На штурм пика Ленина
Геологическая группа вместе с нашими топографами работала где-то далеко, около Танымаса, и обещала прибыть сюда дней через 10, т.е. к 20 августа. Таким образом, наша группа оказалась перед необследованным подступом к пику Гармо, к которому преграждали путь многоводная река Мук-Су, и перед необследованным путем к пику Ленина, преграждаемым также многоводным Саук-Саем.
Какие бы то ни было базы по Саук-Саю, обещанные геологами, отсутствовали, кроме того, мы должны были сидеть 8—10 дней на перевале и ждать, пока явятся геологи, ничего не делая и проедая запасы продовольствия, и без того очень ограниченные. Вот почему мы тут же, решили геологов не ждать и немедленно приступить к разведывательной работе. Крыленко и Бархаш должны отправиться по Саук-Саю для исследования пути к пику Ленина, а Никитин вместе с одним из работников геологической группы обязан найти брод и форсировать Мук-Су, пройти по леднику Федченко и дать картину бокового ледника, по которому предполагалось сделать восхождение на пик Гармо.
ЭКЗАМЕН НЕРВАМ
На следующий день, рано утром, оседлав лошадей, я и Афанасий, работник геологической группы, выехали по направлению к Алтын-Мазару. Продовольствия было взято на 3 дня. Спуск к Алтын Мазару был чрезвычайно крут, и тропинка петлевыми зигзагами через 1,5 часа привела нас в урочище.
Алтын-Мазар – это киргизское становище, но уже не из юрт, а из солидных каменных жилых помещений, обнесенных глинебитными стенами. Лишь несколько юрт стояло среди урочища, напоминая о кочевом прошлом населения. Площадка, на которой расположилось урочище, была 2,5 км длиной и с 1 км шириной. На полях, где ячмень был уже убран, пасся скот: коровы, яки, лошади и верблюды. Высокая сочная трава еще не была убрана и приятно ласкала взор. Многочисленные арыки, бороздившие этот живописный оазис во всех направлениях, создали на огромной высоте, в долине, сплошь покрытой песком и галькой, роскошный участок, дающий приют многим десяткам трудолюбивых киргизов.
Алтын-Мазар в точном переводе с киргизского языка значит «золотая могила». Река Мук-Су издавна считается могилой золота. Афанасий, человек уже немолодой и притом старый старатель по золоту, рассказал мне, что реки Саук-Сай и Мук-Су несут в своем песке не мало золота и что давно уже киргизы-старатели промывают песок этих рек в допотопных станках простыми черпаками. Раньше, да, пожалуй, отчасти и теперь, киргиз-старатель сплавляет это золото в Китай через «ловких» людей, которые наживают на этом деле огромные состояния.
Неподалеку отсюда, вверх по течению реки Саук-Сай, в долине Джургучак еще до революции начал «большое дело» по добыче золота какой-то царский чиновник-авантюрист. Для развития добычи золота он испрашивал кредиты у государства, но революция не дала развернуться этому «теплому» делу, и оно не пошло дальше строительства жилых бараков на Джургучаке.
На возможность развития золотого дела в этом районе обратил внимание Всесоюзный геолком, и геологическая группа нашей экспедиции по заданию Геолкома должна была установить: могут ли иметь промышленное значение разработки золотоносных месторождений по долинам рек Мук-Су, Саук-Сай и Танымаса.
Сейчас, когда вся долина видна нам весьма отчетливо, невольно думается, как бы эта могила золота, уже ставшая могилой ученого Ф.Ф. Рогова, чуть не ставшая могилой топографа Герасимова, не стала и нашей могилой. Чем черт не шутит.
Десятый раз мне вспоминается гибель Рогова. Афанасий, видевший гибель Рогова и ездивший потом искать его труп, все время напоминает мне, что памирские реки злы и жертв своих не возвращают. Киргизы, узнавшие о нашем намерении, все наперебой убедительно просят нас оставить опасную затею, определяя реку как «яман-су», что значит – злая воля. Как дико Мук-Су унесла Рогова и оторвала от экспедиции ценнейшего ученого. Вместе с другой участницей экспедиции, геологичкой, Рогов отправился вниз по реке Мук-Су к леднику Мушкетова. Кончив работу, они возвращались к своей главной стоянке. Навстречу им из лагеря выехали два товарища. Бурная многоводная река Мук-Су разделяла их.
В период максимального таяния ледников реки становятся недоступными. Такими периодами для Памира бывают конец июля и первая половина августа. О мостах через памирские реки не может быть и речи. Их некому и не из чего строить, а если их и построят, то в первое же половодье мосты будут снесены. Общепринятой переправой через эти реки является переправа в брод рано утром, когда вода с ледников еще не начинает прибывать. К тому же реки не глубоки и редко глубина их достигает 1,5 м. Но зато течение рек так сильно, что даже киргизские лошади, так привыкшие ко всякого рода переправам, и те иной раз не в состоянии устоять против бешеного течения.
Когда Рогов и его сотрудница начали переправляться с берега, на котором производили работу, и въехали в воду, их обоих сорвало и закрутило течением. Спутница успела, однако, броситься в воду с седла и ее вынесло на остров посредине реки. Лишь поздно вечером ее оттуда сняли арканом, а лошадь ее погибла, разбитая о камни. Не то было с Роговым. И он и лошадь успели выплыть на мелкое место, но измученная лошадь уже не могла больше держаться на ногах и легла в воду, еле переводя дыхание. Федор Федорович Рогов, растерявшись, стоял над ней и ждал когда она встанет, чтобы вместе выбраться на берег, бывший всего в 2-3 м. К несчастью, к моменту, когда лошадь встала, ему пришла в голову нелепая мысль сесть на нее. Он сел, вставил ноги в стремена седла, но лошадь упала снова и на этот раз вместе с Роговым, при чем он не мог выпутаться из стремян, и течение опять подхватило свою жертву и вынесло в самую стремнину. Стоявшие на этой стороне только видели, как река, будто играя со своей жертвой, показала лошадь два раза: один раз вверх ногами, а другой раз всплыла спина, но седло было пусто, Рогов исчез. Ударила ли его лошадь, ударило ли его о камни, как он освободился от погубивших его стремян, – осталось неизвестным. Лошадь всплыла несколько ниже, а Рогов уже больше не показывался. Три дня искали товарищи его труп и не нашли.
Несколько позже чуть было так же не случилось с Герасимовым, рассказывает Афанасий: – я тогда с ним пытался перейти Мук-Су. Лошадь его сбило течением с ног, а он, не будь трусом, тотчас же соскочил в воду и его несколько поволокло, покрутило и прибило к берегу. «Странное чувство было при этом, говорит после купанья Герасимов: – напор воды чрезвычайно силен. Пытаешься противиться ему и цепляешься руками и ногами за дно, ищешь камни покрупней. Но за что бы ни схватился, вода тащит дальше, камень выворачивается и начинает катиться по галечному дну и волочить за собой попадающиеся на пути камни и гальку. Кажется, что все дно подвижно. Опоры нет никакой. Ощущение самое отвратительное и больше всего боязно, чтобы не ударило головой о какой-нибудь большой камень или не вынесло бы в стремнину и не закрутило бы в водоворот, оттуда уже не выберешься».
Под впечатлением этих сообщений и предупреждений киргизов мои нервы при виде 13 рукавов 3 рек, полных водой, через которые предстояло переправиться, пришли в сильное возбуждение. «Но ведь нужно выполнение плана важных работ экспедиции, – думал я, – значит надо использовать все возможности и найти брод».
Самым лучшим временем, когда воды в реках бывает всего меньше, – это часов до 11—12 дня. К полудню таяние ледников бывает уже значительным, и вода сильно начинает прибывать, достигая максимального подъема к 4—5 час. вечера, после чего она медленно начинает спадать. Сумерек на Памире не бывает, после заката солнца ночь спускается почти тотчас же, и если опоздать и остаться за такой рекой, то можно подвергнуться весьма большому и ненужному риску.
В первый же день я с Афанасием мог быть к 9 час. утра уже около первого препятствия, около первого из трех рукавов красной, глубокой и злой реки Саук-Сая. Начав далеко снизу, мы с 0,5 км ехали вдоль правого берега рукава, при каждом удобном случае пытаясь спустить лошадей в воду. Наконец, по гребешку волн определили мелкое место и решили ехать.