Год Единорога
— Не знаю. Я зажгу костер, когда взойдет луна, а потом мы будем ждать.
Это было слишком неопределенно. Я взяла сумку и нашла в ней маленький флакончик, сделанный из кварца.
— Что ты хочешь сделать?
Я открыла руку. Кварц засветился в полутьме.
— Мой лорд, ты когда-нибудь слышал о моли?
Он посмотрел на меня.
— Откуда это у тебя?
— Из сада, где мы выращивали травы. Монахиня Алюзан использует это, но не для колдовства, а потому что у этих настоев целебные свойства, которые могут защитить от колдовства. Я применяла свои знания только дважды; в последний раз на воине, который утверждал, что всадник-оборотень взглянул на него дурным глазом и с тех пор его руки и ноги стали неподвижны. Была ли это болезнь, порожденная страхом, или это было настоящее колдовство — не знаю, — я улыбнулась. — Но после того, как он в течение трех дней принимал по несколько капель в день настоя на этой траве, он снова мог ходить и даже бегать. Это значит, что моли обладает и другими свойствами. Она может разрушать иллюзии.
— Но ты же не знаешь, кто придет, и при ком надо это употребить…
— Это не важно. Это ведь мои иллюзии, которые я должна разрушить. Но я не отваживалась сделать это раньше. И также не знаю, сколько времени пройдет, пока настой окажет свое действие. Если я приму его не вовремя, настоящее зрение придет ко мне либо слишком рано, либо слишком поздно. Ты не сможешь меня предупредить?
— Это огромный риск…
— Все, что нам предстоит сегодня сделать — к лучшему. Не лучше ли нам так и поступить?
— А если ты ошибешься?
— Нужно верить в удачу. Ты сможешь меня предупредить?
—Я могу сказать тебе, когда они будут приближаться, хотя их не будет еще видно, потому что тоже буду следить за знаками в пламени и узнаю, насколько они сильны.
Этим я и удовольствовалась, но когда мои пальцы обхватили выдолбленный кусочек кварца, я поняла, как ничтожна была наша надежда.
Пока мы ждали восхода луны, я попросила Херрела рассказать мне об Арзене и тех, кто живет в этой местности. Оказалось, что все, кто живет в Арзене, сведущи в магии, но только в различных ее видах и в различной степени. Имелись адепты, которые жили в одиночестве, погруженные в изучение нашего мира и времени и они почти никогда не принимали человеческий облик. Зато народ, который жил в замках — четыре клана: Красные Плащи, Золотые Накидки, Синие накидки и Серебристые Накидки — очень мало пользовались магией и поэтому очень много времени пребывали в человеческом облике. Между этими двумя крайностями было множество других, чуждых обыкновенным людям форм жизни: всадники-оборотни, те, которые отдавали свою силу и могущество на службу кланам; раса, живущая в реках и морях и раса, представители которой никогда не отходили далеко от лесов, и еще другие расы, которые никогда не меняли свою внешность животных, но все же были разумными и сильно отличались от настоящих животных, живших в этой стране.
— Я почти уже поверила, что в этом твоем Арзене имеется множество чудес, — сказала я наконец. — Что можно вечно скитаться по нему, смотреть и слушать, и все же ничего не понимать.
Херрел встал и соскользнул по склону холма к куче корней. Тут я увидала, что на небе появилась серебристая луна. Херрел ударил мечом в середину кучи сухих корней и высек сноп зеленоватых искр.
Дерево загорелось, но не ярким пламенем, а, скорее, затлело. Херрел трижды ударил мечом, и каждый раз его острие глубоко погружалось в кучу корней. И, наконец, вверх поднялся маленький язычок пламени и в небо потянулся серовато-белый столбик дыма.
Херрел поднял голову. Глаза его блестели зеленым и тени скользили по лицу. Но перед нами никого не было, а он все стоял с обнаженным мечом в руке. Наконец он повернул ко мне голову и сказал:
— Их влечет сюда…
Я встала. Он не пошевелился, чтобы помочь мне спуститься с земляного холма. Казалось, он был прикован к своему месту. Я подошла к нему и протянула ему свою правую руку. В левой руке я сжимала кварцевый флакончик.
— Твой меч, воин.
Херрел с трудом пошевелился, словно борясь с чем-то, чтобы протянуть мне меч. И мы стали ждать, стоя возле костра. Луна освещала дорогу, но там ничего и нигде не двигалось, насколько я могла видеть. Через некоторое время Херрел заговорил, и его голос прозвучал так, словно он находился далеко от меня.
— Они идут.
Как близко были они или как далеко? Когда я должна была использовать защиту, которую давали мне несколько капель золотистой жидкости? Я вытащила пробку и приложила флакончик к губам.
— Они скоро…
Я выпила. Жидкость была острой и неприятно щипала язык. Я быстро проглотила ее. Дорога недолго оставалась пустой. Это были не звери и птицы, как я ожидала, несмотря на предупреждение Херрела, а множество изменяющихся форм и фигур: от воина к лошади, которая оседала и превращалась в ползущее чудовище; чешуйчатый дракон, вставший на дыбы и превратившийся в человека, но в человека с крыльями на плечах и лицом демона. Все беспрерывно изменялось, и мне стало ясно, что я была слишком самоуверенна. Как я могла среди такого множества издевающихся надо мной масок найти Хальзе? Если моли не поможет моему двойному зрению, я буду побеждена прежде, чем начнется борьба. Я постараюсь сосредоточить свое внимание на одной какой-нибудь фигуре в этом хаосе растворяющихся и снова меняющихся существ. А потом…
Из моей руки, сжимающей рукоятку меча Херрела, вылетело голубое пламя и окутало клинок. И я увидела…
За сетью изменяющихся форм я увидела группу человекообразных существ, которые сконцентрировались на том, чтобы сохранять эту колдовскую картину, которую они сплели.
— Я вызываю вас! — громко сказала я.
— Всех или одного?
В действительности ли я услышала это, или это был только мысленный ответ, который я восприняла?
— Одного, от которого зависит все.
— И что это за «все»?
— Мое другое «я»!
Я изо всех сил удерживала свое двойное зрение. Хальзе, да, я нашла его, был слева от того места, где я стояла.
— Ты назовешь имя, колдунья?
— Я назову имя.
— Согласны.
— Согласны во всем? — продолжала настаивать я.
— Во всем.
— Тогда… — я указала мечом на Хальзе — я называю среди вас Хальзе!
Тени забурлили и забушевали еще сильнее, затем они слились и исчезли. Перед нами стояли люди.
Хирон вышел вперед.
— Ты назвала имя правильно. Что ты требуешь теперь?
— Это требование — одно из моих прав, — моя рука скользнула по рукоятке меча и я протянула его Херрелу, чьи пальцы в то же мгновение перехватили рукоятку.
— Да будет так! — Хирон говорил так, словно оглашал смертный приговор и это относилось к нам, а не к одному из его спутников. — По обычаю отряда? — спросил он Херрела.
— По обычаю отряда.
Теперь все мужчины задвигались. Хирон снял накидку со своих плеч и положил блестящую шкуру лошади на дорогу. Харл и трое других сняли шлемы и положили их по углам накидки, так что гербы их были обращены внутрь. На расстоянии одного метра от края накидки четверо мужчин глубоко в почву вонзили четыре меча. Четыре других накидки скатали валиком и положили между мечами так, что образовался четырехугольник.
Хальзе отложил свой щит и накидку в сторону и подошел к накидке Хирона. Херрел встал перед ним. Хальзе улыбнулся. Я уже видела у него такую улыбку и возненавидела его за нее, улыбку того, кто уже протянул руку, чтобы схватить то, что уже считал своим.
— Итак, у нее гораздо больше сил, чем мы думали, неудачник. Но теперь она допустила ошибку, потому что выбрала меч и тебя, чтобы действовать им.
Херрел ничего не ответил. Лицо его было лишено всякого выражения. Он бросил взгляд на Хирона, который вышел в центр лошадиной шкуры и теперь стоял между двух бойцов.
— Это поле боя. Вы будете сражаться, пока у одного из вас не пойдет кровь или один из вас не переступит край поля боя. Тот, кто хотя бы одной ногой переступит край, считается сбежавшим с поля боя и все права на победу переходят к другому.