Звездные врата

Великая честь — быть хранителем, но и большая опасность. Связь обладает двумя типами волшебства: одно в пользу человека, другое против него. И немало есть таких, кто готов пронзить Кинкара мечом, чтобы завладеть сокровищем — если только заподозрит его существование. В одном небольшом камне Реген передал ему и помощь, и опасность, но Кинкар принял это с радостью.
Не беспокоясь, зная, что на предупреждение Воркен можно полагаться, он лег на плащ, укрылся одеялом, чтобы проспать часы темноты. И проснулся после тревожного сна от щелканья. Теплым комком на груди лежала Воркен. На фоне гаснущих углей костра он видел, как ее темная голова поворачивается из стороны в сторону. Когда он пошевелился и Воркен поняла, что он проснулся, она с помощью когтей взобралась на скалу, готовая спрыгнуть с высоты и устремиться в бой. Ее способ обороны — всегда нападение, нацеленное на голову и глаза врага.
Когда она заняла место на верху скалы, Кинкар нащупал рукоять меча. Сима не слышно. Значит, острый слух Воркен дает ему достаточно времени для подготовки. То, о чем она предупреждает, должно быть, еще далеко внизу. Огонь почти погас, и Кинкар не пытался снова разжечь его. Чувства, натренированные в долгих путешествиях по пустыне, говорили ему, что рассвет близок.
Он не выходил из расселины, в которой провел ночь. Воркен со своего поста продолжала посылать негромкое предупреждение. Но так как она не поднялась в воздух, Кинкар был уверен, что тот, кто ее встревожил, не приближается. Воркен отлично видит ночью, и теперь противник ей тоже виден. Небо посерело. Кинкар различал окружающие скалы. Он оседлал Сима, прикрепил седельные сумки, но, выбираясь из расселины, не стал садиться верхом. Воркен поднялась в воздух. Когти Сима цеплялись за камень, но через несколько футов началась тропа, и они двигались дальше по толстому слою пыли. Кинкар принялся жевать дорожную лепешку, отдав большую часть Симу. Этим ограничится их завтрак, пока они не окажутся в безопасности.
После крутого спуска тропа вывела к краю еще более крутого откоса. Кинкар не стал спускаться дальше. Присев, он резко дернул вниз голову Сима, надеясь, что их не заметила группа внизу.
Первая мысль — что он наткнулся на торговый караван — тут же исчезла, когда он оглядел лагерь. Шесть ларнгов, все верховые, ни одного вьючного. И шесть всадников на берегу небольшого ручья с обледеневшими закраинами. Ларнги истощены долгим переходом, бока у них худые, сквозь кожу торчат кости, шерсть холодного времени года висит клочьями, словно животным приходилось пробираться сквозь колючий кустарник.
Но Кинкара удивили всадники. Из шести всадников — три женщины, причем одна совсем еще девочка. Женщины в пустыне! Конечно, разбойники грабят владения и уводят женщин в свои лагеря. Но это явно не пленницы, а их дорожные плащи их тонкой шерсти тити, такие носят Дочери владения. Они в хороших отношениях с мужчинами, разговаривают высокими голосами спокойно, как с братьями по клану.
Что здесь делает эта группа? Они не на дневной охоте: на каждом ларнге дорожные сумки, набитые так, что вот-вот лопнут по швам. Кинкару хотелось увидеть их лица, но у каждой на лице обычная дорожная маска под тюрбаном с вуалью. На мгновение у него появилось нелепое предположение… В этой пустыне звездные повелители приказали собраться своим людям. Но невозможно не заметить белой кожи ближайшего воина. Он гортианин, а не существо из космоса.
И пока он колебался, раздумывая, не стоит ли их окрикнуть, послышался сдавленный крик Воркен, а затем глубокий гул ручного барабана.
Люди внизу вскочили, словно их дернули за веревочки. Воины бросили женщин на седла ждущих ларнгов, и они в сопровождении одного мужчины поскакали: две оставшихся воина одной рукой натянули поводья, в другой держали обнаженные мечи. Раздался топот, и из кустов выскочил боевой ларнг. Кинкар, уже верхом на Симе, задержался, разглядывая новоприбывшего.
Ларнг гигантский; он должен быть таким, потому что сидящий на нем всадник тоже гигант. Его широкие плечи покрыты серебристым плащом, который блестит на свету раннего утра. Двое оставшихся воинов встали по обе его стороны, и все теперь ждали нападения.
Кинкар отыскал тропу, зигзагом спускающуюся по склону. Он не стал спешиваться, но поскакал на максимально возможной скорости, из-под когтей Сима отлетали камни и гравий. Тропа сделала резкий поворот, и перед Кинкаром открылась картина битвы на поляне у ручья.
Из кустов выскакивали люди в оборванной одежде и ржавых кольчугах, некоторые на худых ларнгах: их волна грозила захлестнуть троих обороняющихся. Но эти трое встретили волну обнаженными клинками. Слышались крики, вопли умирающих. Сим повернул, и Кинкар наклонился вперед, свистнул ему в уши — такой свист приводит ларнга в боевую ярость.
Они с брызгами пересекли ручей, взобрались на противоположный берег и устремились к схватке. Воркен, увидев перемещение Кинкара, нанесла ничего не подозревающему противнику удар в лицо, тот с криком покатился по земле: клюв и когти Воркен достигли цели. Сим, как он обучен, поднимался на дыбы и передними лапами сбрасывал всадников, а Кинкар одной рукой держался за седло, а другой работал мечом. Последовало несколько минут жестокого боя, затем снова послышался бой барабана. Человек, которому Кинкар собирался нанести удар, повернулся и бросился в кусты. А когда Кинкар поискал другого врага, он никого не нашел. Только тела на земле и трое воинов, на которых нападали. В остальном поляна пуста.
Один из воинов спешился, вытер меч о траву и вложил в ножны.
— Эти разведчики спрятали свои клыки, лорд Диллан… Человек, вложивший меч в ножны, расхохотался хриплым невеселым смехом. Он возразил товарищу.
— Ненадолго, Джонатал. Будь они обычным сбродом, одного такого урока было бы достаточно. Но у них есть предводитель, и он не отпустит нас с миром, пока есть мечи, готовые подняться против нас.
Гигант в серебристой одежде мимо своих людей поглядел на Кинкара, лицо его слегка помрачнело, хотя его трудно было разглядеть под дорожной маской. Что-то в этом пристальном взгляде заставило Кинкара высоко поднять голову. Он вызывающе посмотрел в ответ.
— Кто ты? — Вопрос, адресованный ему, звучал коротко и резко, как удар меча.
— Кинкар с'Руд, — ответил он, не используя всех обычных форм вежливого обращения.
— ., с'Руд, — повторил тот, но произнес это имя странно, с такой интонацией, какую Кинкар не слышал. — А твой знак? — настаивал всадник.
Кинкар распахнул плащ и показал герб у себя на груди, герб, на который, казалось, у него нет права.
— ., с'Руд, — снова сказал гигант. — А кто твоя мать?
— Анора, Дочь владения Стир.
Теперь все трое смотрели на него оценивающими взглядами. Но гиганта он, должно быть, удовлетворил, потому что лорд поднял над головой руку с раскрытой ладонью в обычном дружеском приветствии.
— Добро пожаловать на нашу дорогу, Кинкар с'Руд. Ты тоже пришел по вызову?
Кинкар оставался настороже.
— Я ищу место в пустыне… Лорд в серебре ответил:
— Я Диллан, а это Джонатал с'Кинстон и Вулт с'Марк. Мы носители плоти молний и искатели звезд.
Его сородичи, полукровки. Кинкар с любопытством рассматривал их. Два воина, на первый взгляд, ничем не отличаются от обычных высокорожденных обитателей владения. И хотя они обращались к лорду Диллану с уважением, это обращение одного близкого родича к другому, а не рядового воина к хозяину крепости.
Физические отличия лорда Диллана от остальных были так заметны, что чем дольше Кинкар ехал рядом с предводителем, тем сильнее ему казалось, что это не полукровка, но один из легендарных звездных повелителей собственной персоной. Его огромный рост и тембр голоса выдавали чуждое происхождение, хотя шлем, дорожная маска и плащ скрывали лицо и тело. Но ни Джонатал, ни Вурл не вели себя так, словно их предводитель — полубог. Никакого благоговейного страха, который заставлял Кинкара молчать и держаться немного в стороне, у них не было. Наверно, они всю жизнь провели в тени рожденных среди звезд и потому не удивлялись их чудесам. Но в битве лорд Диллан не убивал своих врагов молниями, он пользовался мечом, конечно, длиннее и тяжелее обычных, но меч такой же, какой висит на поясе самого Кинкара. А когда он говорил, то о самых обычных вещах: о том, сколько выдержат ларнги, о наступлении дня — дела, о которых шел бы разговор среди самых обычных путников.