Король абордажа

Удастся ли ему еще раз обнять Люси? Он готов был принести клятву, что удастся, даже если ему придется поссориться с Гарри. Энох повернулся, чтобы погреть спину на утреннем солнце, и подумал о том, что его доля после этого плавания позволит ему просить маленькой, нежной руки Люси.
Слава Богу, они вовремя выбрались из порта Кайоны, потому что Олоннэ, полусумасшедший зверь, пытался представить смерть Тиболта как оскорбление всей французской нации — хотя они все клялись забыть о национальности, когда «приплыли в тропики».
Судно Шло прямым курсом в превосходный для мореходов, но очень опасный залив Кампече, излюбленное место флибустьеров всех стран. Что задумал Гарри? Джекмен чувствовал себя не совсем уверенно; маленькое суденышко с жалкой батареей легких пушек и командой из двадцати восьми человек не могло участвовать в настоящем сражении.
Корабль так легко несся вперед, что ничто не отвлекало Джекмена от его размышлений, и он постепенно задумался о том, почему капитан, несмотря на то, что он был готов выпросить, украсть или взять взаймы любую морскую карту, которая только попадалась ему на глаза, все же предпочитал сражаться на суше, а не на море?
Как только какой-нибудь морской волк заикался о том, что он был в Новом Свете — так испанцы называли Американский континент, — то Морган тут же бросался к нему, словно влюбленный на свидание с возлюбленной. А какая за этим следовала лавина вопросов — и все ответы Морган либо записывал, либо старательно запоминал.
Поджав губы, Джекмен проследил взглядом за несколькими сверкнувшими на солнце летучими рыбами; они изящно выскакивали из воды, пролетали над поверхностью пятьдесят или сто ярдов и снова падали в море.
«Клянусь костями Люцифера! Двадцать восемь человек — это слишком мало, особенно если принять во внимание, что некоторые из них совсем мальчишки».
Больше двух недель «Вольный дар», не останавливаясь, продвигался вперед на северо-запад. Он прошел сквозь заросли саргассовых водорослей, казавшихся ярко-желтыми на фоне голубых вод залива Кампече. На мачте корабля всегда дежурили два матроса, стремящиеся заработать дополнительную долю добычи, обещанную тому, кто первый увидит что-нибудь стоящее. Всем сгрудившимся на маленьком суденышке сильно повезло, что погода не менялась. «Вольный дар» был не больше пятидесяти футов длиной, и из них палуба занимала чуть больше трети. Поэтому пираты спали, ели, справляли свои естественные потребности там, где могли. Еду готовили, лишь когда команда оказывалась настолько голодна, что, уступая необходимости, разводили небольшой огонь в маленькой железной печурке, установленной на песчаной подушке.
В этот весенний день 1659 года Генри Морган был обеспокоен быстрым убыванием питьевой воды; за последние три дня доля корабельного запаса значительно уменьшилась. Одетый в легкие хлопковые штаны в белую и голубую полоску, с патронташем и в неизменном желто-зеленом платке на голове, Генри Морган забрался на ванты и уселся там, прочно обхватив ногами выбленку  [39].
За последние две недели он много о чем передумал и принял много новых решений. Хотя это была практически непосильная задача, он собрался выучить французский и испанский. Тогда у него будет преимущество, если он захочет добиться лидерства в конфедерации братьев; нужно обязательно поддерживать хорошие отношения с людьми разных национальностей. Да, он должен научиться понимать французскую натуру, ценить ее достоинства и принимать ее слабости. Возможность использовать французские суда и людей сильно продвинули бы его вперед на пути к выполнению грандиозных планов, которые он вынашивал в глубине души.
Пока Ямайка оставалась в руках сторонников парламента, вход на этот остров был ему заказан, так же как и на Барбадос, единственный надежный оплот Британии в западном океане.
Морган усилием воли преодолел желание осушить стакан разбавленного водой рома. Ему нужно было следить за собой; именно ром явился причиной тех неосторожных речей, которые он вел на Тортуге. Приятно, что он уже составил себе мнение о женщинах и их роли в жизни мужчины. К черту большинство из них! За исключением маленькой Анни там, в Бристоле, ни одна из представительниц слабого пола не стоила того, чтобы обращать на нее внимание.
Морган сидел среди парусов, утренний ветер бил его в грудь, и вспоминал о тех правилах, которые он принял когда-то: никому не доверять, не рассказывать о планах военных кампаний; поддерживать жесткую дисциплину.
То, чего ему пока не хватало для осуществления своих грандиозных планов, так это боевой мощи, которая выражается в количестве больших кораблей и количестве сторонников, которых должно быть много больше. Его команда должна составлять сотни, а не десятки человек.
Моргана притягивала та потенциальная мощь, которая была скрыта в недрах конфедерации. Даже дураку становилось ясно, что рассредоточенные силы берегового братства использовались в настоящий момент лишь для малопродуманных мелких набегов. Но предположим, что пираты окажутся в руках одного главнокомандующего? Семь тысяч человек! Его сердце дрогнуло. Такая сила, дисциплинированная и объединенная надеждой на сказочные богатства, способна удовлетворить любые амбиции.
Сейчас Морган уже знал, что испанский королевский военный гарнизон в Америке был слишком растянут, но все-таки опасен. Разве нельзя постепенно отрезать, одно за другим, протянувшиеся щупальца этого иберийского спрута?  [40]
И еще больше хотелось Моргану узнать о враге. Какое это неоценимое преимущество — знать его обычаи, знать, когда приходит флот, как он вооружен и какую предпочитает тактику. Он хотел узнать до мельчайших подробностей, как работают испанские колониальные структуры. Например, до какой степени королевские губернаторы и капитан-генералы зависят от святой инквизиции?
Морган был слишком умен, чтобы тут же не посмеяться над своим неуемным любопытством, а потом оглядел своих матросов, большинство из которых дремало на мешках с балластом. Как мало их было!
В полдень поднялась суматоха. С их корабля заметили грязно-коричневые паруса галиота, вне всякого сомнения испанского, и довольно большого. Даже Джекмен хотел захватить его.
— Кровь Христова, Гарри! — набросился он на Моргана, который неподвижно стоял на квартердеке  [41]. — Мы плывем быстрее и можем догнать его через час.
— Да, мы, конечно, можем захватить его, — ответил Морган, чтобы успокоить ободранных и обгоревших на солнце пиратов, которые столпились у главной мачты. — Но у того галиота восемь пушек на борту и на палубе полно народа.
— Ну и что? — рявкнул Джадсон. — Разве мы не захватывали корабли и побольше, и еще меньшими силами?
Морган пристально окинул взглядом говорящего.
— Верно. Но мне нужен корабль больше и богаче. Я не допущу, чтобы вас убили или ранили в схватке за такую мелочевку. Тихо, паршивые собаки! Мы пойдем на абордаж, когда я увижу корабль, который устраивает меня!
— Но, капитан, — вмешался матрос средних лет с едва зажившим шрамом — напоминанием о Сантьяго, — у нас нет воды.
— Нам хватит еще на три дня, — отрезал Морган. — И мы все ближе подплываем к берегу. И все об этом!
Хотя у флибустьеров руки чесались после долгого бездействия, они подчинились и разошлись, угрюмо бурча что-то себе под нос, и были просто счастливы, когда на следующий день в десять утра наблюдатель крикнул:
— Корабль по курсу!
Двигаясь с кошачьей легкостью, Морган вскарабкался на главную мачту, привязав к поясу подзорную трубу рядом с парой французских пистолетов, с которыми он никогда не разлучался.
Экипаж снизу наблюдал за ним. Его черные волосы развевались на ветру, руками и ногами он плотно обхватил мачту, покачиваясь взад и вперед на фоне голубого неба.
Когда он наконец соскользнул вниз, то произнес только: