Маскарад для маркиза

От парика Каллиопа и сама желала бы освободиться, он был слишком колючим. Она критически оглядела себя. Коричневый парик был сделан очень искусно, завитки окружали лицо и падали на грудь, насколько позволяло ярко-красное платье. Золотая оборка и длинный кружевной шарф подчеркивали его прекрасный цвет и стиль.
Это было ее любимое платье, хотя то, что она приготовила на утро, являлось поистине шедевром мадам Жизель. Зато это очень подойдет сегодня, поскольку отвлечет внимание от ее лица, когда она станет присматриваться к дому.
Раздался стук в дверь, и вошел Энджелфорд. Подхватив юбки, Бетси пулей выскочила из комнаты. Почтя его появление за наглость, Каллиопа вскинула брови, но не стала делать ему замечание. Скользнув глазами по ее наряду, Джеймс, очевидно, остался доволен.
– Забудьте, что я говорил в карете о вашем вкусе..
У Каллиопы екнуло сердце. Она положила руку на его элегантно подставленный локоть, и они, выйдя из комнаты, стали спускаться в холл, наблюдая, как в золотых рамах картин над лестницей отражается колыхание свечей.
– Просто будьте очаровательны и ничего без меня не предпринимайте. Сегодня только присматриваемся, согласны?
Каллиопа кивнула. Они вошли в столовую, где в ожидании обеда уже толпились гости.
– Моя дорогая Эсмеральда! – К ним, пыхтя, пробирался лорд Петтигрю; двигаться быстрее ему мешал объемистый живот.
Каллиопа задержала на лице улыбку и протянула графу руку:
– Милорд, какой вы сегодня нарядный!
Хозяин дома просиял.
– На прошлой неделе на скачках я увидел этот фасон, а сегодня, слава Богу, получил костюм и подумал, что пора его примерить.
– Он вам в самом деле очень к лицу, – похвалила она. – Скажите, ваша лошадь участвовала в скачках?
– Мой Раскат неподражаем, но я, наверно, направлю его в этом году на конюшню. Он должен дать хороший доход. – Петтигрю многозначительно посмотрел на нее. – Он также годится для экстравагантных покупок.
Каллиопа улыбнулась и, словно не замечая замаскированное предложение, невразумительно промычала: «М-м... да».
Объявили обед, и Джеймс проводил ее к столу, где она оказалась между Джеймсом и мистером Тернберри, прямо напротив лорда Рота.
Тернберри оглядел стол и поморщился:
– Все ясно: потом будут шарады. Как это избито!
Хотя Тернберри и присутствовал в их списке, Каллиопа не могла себе представить, чтобы он мог сделать хоть что-то волнующее, не говоря уж о совершении преступления.
Невоспитанность Тернберри привела Рота в восторг.
– Мой друг, ведь будет еще музицирование! Я надеюсь, вы усладите нас своим пением, подобно весеннему жаворонку...
Каллиопа улыбнулась. Вот мошенник!
– Непременно, мистер Тернберри, я тоже мечтаю услышать, как вы поете!
Рот одобрительно посмотрел на нее и повернулся проверить реакцию Тернберри. Тот фыркнул, но все же оказал снисхождение простым смертным.
– Что ж, у меня действительно есть голос, дорогая, однако я редко выступаю. Но для вас... Согласен оказать вам честь после обеда.
– После обеда будут шарады, и я надеюсь, что смогу выбирать, что делать, – с невинным видом обронил Рот и пригубил вино.
Тернберри нахмурился. Как видно, он не очень понял, что Рот имел в виду. Каллиопа тоже отпила вина из бокала, и это помогло ей унять излишнюю веселость.
– Итак, вперед? – Рот одарил ее заговорщицким взглядом, и Каллиопа засмеялась. Пришел черед подавать первое, и вокруг стола сразу засуетились слуги, а легкая болтовня утихла до следующей перемены блюд. Когда подали десерт, разговор за столом перешел на политику.
– В эти дни я делаю изрядные деньги, – сказал Тернберри. – Да уж, скажу я вам...
Рот бросил на него колючий взгляд:
– Небось довольны, что закон о зерне остался неизменным, не так ли?
– Да-да, именно так. Хороший землевладелец должен иметь вполне достаточный доход.
– Конечно, мистер Тернберри. Покупка хорошего пальто не должна зависеть от цен на зерно. – Каллиопа старалась говорить нейтральным тоном.
– И, это правильно. Какая вы умница, Эсмеральда!
– Значит, Тернберри, вас не смущает, что ваши работники не смогут купить зерно, которое сами вырастили? – холодно поинтересовался Джеймс.
Каллиопа посмотрела на него с удивлением. Она как-то не подумала, что он тоже может принять участие в разговоре.
– Это и значит быть землевладельцем, и вам это отлично известно, Энджелфорд. Мы имеем на то законные права.
– Вы хотите сказать, мы имеем право голоса, – уточнил Джеймс.
– Ну да, только крупные землевладельцы имеют право голоса, – лениво заметил Рот.
Джеймс бесцельно поигрывал ножом.
– Ходят слухи о реформе – что-то насчет того, что право голоса получат люди с доходом от пятидесяти фунтов в год.
Тернберри встрепенулся:
– Чепуха! Чтобы отбросы общества решали судьбы нации? Никогда!
– Разве это не их нация тоже? – притворно удивился Джеймс.
Тернберри фыркнул.
– Граждане второго сорта! Что будет дальше – уж не позволим ли мы и женщинам голосовать?
Увидев, что Каллиопа крепче сдавила вилку, Джеймс положил руку на ее пальцы.
– По-моему, в Англии много дам, которые более благожелательны и лучше подготовлены к принятию решений, чем члены нынешнего правительства, – как бы невзначай заметил Рот.
Тернберри густо покраснел.
– Критиковать правительство – это государственная измена, милостивый государь!
Рот откусил кусок от яблока и беспечно оглядел гостей:
– Посмотрим, кто посмеет прийти и арестовать меня.
Каллиопа чувствовала, что Тернберри вот-вот взорвется, но после последнего замечания выручать его ей почему-то не хотелось.
– Кстати, о тюрьмах. Как прошла инспекция Ньюгейта? – неожиданно спросил Джеймс.
Рот тут же оживленно заговорил об условиях содержания в тюрьме, что совсем не подходило для застольной беседы, но все вокруг заговорили о своем, и никто уже не обращал на них внимания.
Тернберри буквально изнемогал на своем стуле, и это удивило Каллиопу: она ожидала, что Тернберри окажется стойким тори, но Рот и Джеймс говорили так, как будто они виги или реформаторы! Ей не приходило в голову, что они могут увлекаться политикой, и она не готова была с уверенностью сказать, какие позиции они занимают. В конце концов она предположила, что оба конформисты. Впрочем, разве не конформисты все эти знатные люди – даже те, кто заявляет иначе?
Лорд и леди Петтигрю встали.
– Мы собираемся устроить неформальное музицирование – леди Петтигрю просит всех гостей принять в нем посильное участие.
Последовало добродушное ворчание, несколько джентльменов схватились за сигары, но большинство дали себя уговорить, и в конце концов все отправились в консерваторию – двухцветный зал во флигеле, где сперва две дамы вполне прилично спели дуэтом, а затем выступил некий лорд, обладатель великолепного баса.
И вот наступила очередь Тернберри. У него был неплохой тенор, но он любил брать очень высокие ноты, которые не всегда мог осилить. В таких случаях Каллиопа подмигивала Роту – тот явно знал заранее, что им предстояло услышать.
– Эсмеральда, теперь ваш черед усладить наш слух! – сладко пропел Петтигрю.
Каллиопа могла бы отказаться, но, пока она слушала других, в ней взыграли семейные пристрастия.
– Я с удовольствием вам подыграю, – заявил Рот и сел к пианино. – Что вы выбираете?
– Вам известно произведение под названием «Любовь Синей птицы»?
Рот как-то странно посмотрел на нее и кивнул. Каллиопа удивилась, что он знает эту вещь – безвестную песню, которую так любила ее мать.
Рот взял первый аккорд, и она запела. У Каллиопы было сильное меццо-сопрано; отдаваясь пению, она словно забыла о слушателях, возвращаясь в те времена, когда была девочкой и пела вместе с матерью в их маленькой музыкальной комнате. Она вспомнила, как мать кружилась, а отец играл на пианино...
Давно отец не появлялся в ее счастливых воспоминаниях.