонской энергосистемы хрипло прозвучал ревун.
— Проклятье! — воскликнула Большая Джорджина. — Впрочем, я все равно не играла, а только сидела сложа руки.