Жена путешественника во времени
– В смысле, Рут, и Хелен, и Меган, и Лаура мне все рассказывают, и я рассказываю им все.
– Все?
– Ну, не все. Про тебя не рассказываю.
– Да ну? А почему?
– Ты секрет, – принимается обороняться Клэр. – И вообще, они мне все равно не поверят.
Коварно улыбаясь, она своим конем загоняет в ловушку моего слона. Я рассматриваю доску, пытаясь понять, как бы взять ее коня или передвинуть своего слона. Кажется, у белых дела плохи.
– Генри, а ты настоящий?
– Да, – немного обалдеваю я. – А каким я еще могу быть?
– Не знаю. Привидение?
– Я живой человек, Клэр.
– Докажи.
– Как?
– Не знаю.
– Но послушай, ты же не сможешь доказать, что ты настоящий человек, а?
– Я настоящая, я уверена.
– Почему?
– Я просто человек, и все.
– Ну, я тоже просто человек, и все.
Странно, что Клэр завела этот разговор; в 1999 году мы с доктором Кендриком оказались вовлечены в философский диспут на эту же самую тему. Кендрик убежден, что я предвестник нового человеческого вида, так же отличающийся от нынешних людей, как кроманьонец от своих неандертальских соседей. Я убежден, что я – просто неправильно собранный код, и наша неспособность иметь детей доказывает, что я не стану недостающим звеном. Мы цитируем Кьеркегора, Хайдеггера и петушимся. И вот, Клэр сомневается во мне.
– Люди не появляются и не исчезают так, как ты. Ты как Чеширский кот.
– Ты хочешь сказать, что я – выдуманный персонаж?
Я наконец вижу свой ход: ладья на g3. Теперь Клэр может взять моего слона, но через несколько ходов потеряет ферзя. Она немного думает, понимает это и показывает мне язык. Язык у нее неприятного оранжевого оттенка от съеденных карамелек.
– Это заставляет меня задуматься насчет сказок. В смысле, если ты настоящий, то почему сказки не могут быть настоящими, а? – Клэр поднимается, продолжая смотреть на доску, и приплясывает на месте, как будто на ней штаны загорелись. – Кажется, земля становится жестче. У меня попу свело.
– Может, они и правда настоящие. Или какие-то небольшие вещи в них настоящие, а потом люди на них просто накручивают, а?
– То есть Белоснежка просто была в коме?
– И Спящая Красавица тоже.
– А Джек Бобовый Стебелек просто был потрясающим садовником.
– А Ной – старый чудак, у которого был плавучий дом и полно кошек.
– Ной из Библии,– вытаращив на меня глаза, говорит Клэр. – Он не из сказки.
– А. Да. Извини.
Я очень хочу есть. В любую минуту Нелли может подать сигнал к обеду, и Клэр придется идти домой. Она садится обратно за свою половину доски. Я вижу, ее интерес к игре потерян, потому что она начинает строить пирамиду из съеденных у меня фигурок.
– Ты так и не доказал, что настоящий, – говорит Клэр.
– И ты тоже.
– Ты сомневаешься в том, что я настоящая? – с удивлением спрашивает она.
– Может, ты мне снишься. Может, я тебе снюсь; может, мы существуем только во снах друг друга, и каждое утро, просыпаясь, мы все забываем.
Клэр хмурится и делает такое движение рукой, как будто хочет отмахнуться от странной идеи.
– Ущипни меня,– требует она.
Я наклоняюсь вперед и слегка щипаю ее за руку.
– Сильнее!
Я щипаю опять, достаточно сильно, так что появляется красное пятно, а потом сразу белеет и исчезает.
– Ты не думаешь, что я бы проснулась, если бы спала? В любом случае, я не думаю, что сплю.
– Ну а я не думаю, что я привидение. Или выдуманный персонаж.
– Откуда ты знаешь? То есть если бы я тебя придумала и не хотела бы, чтобы ты знал, что я тебя придумала, просто бы тебе не сказала, а?
– Может, Господь просто сделал нас, и Он не говорит нам, – удивленно произношу я.
– Нельзя так говорить, – восклицает Клэр. – И вообще, ты даже не веришь в Господа. Так?
Пожимаю плечами и меняю тему разговора:
– Я более реальный, чем Пол Маккартни.
Клэр выглядит взволнованной. Она начинает складывать фигурки обратно в коробку, аккуратно отделяя белые от черных:
– Много людей знают Пола Маккартни, а про тебя знаю только я.
– Но ты встречала меня лично, а его – нет.
– Мама была на концерте «Битлз». – Она закрывает крышку шахматной доски и вытягивается на земле, уставившись на шатер из зеленых листьев. – Это было восьмого августа тысяча девятьсот шестьдесят пятого года в Комайски-парке.
Я тычу пальцем ей в живот, она сворачивается, как еж, и хихикает. Немного пощекотав друг друга и покатавшись по земле, мы ложимся на спины, прижав руки к животу, и Клэр говорит:
– А твоя жена тоже путешествует во времени?
– Нет. Слава богу.
– Почему «слава богу»? Я думаю, это было бы здорово. Вы могли бы путешествовать вместе.
– Одного путешественника во времени в семье более чем достаточно. Это опасно, Клэр.
– Она беспокоится о тебе?
– Да,– тихо отвечаю я,– беспокоится. Интересно, что сейчас делает Клэр, в 1999 году.
Может, еще спит. Может, не знает, что я исчез.
– Ты ее любишь?
– Очень,– шепотом отвечаю я.
Мы тихо лежим рядом, глядя на раскачивающиеся деревья, на птиц, на небо. Я слышу сдавленный звук и, взглянув на Клэр, с изумлением вижу слезы, которые катятся из ее глаз к ушам. Сажусь и наклоняюсь над ней:
– Что случилось, Клэр?
Она просто качает головой и крепче сжимает губы. Разглаживаю ее волосы, сажаю и обнимаю. Она просто ребенок, но на секунду я вижу ее взрослой.
– Что случилось?
Она отвечает так тихо, что мне приходится попросить ее повторить.
– Я просто подумала, что, может быть, ты женат на мне.
27 ИЮНЯ 1984 ГОДА, СРЕДА(КЛЭР 13)КЛЭР: Я стою в долине. Конец июня, дело к вечеру; через несколько минут нужно будет идти мыть руки к ужину. Температура падает. Десять минут назад небо было медно-голубое, над долиной висел тяжелый жар, все казалось изогнутым, как под кривым стеклянным куполом, все звуки поглощались жаром под оглушающий аккомпанемент жужжания насекомых. Я сидела на крошечных мостках, глядя, как водомерки катаются по тихому маленькому пруду, и думая о Генри. Сегодня он не придет; в следующий раз мы увидимся через двадцать два дня. Стало намного прохладнее. Генри меня озадачивает. Всю свою жизнь я воспринимала Генри как что-то незначительное; то есть, несмотря на то что Генри – секрет и поэтому автоматически вызывает восхищение, он еще и загадка, и как раз недавно до меня начало доходить, что у большинства девочек нет Генри, или если и есть, они о нем молчат. Поднимается ветер; высокая трава шелестит, я закрываю глаза, чтобы представить, что я у моря (которое я видела только по телевизору). Когда я открываю глаза, небо желтое и потом зеленое. Генри говорит, что приходит из будущего. Когда я была маленькой, то не видела в этом особой проблемы; я понятия не имела, что это может означать. Теперь я думаю, правда ли, что это какое-то место или время, в которое я приду; и что идти туда – не значит просто становиться старше. Интересно, может ли Генри взять меня в будущее. Лес становится черным, деревья гнутся, качаются из стороны в сторону и пригибаются к земле. Гул насекомых пропал, ветер все сглаживает, трава прижата, деревья трещат и стонут. Я боюсь будущего, оно представляется мне большой коробкой с тайнами. Генри говорит, что знает меня в будущем. Огромные черные тучи надвигаются из-за деревьев, они появляются так внезапно, что я начинаю смеяться, они как марионетки, и все кружится, приближаясь ко мне, потом раздается длинный низкий раскат грома. Внезапно я понимаю, что стою, худенькая, вытянувшаяся, посреди долины, где все прижалось к земле, и ложусь на землю в надежде, что бушующая вокруг стихия не заметит меня. Я лежу на спине и смотрю наверх, в небо, откуда начинает литься вода. Одежда промокла, и внезапно я чувствую, что Генри где-то здесь, он обнимает меня, и мне кажется, что Генри – это дождь, и я одна и хочу его.
23 СЕНТЯБРЯ 1984 ГОДА, ВОСКРЕСЕНЬЕ