Куда падал дождь

Почему она так упорно продолжала винить Джонни за все, что произошло между ними, – вот уже десять лет? Разве она не знала, что он вырос в жестоком мире и не мог быть рыцарем в сияющих доспехах? Почему она считает его виноватым в том, что он оттолкнул ее тогда, когда был нужен ей больше всего на свете, что он стал с ней холоден, как ее отец, что он бросил ее, как ее мать? Что из-за него она стала чувствовать себя еще более одинокой и нелюбимой? Ей и раньше приходилось выклянчивать у него все. Она наконец стала взрослой и поняла: главная ее ошибка в том, что она, несмотря ни на что, верила в героев. Женщине недостаточно только желания узнать о своей женской сущности и жажды любви. Нужна еще смелость, которой ей не хватало раньше, а теперь хватит.
Боже мой… Слишком долго терпела она эту жизнь, холодную, как пустой дом, мужа, никогда ее не любившего, даже не спавшего с ней, и ребенка, который с каждым днем все больше отдаляется от нее. Аристократы, которые, по всеобщему мнению, считались ее друзьями, так никогда и не приняли ее в свой круг. Они считали, что без труда могут отличить безупречное, на первый взгляд, поведение, привитое искусственно или имитируемое, от того якобы подлинного аристократического шарма, который наследуют с колыбели.
Лейси задернула шторы в пустом фойе. Сэм уже удалился к себе наверх в спальню, где он ночевал один. Она размышляла о своем десятилетнем браке и гадала, была бы она счастливее, не узнай она Джонни Миднайта.
Джонни. Ну почему она не сумела рассмотреть за его невероятным очарованием жестокость и холодность, составлявшие его суть? Она ведь боготворила его с того самого момента, когда он избавил ее от приставаний отца.
На какую-то долю секунды лед в ее сердце начал таять от нахлынувших воспоминаний, которые она всегда гнала прочь, но отделаться от которых так и не смогла. Джонни, красный от смущения, когда она, спустившись по пожарной лестнице, застала его в его комнате за разглядыванием картинки с полуобнаженной блондинкой, похожей на нее. Джонни, со смехом увенчивающий ее голову короной из фольги и провозглашающий ее своей принцессой, когда она нарядилась в вечернее платье своей матери, найденное в старом сундуке на чердаке. Джонни, поклявшийся, что будет любить ее вечно.
Джонни, упорствующий в своих обидах и не желающий прислушиваться к ее страданиям, одиночеству и ужасу.
Джонни, безжалостно насилующий ее душу и тело, совершая последний акт мщения.
Не оглядывайся. Не вспоминай… Джонни. Хватит. – Он того не стоит. Никогда не стоил.
Не стоит ненавидеть его за то, что он жестоко растоптал все самое нежное, юное и романтичное в ней, когда так отшвырнул ее. Не стоит возлагать на него ответственность за эти долгие пустые годы. Он был ошибкой; Сэм был ошибкой. Две ужасные ошибки! Надо забыть прошлое и создать новую, осмысленную жизнь своими руками, для себя – без мужчин.
Но была и другая, глубинная причина, более важная, чем прошлое, почему она никак не могла забыть Джонни Миднайта.
Каблучки Лейси процокали по пустому дому, и затем звук их утонул в мягких коврах. Она подошла к низенькому столику и подхватила хрустальную пепельницу, забытую прислугой. Сэм явно чувствовал себя не совсем в своей тарелке весь вечер. Что-то его угнетало. Он забыл поблагодарить за прекрасный прием. Не то чтоб это ее особенно трогало. Нисколько. Как не трогало высказанное им недовольство по поводу того, что свежая дичь, которую он приказал доставить, почему-то так и не прибыла.
Больше ее не волновала проблема, как ублажить своего несносного супруга. Хватит. Она уходит от него.
В ее сердце словно заползала сумрачная пустота особняка. За окном полыхнула молния и на долю секунды осветила холодное совершенство убранства огромной комнаты, которую она с таким старанием обставила старой европейской мебелью эпохи короля Якова: комоды и кресла с кроваво-красной обивкой из тканей ручной выделки, широкие диваны и стулья, обтянутые каштановыми и белыми тканями. По стенам висели бесценные произведения искусства. Два дельфтских парных подсвечника угрюмо сверкнули на огромном рояле, когда она прошла мимо них к кухне со своей пепельницей.
На обратном пути она задержалась перед роялем, который обычно был закрыт на ключ. Когда-то она пела популярные арии на светских приемах – Пуччини, «Чио-Чио-сан». Но все это кануло в Лету.
Сейчас поверхность рояля была заставлена фотографиями в специально для этого заказанных серебряных рамках; на них были изображения Лейси и Сэма с Президентом и первой Леди. Были также портреты коронованных европейских особ с дарственными надписями. Среди этого пантеона затерялись всего одна-две фотографии семейства Дуглас.
Пальцы Лейси задержались на фотографии близнецов. Они были всего на шесть лет моложе ее. Их сфотографировали перед самой ее свадьбой.
Колин и Коул плескались в бассейне и смеялись; такими счастливыми она их никогда не видела. Никто даже представить себе не мог, как глубоко на самом деле был травмирован Коул, каким ненужным и нелюбимым он себя чувствовал.
Лейси отвела взгляд от их с Сэмом свадебного портрета. Подняв сиденье стоящей перед роялем скамейки, она сунула туда фотографию, перевернув ее изображением вниз. Она сегодня чувствовала такое изнеможение, что ей не под силу было даже отодвинуть скамейку с прохода.
Включив систему охраны, Лейси погасила лампы, поднялась по лестнице и вошла в свою просторную темную спальню, закрыв за собой дверь на ключ.
Прислуга не ночевала в главном здании, ее сын тоже, а особняк был такой огромный, что Лейси всегда чувствовала себя в нем немного неуютно. Она закрыла на ключ и дверь, соединяющую ее комнату со спальней мужа. Затем прошла сквозь серебристую тьму к позолоченному зеркалу, сняла свою тяжелую диадему и тряхнула головой. Многочисленные шпильки, скрепляющие волосы, посыпались на белоснежный ковер. Она присела и аккуратно собрала их все до единой. Так же аккуратно сняла обручальное кольцо и положила его в ларец с ювелирными украшениями.
Завтра она уезжает. Она делала это и раньше, но Сэм всегда заставлял ее возвращаться.
Но теперь баста. Прежние угрозы больше на нее не подействуют, хотя ей по-человечески жаль его. Но ничего. Первое время он будет без нее как потерянный, а потом найдет кого-нибудь на ее место.
У него явно были какие-то неприятности, но что именно – она не знала. Он и всегда-то отличался недоверчивостью, а по мере того, как поднимался наверх, становился совсем скрытным и ничем не делился.
Иногда в неурочное время звонили по телефону Если она поднимала трубку, никто не отвечал. Несколько раз в месяц являлся с белыми конвертами специальный курьер. Одно такое послание принесли сегодня. Лейси подозревала, что Сэма шантажируют. Ей было известно, что его делами интересуется особая сенатская комиссия.
Сэм всегда знал, как добиться того, чего он хочет, и кого он может купить.
Лейси поежилась. Он знал, как заполучить ее и как удерживать – против ее воли.
У нее застучало в виске, когда она опустилась на колени у кровати и достала из-под нее задвинутый туда заранее собранный кожаный чемодан.
Завтра она начнет новую жизнь. Вместе с сыном.
Она включила лампу у кровати и с изумлением увидела разорванный белый конверт и вырезки из газет, разбросанные чьей-то рукой по покрывалу из блестящего ситца.
Один заголовок привлек ее внимание:
Коул Дуглас бежал из психиатрической лечебницы.
Она пробежала глазами заметку. В ней говорилось, что он месяцами крошил бетон вентиляционной трубы пластмассовым ножом и умудрялся выносить мусор в карманах каждый раз, когда его выводили на прогулку.
Заметка и покрывало были глубоко пробиты каким-то острым предметом. Руки ее задрожали, когда она прочитала остальные вырезки.
«… до сих пор считается очень опасным… психически неустойчивым… представляет угрозу для самого себя и окружающих. Полагают, что он направляется в Вирджинию к своему отцу, сенатору Сэму Дугласу, где тот живет со своей молодой женой Лейси Дуглас».