Год Единорога
Я постаралась как можно быстрее достичь своей комнаты, чтобы меня здесь кто-нибудь не увидел. Это было опасно. Моя комната находилась на углу хода, который вел к кельям монашек, а с другой стороны находились комнаты, где жили гости, находящиеся в монастыре длительное время. Из-под одной двери сочился свет и я смогла свободно вздохнуть только тогда, когда за мной закрылась дверь в мою комнату.
Я зажгла лампу, стоящую на столе, и поставила туда бутылочку, которую прихватила с собой из особого шкафа. Немного отлила из нее в маленький пузырек, который взяла с полки в своей комнате, потом добавила туда пять-шесть капель из другого флакона и, затаив дыхание, стала смотреть, как бесцветная смесь стала изменяться, пока, наконец, не приобрела свеже-зеленый цвет.
Потом я стала ждать. Глубоко во мне шевельнулось удивление, почему я была так уверена, что все пройдет нужным мне образом.
Во время этого ожидания я прислушивалась к малейшим шорохам, и волнение мое все росло и росло.
И потом — шорох одежды, тихий звук, быстрые шаги по голым каменным ступеням… Я хотела подбежать к дверям и распахнуть их, чтобы посмотреть, кто это пришел сюда, но сохранила самообладание. Прежде, чем ноготь пришедшего царапнул по деревянной двери, я спокойно подошла к ней. Я не удивилась, увидев перед собой леди Суссию. Но она, кажется, удивилась, увидев меня полностью одетой, словно я ждала какого-то вызова.
— Ты должна своими лекарствами помочь Маримме, Джиллан, ей нехорошо, — ее взгляд скользнул мимо меня на стол, где в костяной чашечке лежали таблетки и стояла бутылочка, и когда ее взгляд снова упал на меня, на ее губах появился намек на улыбку. Нам не надо было никаких слов.
— Желаю, чтобы тебе повезло в том, что ты задумала, — тихо сказала Суссия. Она больше не говорила о моих знаниях во врачевании, но мы обе понимали все.
Я взяла таблетку и пошла по коридору к комнате Мариммы. Дверь в нее была приоткрыта и оттуда доносились голоса. Один из голосов был тих и почти неразборчив, и этот голос мгновенно остановил меня и поколебал мою уверенность, которая не покидала меня весь вечер.
Аббатиса Юлианна! Я всегда боялась ее проницательного ума, и мне показалось, что мои намерения будут раскрыты. Но я уже давно миновала ту черту, откуда можно было отступить.
—… ничего, кроме обычного женского каприза. Но время идет. Мы выедем утром, чтобы выполнить нашу часть договора. И утром она уже будет готова к свадьбе. Она пойдет с нами без жалоб и плача. Мать аббатисса, я слышал, что кое-кто из здешних монашек обладает умением врачевать. Дайте ей питье, которое прекратит ее истерику. Не могу же я заткнуть ей рот и привязать ее к седлу — но если это будет необходимо, я сделаю это! Мы сдержим данное нами слово!
Лорд Имграй был в гневе, он был холоден и неумолим, как камень в долине.
— Таких, кто использует врачевание во вред, здесь нет. Мой лорд, — аббатисса была так же непреклонна, как и он. — Вы действительно хотите достигнуть условленного места с девушкой, которая потеряла сознание от страха? А это вполне может случиться, если вы доведете дело до крайности.
— Вы преувеличиваете размеры всего этого, леди аббатисса! Маримма испугана, она слышала много диких историй, и это все. Просто она выйдет замуж по приказу, а не по собственному выбору. Наша часть договора должна быть выполнена в течение ближайших трех дней, поэтому мы выедем завтра утром на рассвете. Связанные клятвой, мы должны передать двенадцать и еще одну девушку их будущим мужьям, и эти двенадцать девушек и еще одна поедут с нами завтра утром…
Я взяла таблетку в правую руку, и когда голоса стихли, постучала в дверь.
Дверь открылась, и лорд Имграй выглянул наружу. Я поклонилась ему, но как равная равному.
— Что вам?
— Леди Суссия сказала, что необходима врачебная помощь. — Я подождала ответа, но не от него, а от нее, от той, которая стояла возле кровати Мариммы. Ее вуаль была немного приподнята, так что лицо ее было освещено, но я не успела различить его выражение, как лорд Имграй отошел в сторону, чтобы пропустить меня.
Лорд Имграй пристально посмотрел на меня. Хотя главная часть моей одежды и была темного цвета, но я не носила ни плаща, ни вуали, и на мне была праздничная вышитая юбка. Не было никакого герба с обозначением моего рода или страны, только искусный узор, придуманный мной самой.
— Это не ваша врачевательница, — резко сказал лорд.
Я взглянула на аббатиссу Юлианну и вложила во взгляд всю свою силу воли, ожидая, что она подтвердит лорду мои полномочия и тот не отправит меня обратно. Аббатисса отошла в сторону и сделала мне знак подойти к кровати.
— Это Джиллан, помощница нашей врачевательницы, и она великолепно обучена врачеванию. Мой лорд, я забыла, что Час Последнего Света уже прошел. Скоро все наше общество соберется в часовне на вечернюю молитву. Если бы Маримме не угрожала огромная опасность, мы бы не стали вызывать сюда врачевательницу.
Он подавил возглас недовольства, но даже его авторитет ничего не значил для монахинь под крышей этого монастыря.
— Теперь вам лучше уйти, мой лорд, — предложила аббатисса — Маримма вот-вот должна очнуться, и если она снова увидит вас здесь, она опять ударится в крик и слезы, а это вам не нравится.
— Дочь моя, — теперь ее взгляд обратился ко мне. Я не могла прочесть ее мыслей. Если же она прочитала мои и разгадала мои намерения, она ничем этого не выдала. — Ты ведь будешь лечить ее, как только сможешь, и если понадобится, проведешь возле нее ночь?
Я не ответила ничего определенного, хотя и поклонилась ей ниже, чем лорду Имграю, который, все еще колеблясь, стоял у двери. Но когда аббатисса повернулась к дверям, он вышел, и она последовала за ним наружу. Дверь за ними закрылась.
Маримма пошевелилась и застонала. Лицо ее покраснело, как от лихорадки, дыхание было тяжелым и неравномерным. Я положила таблетку на стол и ложкой отмерила в костяную чашечку дозу смеси из флакончика. Через мгновение я уже держала чашечку в руках. Теперь я находилась между настоящим и будущим. С этого мгновения возврата уже не было, только успех или разоблачение и враждебность, такая непримиримая, что я не могла и надеяться на прощение. Но я колебалась недолго. Обняла рукой плечи Мариммы и приподняла ей голову. Глаза ее были полуоткрыты и она бормотала что-то бессвязное. Я поднесла костяную чашечку к ее губам, и повинуясь моим мягким убеждениям, она проглотила ее содержимое.
— Великолепно.
Я оглянулась. В дверях стояла Суссия и створки двери тихо закрывались за ней. Она подошла ко мне.
— У тебя должна быть союзница…
— Да, это так. Но почему?
Мы, казалось, снова были единодушны и разделяли мысли друг друга.
— Почему, леди Джиллан? По многим причинам. Сначала первая из них: потому что это нежное создание мне очень нравится, — она взглянула на Маримму. — Она принадлежит к тому безвредному, нуждающемуся в поддержке виду женщин, для которых наш мир слишком суров и которые даже никогда не могли подумать о том, что мы можем легко вынести. Ты и я — женщины совсем другого типа. А во-вторых, потому, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Джиллан. Этот Норстадт для тебя тюрьма. А на какое другое будущее ты можешь надеяться здесь, кроме как на бесконечные годы однообразной жизни…
— Пыльные годы… — я не заметила, что думаю вслух, пока не услышала тихий смех.
— Я сама не смогла бы выразиться лучше.
— Но почему тебя так заботит моя судьба?
— Я сама этого точно не знаю, Джиллан, — задумчиво ответила она. — Мы с тобой не сестры, не подруги и не собутыльницы. Я знаю только, что мне хочется помочь тебе. И я думаю, что у тебя действительно есть причина уехать отсюда. И будь у меня выбор, я бы поступила так же.
— С готовностью?
— Тебя это удивляет? — Суссия улыбнулась. Странно, но меня это не удивило. Суссия, не проронив ни слезинки, готова была поехать с невестами и с любопытством и жаждой приключений ждала ответа.