Король абордажа

«Разумный шаг», — сказал себе Армитедж. Морган предоставлял неуверенным и слабым духом пристойный повод остаться в тылу.
— Если больше ста человек из вас, ленивые собаки, готовы идти со мной по своей собственной воле, то, боюсь, нам придется тянуть жребий.
С позолоченными пламенем костра бородами, в грязных развевающихся лохмотьях команды трех кораблей почти в полном составе рванулись вперед, включая и чудака из Виргинии, который назвал себя Дэвидом Армитеджем. Их хирург, по мнению корсаров, вел себя очень забавно. Вместо того чтобы драться за добычу, этот парень проводил много часов в джунглях в компании с попавшимися ему навстречу индейцами в поисках каких-то трав, а также с помощью Кэтфута выспрашивал встречного и поперечного о местных способах лечения.
— Ты в любом случае пойдешь, — сообщил Морган виргинцу. — Слава Богу, если нам не понадобится твоя помощь, но рисковать мы не можем.
Молодой командор решительно отбросил тревожные мысли, которые вертелись у него в голове. Мог ли Васконселос там, в Кайоне, намеренно обмануть его, рассказывая о слабости и беззащитности Гранады?
В сером свете наступающего утра корсары расселись в дюжину больших пирог, которые они не без труда собрали в дельте Сан-Хуана. Дрожа в пахнущем горечью тумане, они бросили последний печальный взгляд на свои корабли, а потом взялись за весла и понеслись за головным каноэ, которым управляли индейцы из племени оятов.
Перед глазами жилистых и тощих пиратов, составляющих основную атакующую силу Моргана, за следующие пять дней промелькнуло разнообразие сцен, иногда потрясающих по своей красоте, иногда загадочных, настолько непривычны они были глазу, и часто ужасных — мрачных, полных крокодилов топей или бурных стремнин, которые кипели среди острых камней. Из-за часто встречающихся водопадов людям приходилось раздеваться до пояса и, подставляя спины кровожадным мухам, мошкам и москитам, работать грубыми деревянными веслами против течения, которое становилось тем быстрее, чем выше они поднимались по коричневым водам Сан-Хуана.
Хихикая от восторга, индейские проводники показывали огромных питонов, свернувшихся кольцами, зеленых, коричневых и желтых, незаметных среди листвы того же цвета, которые так хорошо прятались, что перепуганные матросы сами ни за что не заметили бы их. Больше всего они боялись змей, а потом злых крокодилов — cocodrillos, как их называли испанцы. Эти огромные твари нередко достигали от восемнадцати до двадцати футов в длину.
Словно по контрасту, чуть выше по реке, среди ветвей, жили веселые, разноцветные пичужки. Сотни цапель, уток, ржанок и других водоплавающих с громкими криками тучами поднимались в воздух перед носом головной пироги. Пробиваясь сквозь свисающие ветви, потные пираты спугивали сотни видов разноцветных колибри, попугаев и певчих птиц. Нередко над протокой носились яркие голубые и красные макао, их дикие вопли резали слух. А потом над головами выбивающихся из сил гребцов мелькали стаи изумрудных и топазовых попугаев. Армитедж насчитал, по крайней мере, дюжину видов обезьян, которые таращились на них, гримасничали и скакали в зелени деревьев.
На закате вечером отощавшие и мрачные люди Моргана спугивали непривычных животных — агути, муравьедов или тапиров, которые приходили на водопой. Порой попадались и такие, которых самих надо было бояться; на третий день на человека напал тигр, или ягуар. Нападению подвергся гигант ирландец по имени Шон. К счастью, гиганту удалось отбиться. Дэвид Армитедж по возможности делал зарисовки птиц, зверей и рептилий, когда все пираты — за исключением часового — уже давно храпели возле затушенных костров, а он писал, писал и писал. Морган замечал это и одобрял, даже помог ему в описании оперения некоторых птиц. Он с уважением относился к любым знаниям, потому что они приносили плоды.
За день до того, как они добрались до нижнего, или первого, водопада, Армитедж, несмотря на жуткие боли в мышцах, скорчился у небольшого костра, который позволил разжечь Морган, и писал:
«Мы добрались до бухты Обезьян и бросили якорь на реке Никарагуа, где капитан Морган послал в одной из пирог двоих человек вперед по реке, чтобы захватить пленного. Завтра будет третий день нашего путешествия, и по моим подсчетам мы проделали почти тридцать лиг вверх по течению. Говорят, что спустя двадцать четыре часа плавания после первого водопада будет второй и что течение здесь быстрее любого прилива в Англии».
Тяжело нагруженные оружием и припасами пироги, в сплошной водяной завесе, нужно было перетащить через высокие водопады — и это была на редкость непростая задача. Корсары двигались быстро, несмотря на то, что все тела у них покрылись язвами и болели от укусов москитов, блох и крохотных, но надоедливых насекомых, которых называли красными клопами. Некоторые уже потихоньку начинали жаловаться, когда поблизости не было не знавшего усталости капитана.
Морган мудро подавлял малейший намек на возмущение и поставил Морриса сзади с приказанием стрелять в каждого, кто не будет грести как следует. Джекмен разместился в центре, а Морган плыл вместе с Куманой, уважаемым, но всегда печальным вождем индейцев племени марибо. Он был самым главным касиком у индейцев оятов и марибо, управлявших двумя проворными пирогами, которые Морган постоянно высылал вперед на разведку.
Как будто для того, чтобы ободрить выбивающихся из сил пиратов, второй водопад оказался намного меньше и слабее первого, поэтому, изрыгая обрадованные ругательства, маленькая экспедиция вскоре перетащила свои суденышки и вновь начала утомительную борьбу с течением.
Утром четвертого дня продвижения вверх по течению Кумана собрал руководителей и с помощью Кэтфута объяснил, что впереди лежит дружественная деревня аксоскэтосов; одна из тех, которую испанцы еще не сумели разграбить. Там, как касик уверил голодных и уставших белых, они найдут мясо, маис и убежище от проливного дождя, который мог пойти в любую минуту. Вперед отправили проворных оятов, и они скрылись из виду, бешено работая веслами, чтобы предупредить жителей деревни.
Из-за всюду проникающей сырости и влажности волосы и ногти людей завивались словно водоросли, а их штаны, брюки и рубашки буквально гнили прямо на теле, а потом распадались на куски при первом же прикосновении.
Флибустьеры мрачно гадали, сколько же еще утомительных миль им осталось пройти до большого озера Никарагуа. Морган клялся, что в нем сто миль в длину и сорок пять в ширину в самой широкой части; настоящее маленькое пресное море.
Но когда после долгого пути пираты добрались до деревни, то их глазам предстали дымящиеся руины. Испанцы побывали здесь за несколько часов до них.
— Смотрите! А-аах, вон там! — Корсар с бородой соломенного цвета показывал на небольшую рощицу. Там с острых ветвей свисали светло-коричневые тела дюжины грудных младенцев, которых нанизали на острые ветви.
Единственным, кто выжил в этой резне, был старый-старый дед, который сохранил свою жизнь и не истек кровью, потому что героическим усилием сунул обрубки отрезанных кистей рук в пламя горящей хижины.
Тонким дрожащим голосом старик рассказал о том ужасе, который тут творился. Индейцы марибо завыли от ярости при его рассказе. Одна старуха оказалась повешена на своих собственных седых волосах, а другая распята, ее руки и ноги были прибиты деревянными гвоздями к стволу дерева. Обе были мертвы, и на их лицах застыла маска невыразимых мучений.
Картины такой бессмысленной жестокости со стороны испанских властей привели к тому, что почти все как один пираты решили отомстить первому же испанцу, который попадется к ним в руки.
Джекмен свирепо сплюнул табачную жвачку на пышный бело-желтый цветок.
— Это напоминает мне тот день на Эспаньоле. Как звали ту несчастную девушку?
— Кейт, Кейт Пайн.
Крепкие коренастые индейцы ояты и марибо завернули тела в пальмовые листья и сложили их вместе. Потом они навалили сверху сухие ветви. В воздухе разнесся запах паленого мяса.